Линьков уже никому не мог прийти на помощь, потому что был мертв. Выстрелом ему снесло полчелюсти. Скорчившееся тело Николая лежало возле бильярдного стола. Рядом валялась чугунная задвижка от печки. Кругом виднелись следы крови. Первый выстрел задел правое плечо: до сих пор его окоченевшая левая рука сжимала рану. Второй разнес в щепки ножку от стула. Третий… Третий выстрел сразил Линя наповал.
Когда Богданова наконец выглянула из своего убежища, то от увиденной картины потеряла сознание.
Она не знала, сколько времени пролежала так. Свежий воздух из разбитого окна спустя какое-то время привел ее в чувство. Девушка слабо застонала и с трудом разлепила глаза… Вот сейчас она встанет – и страшное видение исчезнет. Должно исчезнуть!
Наташа повернула голову. На полу, возле резной ножки бильярдного стола, по-прежнему лежал труп ее любовника.
– Не-ет! – Из груди девушки вырвался крик, сменившийся хрипом.
Наталья стояла на коленях и мотала головой, стараясь не смотреть туда, где вместо головы Николая… Это невозможно! Такое бывает только в боевиках и в фильмах ужасов. Сейчас ужас был рядом с ней: стоило лишь протянуть руку.
– Не хочу! – Она зарыдала, повалившись ничком на пол.
"А вдруг он жив?" – Эта мысль стеганула ее, как кнутом. Наташа подняла голову и заставила себя снова взглянуть в сторону Николая… Линьков не шевелился. Страшная, чудовищная рана – сплошное месиво. Если она будет продолжать смотреть туда, то сойдет с ума.
Наташу замутило. Преодолевая тошноту, она попробовала подняться на ноги. Кружилась голова, тело онемело, оно было как чужое и не слушалось ее.
Вдруг Наташа услышала, как кто-то поднимается по лестнице: шаги неровные, словно кому-то стоило нечеловеческих трудов забираться наверх. Вот опять!..
Богданова слушала странные звуки, но была не в силах сделать ни единого шага. "Сейчас они придут и расправятся со мной, – вяло подумала она. – Ну же, вставай, дуреха! Идиотка, вставай! Чего ты ждешь? Тебя пристрелят, как собаку!"
Шаги на лестнице затихли.
Наташа, переведя дыхание, обвела глазами комнату. И увидела пистолет. Он лежал недалеко от трупа, рядом с другой ножкой бильярдного стола. Не раздумывая ни секунды, она схватила оружие и спрятала его в сумку… Пусть попробуют теперь взять ее, подонки!
Дверь открылась. На пороге стоял Томаз.
– Уходи! – Парень, пошатываясь, держался за дверной косяк. – В пятку ранили, суки! Из окна пришлось прыгать. Уходи скорей, сейчас наши приедут! Я позвонил.
Томаз тяжело дышал. Его лицо и руки были в крови.
– Не бойся, не скажу, что ты была здесь. Никому ни словечка. И дядя Николай не скажет… – Гелашвили кивнул в сторону окна. – Домой уеду, в Тбилиси. Линя пристрелили, и мне здесь делать нечего. Надоели все ихние разборки! Ты молчи: не было тебя здесь, ясно? Хочешь жить – молчи!..
Наташа, сама не помня как, очутилась на улице.
"Бежать, скорее бежать отсюда! – Молодая женщина кинулась к воротам. – Стоп! – опомнилась Богданова. – Я приехала на своей машине. Значит, мгновенно вычислят, что была здесь. Машина должна стоять в гараже… – Наталья бросилась туда. – Только бы успеть! Только бы…"
Едва подбежала к гаражу, как услышала шум приближающегося автомобиля: она опоздала!
Подъехало несколько машин. Не въезжая на территорию виллы, автомобили остановились на дороге. Из них выскочили какие-то люди и побежали к дому.
Все делалось быстро и без лишнего шума.
Наташа, спрятавшись за гаражом, стала невольным свидетелем происходившего. Спустя несколько минут увидела, как из дома вывели хромающего Томаза Гелашвили и, толкая в спину, погнали к воротам. Усадили в машину. Потом все автомобили быстро уехали…
Наташа от удивления не могла прийти в себя. Только после того, как уехавших и след простыл, она поняла, что это была не милиция. Конечно, вспомнила она, Томаз сказал, что позвонил "своим".
Мысли в голове прояснились: "Нужно как можно скорее уехать отсюда. Николай…" – Оглянувшись на освещенный дом, Богданова застонала. Ему уже ничем не поможешь… Разве что самой остаться здесь навсегда!
Наташа распахнула ворота гаража. Машина стояла на месте. Богданова плюхнулась на сиденье и нажала на газ.
Сразу за жостовской развилкой навстречу ей попались две милицейские машины. Наташа сбавила скорость: остановят или нет? Машины пронеслись мимо. "Надо же! – Она скривилась. – Братки из Москвы быстрее районной милиции приехали".
Всю дорогу Богданова держала себя в руках. И только возле Катиного дома ее опять стало трясти.
***
– …Наташенька, Наташа!
Богданова услышала свое имя. Знакомый голос раздавался как бы откуда-то издалека.
– Успокойся, я с тобой! – Катя сидела рядом с подругой и легонько трясла ее за плечо.
– А? – очнулась Наташа.
– Ты кричишь. Не надо, пожалуйста! – Катя, желая успокоить, прижимала ее к себе.
– Я боюсь, боюсь, боюсь… – Наташа обхватила голову руками. И внезапно вздрогнула, словно обо что-то укололась. – Сережка! Где вторая сережка? – Она схватила себя за мочку правого уха.
Серьга действительно отсутствовала.
– Там замочек был слабый, я тебе сегодня на показе моделей об этом говорила. Помнишь? – Катя разговаривала с подругой как с ребенком, которому нельзя перечить.
Наташа бессмысленно мотала головой. В ее широко открытых глазах плескался ужас.
– Может, потеряла? – предположила Катя.
– Потеряла… – хрипло выдохнула Богданова. – Н-не знаю…
Она потянулась к своей сумочке и резким движением раскрыла ее. Содержимое вывалилось на пол.
Катя застыла от изумления: там не оказалось сережки, зато вместе с косметикой и всякой женской чепухой на пол вывалился пистолет.
– Они убили его! Я это видела сама, своими глазами… Зверье! Они убьют меня!
Глава 5
– Богданова заболела? – Круглые глаза Пономаревой уставились на Цареву.
Катя почувствовала себя неуютно от ее пронзительного взгляда. Она мгновенно вспомнила о прозвище Нины Ивановны… И вправду Сова. И взгляд неприятный, немигающий.
– А что с ней такое случилось? – резко спросила Пономарева.
С ума сойдешь с этими девчонками! Коллекция одежды "Весна – лето 2000" понравилась, демонстрация прошла на ура, на этой неделе предстоит три показа, только успевай поворачиваться – и на тебе!.. Какое дело девчонкам до инвесторов, динамики средств, освоения рынка, притока рекламы, бизнес-плана? Обо всем этом должна думать она, Пономарева. А эти профурсетки, только успев пройти пару раз по подиуму, тут же обзаводятся бойфрендами и начинают корчить из себя незнамо что: ах, заболело, ах, кольнуло!.. Переутомились они, видите ли. Шампанское хлестать небось не устают. От водочки тоже не отказываются. Иной раз почище любого мужика надерутся. Только у нее ничего не болит – тащит на себе воз, как ломовая лошадь. Ни с чем не считаешься, а эти… Болеешь, не тянешь – уйди, дай место другим!
Нина Ивановна прищурила глаза и уже готова была разразиться бранью, но вовремя спохватилась. Богданова никогда раньше ее не подводила.
– Так что с ней? – уже спокойнее переспросила Пономарева.
– Отравилась, – опустив глаза, ответила Катя. Это казалось ей самым удобным ответом.
– Как все не вовремя!
Царева благоразумно помалкивала.
– Ладно, – вздохнула Нинок, – выкрутимся. Наталье передай: скоро большой показ. Дня три ей хватит на поправку?
– Наверное, – неуверенно сказала Катя.
Зато Нина Ивановна была уверена во всем.
– Хватит! Я после отравления на следующий день поднималась. Здесь дело простое: или встаешь сразу, или в больницу на три недели. Желудок пусть промоет, травки попьет. Через четыре дня – большой показ; Иван Сергеевич Горин проявил к нам большой интерес. Богданова обязательно должна участвовать в демонстрации! – безапелляционным тоном произнесла она.
Катя автоматически отметила, что для Пономаревой теперь Наташа – уже не "прелесть Наташенька", а просто "Богданова Наталья"… Здесь никому ни до кого нет дела. Нужен – улыбаются, не нужен – в ту же секунду о тебе забывают. "У Нинки профессиональный навык наглости, который прогрессирует, как раковая опухоль…" – такие отзывы о Пономаревой не раз слыхала Катя. Все правильно: иначе не выжить, говорила сама Нина Ивановна, иначе сожрут.
Цареву покоробил тон Нины Ивановны, но она ее не осуждала. Скорее боялась, что та расспрашивать станет. Но главному художнику-модельеру, видимо, было не до расспросов.
В дни перед очередным показом Катерина пребывала в таком состоянии, что почти не обращала внимания на прикольчики других моделек. Она спокойно переносила презрительные взгляды Наденьки, которой удалось наконец перекрасить свои волосы в более-менее удачный тон. Не раздражал ее и покровительственный – царственный! – тон Тамары: ладно, как-нибудь переживет. Царица Тамара, как ее называли, все-таки нравилась ей больше других.
Крутиться девчонкам после большого показа приходилось очень много, и времени на выяснение отношений не оставалось. Но, как оказалось, не у всех. Катя старалась не замечать мелких уколов, и это казалось ей единственно разумным выходом. А вот смуглянка Лиза сцепилась-таки с неугомонной Наденькой. Непонятно, что они не поделили.
– Слушай, ну ты меня сегодня достала! – взорвалась в конце концов Лиза.
– Вылетишь отсюда, ясно? – прошипела разъяренная Надежда.
– Ой-ей-ей, напугала ежа голой задницей! – фыркнула Лиза. – Смотри, как бы самой не загреметь.
– Что-о?
– А то, что слышала! Это ты видала… – Последовали неприличный жест и такая непотребная брань, какую не каждый день можно услышать в злачных местах.
Разнимать разбушевавшихся манекенщиц прибежала Зинка.
– Девочки, вы с ума сошли! – Она металась от одной разъяренной фурии к другой.
Но бесполезно: топ-модели были готовы вцепиться друг дружке в физиономию.
– Красавицы мои! – Кудрявцева едва не плакала. Ее сморщенное гримасой лицо сейчас напоминало куриную гузку.
Остальные девчонки не вмешивались и хихикали по углам.
– Нине Ивановне скажу! – взвыла Зинка. И этот последний аргумент подействовал.
– Ну вот, разговелись скандалом, теперь целый день тихо будет, – безразличным тоном произнесла Тамара.
– А что – здесь всегда так? – спросила Катя.
– Почти. – Тамара презрительно хмыкнула. – Что с Натальей?
– Да… – запнулась Катя. – Отравление, дня три придется отлежаться.
Она опасалась смотреть в умные глаза этой спокойной девушки. А еще больше боялась пронырливой Зинки. Но той было не до Богдановой. Кудрявцева ограничилась чишь парочкой незначительных замечаний да подозрительным взглядом.
А с Натальей творилось нечто совсем нехорошее. Ту ночь, когда Богданова в полубессознательном состоянии вернулась из Никульского, она провела у Кати…
Ее рассказ привел Цареву в ужас. За всю ночь она ни разу, ни на секунду не сомкнула глаз.
– Тебе надо немедленно идти в милицию!
– Тогда уж в прокуратуру, а еще лучше – сразу на кладбище место занимать.
– Наташа, Наташа…
– Что – Наташа? Я не успею пикнуть, как братки приедут, быстрее милиции, поняла?! "Юнайтед братва", или как там это у них называется…
Она начинала плакать, и ее лицо превращалось в маску. Катя не узнавала своей подруги, когда та, погружаясь в воспоминания, безмолвно сидела на диване. С выражением странной отчужденности на лице. Иногда Наташа вздрагивала и начинала что-то бормотать нараспев. "Шел дым из ноздрей прокурора…" – неожиданно услышала Катя – и обалдела: "Что она несет? Совсем голову потеряла!"
– Наташа!
– А? – очнулась Богданова. – Это Николай пел. Нет теперь Николая. Умер. Убили. И меня…
Разговаривать с ней в такие минуты становилось невозможно.
– Зачем ты взяла пистолет?
– Боялась. Я смертельно испугалась. При тебе когда-нибудь убивали? Так, чтобы мозги вывалились, а?! И чтобы полчелюсти снесло… А ты тут, рядом, за стенкой… У них это называется разборкой.
– Послушай, надо искать выход, надо что-то делать, а не сидеть так. Они найдут тебя.
– Не найдут. Томаз обещал, что никому не расскажет про меня. Он любил Николая. Николай все делал для него, пытался лечить. Он на плаву держался только благодаря… – Наташа закрыла глаза, ей тяжело было говорить.
– Господи, да этот ваш Томаз – наркоман! – вырвалось у Кати. Сейчас ее бесила ни на чем не основанная уверенность подруги.
– Ну и что? Он обещал, – всхлипнув, упрямо продолжала твердить Наташа.
Она по-прежнему ничего не желала понимать.
– Ты говорила, что там еще был дядя Николая, который тоже тебя видел.
– Дядя? – удивилась Наташа, как будто только что об этом услышала. – Да, дядя был… – медленно произнесла она. – Томаз сказал, что он уедет в свою Белоруссию и будет молчать.
Катя выразительно подняла глаза вверх: как все просто, а? Томаз сказал – и дядя будет молчать.
– Там труп остался, значит, заведут уголовное дело и будут искать виновного. Сама же говорила, что, когда ты ехала, тебе навстречу попались милицейские машины.
– Да. Они примчались, когда братки уехали.
– Ты подобрала пистолет, из которого застрелили Николая. – Катя пробовала привести последний довод. – Понимаешь, что произойдет, если оружие найдут у тебя?
– Ничего не произойдет. Меня пристрелят. Как собаку. Пристрелят, и все… Не трогай меня! – вдруг закричала Наташа. – Я никуда не пойду, ни в какую прокуратуру, слышишь, никуда! – Она стала заикаться. – Если ты боишься за с-себя, я с-сейчас уйду.
Богданова вскочила с дивана, порываясь куда-то бежать.
– Никуда ты не пойдешь! Я тебя просто не пущу…
Была еще утерянная, причем неизвестно где, сережка – подковка с изумрудной капелькой и бриллиантами. Однако думать про это уже и вовсе не хотелось.
***
После демонстрации моделей, устроенной в одном из торговых центров, Катя снова терпеливо выслушивала рассуждения о европейском стиле и динамичных линиях. Она с честью выдержала еще два показа, сумев правильно сориентироваться в обстановке. Нина Ивановна была ею довольна.
– Рада, что не ошиблась в тебе! – Она потрепала Цареву по щеке. – Умница, будешь вести себя в таком духе – не пропадешь. Ты еще только-только на подиум ступила, а в этой жизни ничего не достается нам по дешевой цене.
Катя видела, как переглянулись недовольные благосклонностью к ней Пономаревой другие модельки.
– Деспот и его крепостные, – прокомментировала Тамара, подтолкнув локтем Наденьку.
– Новая примадонна появилась! – мгновенно отозвалась та. И злобно прищурилась.
"Скотный двор" – сразу вспомнила Катя выражение неизвестной ей Эльвиры Каневой, о которой упоминала Наташа.
Редактор модного журнала "Магия моды" Элла Борисовна Хрусталева, которая всерьез заинтересовалась «Подмосковьем», тоже присутствовала на показе. Сегодня на ней красовался темно-синий костюм в неширокую полоску. В отличие от прошлого раза, когда она появилась на показе разряженой как попугай, сейчас одежда именитой гостьи выглядела строго, по-деловому.
Пономарева оказывала Хрусталевой всяческое внимание.
– Рада, что вы выбрали наш костюм, – лучезарно улыбаясь, говорила Нина Ивановна. – Неплохая, как мне кажется, модель.
– Да, – важно кивнула головой Хрусталева. – Мои девочки в редакции тоже оценили. И совсем недорого…
"Еще бы! Недорого? Даром, считай, отдали. Цена просто смешная: ткань в два раза дороже стоит", – отметила про себя Пономарева.
– Я бы хотела еще что-то приобрети. Система скидок, надеюсь, будет действовать?
Нина Ивановна приложила руку к груди:
– Для вас – нет вопросов.
Пономарева, внутренне содрогаясь, прикидывала, во сколько ей обойдутся аппетиты главного редактора модного журнала… А куда деваться? Свое отдашь – лишь бы дело делалось. Хрусталева слыла женщиной не бедной, но Нина Ивановна из своего богатого опыта знала: чем состоятельнее человек, тем он прижимистее. Ни один еще от дармовых услуг не отказался!