Катя не ставила перед собой цели стать манекенщицей – все получилось само собой. Долго ли сумеет она продержаться на этом месте?..
Царева не сразу услышала трели дверного звонка, доносившиеся из прихожей. Ничему не удивляясь, Катя прошла в прихожую и молча распахнула дверь.
На пороге стоял Кошелев. Один. Она не видела Алексея с тех самых пор, как встретила его прогуливавшимся под ручку с Юлечкой Иванченко.
– Можно? – Алексей нерешительно топтался на пороге.
– Заходи, – равнодушно сказала Катя.
Он прошел в комнату.
– Я слышал, у вас чепэ в Доме моды. Об этом весь город говорит.
– Да, – проговорила она тем же безжизненным голосом.
– Катюша! – Кошелев во все глаза смотрел на нее. – Ты знаешь, я в последнее время много думал… О тебе.
Катя не отвечала. Взгляд ее скользил мимо Алексея… Этот-то откуда на ее голову навязался?! Хотелось вскочить, наорать на него, но она так устала сегодня, что было лень лишний раз шевельнуться.
– Ты прости меня, а?
– О чем ты?
– Я себя вел тогда… как подонок! Пьяный был, а тут еще дружок подзуживал. Мне никто не нужен, кроме тебя!
– Давно понял?
– Давай помиримся, а? Эта Юлька такая стерва! Надоела она мне…
– Не понимаю – при чем здесь я?
– Нет, ну как… Нам ведь было хорошо с тобой, помнишь?
– Извини, нет.
– Катюша! – Алексей шагнул к ней. – Ну что ты?
Катя заставила себя взглянуть на Кошелева в упор: неужели этот парень когда-то так много значил в ее жизни? Казалось, все было очень давно. И вообще – не с ней…
– Ты простишь меня?
– Алексей… – Она будто споткнулась на слове. – Сейчас все это никому не нужно. Простила, не простила – какая разница? Я забыла обо всем.
– Конечно, у тебя сейчас другая жизнь, – с раздражением сказал он.
– Это ничего не меняет. Извини, но ты мне не нужен. Что у нас с тобой было-то? Переспали раз, и все… – Бессознательно она копировала сейчас чужую манеру вести разговор – Тамары или Наденьки или всех сразу. – Не было у нас ничего, а главное – не будет. Возвращайся к Юлечке, с ее папашей не пропадешь. А я уж как-нибудь обойдусь без тебя.
– Ты изменилась.
– Конечно. А теперь тебе надо уйти. Спать очень хочу…
Она произносила слова равнодушным, усталым голосом. Так говорят с чужим и к тому же надоевшим до смерти человеком, от которого хотят поскорее избавиться. Кошелев и был чужой.
– Не уйду! – зло бросил он.
В комнату через открытое окно донесся шум подъехавшего к дому автомобиля.
Спустя минуту в прихожей опять прозвенел звонок.
– Очень кстати, – насмешливо пробормотала Катя.
Она распахнула дверь – и увидела перед собой Сазонова.
– Тимофей! – Она бросилась к нему на шею. – Как хорошо, что ты приехал!
– Катенька, ну что ты!
– Наташка… – В первый раз за сегодняшний день она заплакала громко, навзрыд.
Тимофей крепко прижал ее к себе и практически так и внес в комнату.
– Я поругался с Нинкой, написал заявление на отпуск за свой счет. Уехал, а тут – звонок. На похороны не успел… – торопливо говорил он. И вдруг заметил незнакомого парня в комнате.
– Это Алексей, мой одноклассник, – безо всякого выражения сказала Катя и не думая отстраняться от Сазонова. – Познакомьтесь. Тимофей Сазонов, ведуший художник-модельер Дома моды "Подмосковье".
– Я не вовремя?.. – замялся Тимофей.
– Вовремя! – твердо произнесла Катя.
Она заметила, как при этом перекосилось лицо Кошелева… Ей плевать! Пусть думает что угодно. А главное – пусть убирается отсюда навсегда!
…Кошелев, выходя из подъезда, громко хлопнул дверью.
"Ну, стерва, погоди! Я еще тебе покажу… Променяла меня на какого-то фраера! Художник-модельер… Подумаешь, фигура! – Он с ненавистью посмотрел на припаркованную у подъезда машину. – Ишь, на иномарке прикатил, зараза. А у меня папаша на простой «жигуль» раскошелиться не хочет. Говорит, сначала на права сдай. А чего на них сдавать? Купить все можно… Все бабы – шалавы и подстилки! – продолжал злиться он. – Все, все до одной! Пальцем помани – прибежит! А я-то сегодня хорош: Катюша, Катюша! Примчался с распростертыми объятиями, а она… Тьфу!" – Кошелев грязно выругался, поднял воротник куртки, спасаясь от леденящего ветра, и зашагал прочь.
А Катя в это время сидела на диване рядом с Сазоновым и пристально смотрела на Тимофея. Она невольно сравнивала его с Кошелевым. Тот, выхоленный красавец, был для нее пустым местом, а Тимофей…
– Можно я тоже буду звать тебя Тимом, как Наташа?
– Конечно, Катюша.
– Мне было так плохо, так тяжело… – Взгляд ее громадных зеленых глаз не отрывался от его лица. – Я никому не могу ничего рассказать…
Тимофей обнимал Катю за плечи и гладил, нежно и бережно:
– Успокойся, успокойся…
– Никого не хочу видеть – только тебя.
Некоторое время они сидели молча.
– Тим! – Она заглянула в его серые глаза. – То, что говорят про Наташу, не правда. Она никого не убивала.
– Я знаю.
– Откуда? – встрепенулась Катерина. – Откуда знаешь? Она тебе что-то говорила?
– Нет.
– Тогда… Я не понимаю, – растерянно произнесла она.
– Наташа никого не могла убить, а уж тем более – Николая Линькова. Она его любила.
– Да, – согласно кивнула Катя. – Любила… Тим! – Она взяла его руку. – Я не могу сейчас ничего рассказывать. Лучше не надо. Потом когда-нибудь, ладно?
– Хорошо, Катюша, хорошо. Ты успокойся.
– Не могу, не хочу успокаиваться! Наташа была моей подругой. Единственной! У меня в школе не было друзей. Так получилось. А Наташка, она… – По щекам Кати бежали и бежали слезы, и она не вытирала их. – У меня никогда больше не будет такой подруги, никогда!.. – Катя прижалась к Тимофею, словно искала у него защиты.
– Ну, не надо, не плачь.
– Тимофей, как подумаю, что из-за каких-то негодяев… – Катя прикрыла ладошкой рот и испуганно умолкла. С тех пор как погибла Наташа, она еще никому ни о чем не проговаривалась.
Сазонов сделал вид, будто ничего не слышал. Он только гладил ее по голове, как маленькую. Еще совсем недавно Катерина точно так же гладила по голове Наташу.
– Столько цветов было! Гвоздики, розы, хризантемы… Она вся утопала в них. Сегодня, когда проходила мимо цветочного киоска, испугалась. Казалось, сейчас оттуда выглянет Наташино лицо… Ненавижу все эти цветы! Я сумасшедшая, да?
– Нет.
– Даже плакать не могла. Зинка Кудрявцева лила крокодиловы слезы, а сама каких только гадостей не говорила!
– Нашла на кого смотреть – на Зинку.
– На поминки я не пошла. Не могу слушать эти глупости. Лица у всех постные. Одна Тамара правду сказала: ей все завидовали…
– Про зависть – ей виднее. А вот на поминки зря не осталась. Надо бы помянуть Наташу.
– Тим, давай вдвоем ее помянем, а? Такая тяжесть на душе, такая тоска – хоть кричи.
Слезы у Кати высохли. Она вскочила с дивана:
– Сейчас гляну, что там в холодильнике есть. Мать сегодня что-то принесла.
Тимофей остановил ее:
– Сиди, я все сам сделаю. Надо спиртное купить.
– Наташа шампанское пила.
– Шампанским не поминают, – возразил Тимофей.
– Тогда водку, только очень хорошую. Подожди, я пойду с тобой. У нас тут, в подвальчике, работает ночной магазин, но ты один его не найдешь. Это совсем рядом…
Когда Катя и Тимофей выходили из подъезда, им навстречу попалась любопытная соседка. Она, не скрывая интереса, уставилась на Сазонова: сразу отметила его длинное кашемировое пальто, пушистый шарф, небрежно обернутый вокруг шеи. Женщина завистливо прищурила глаза, когда увидела, что Катин знакомый направился к иномарке.
– Садись! – Тимофей распахнул перед Катей дверцу.
– Тут недалеко, – возразила она.
– Ну и что? Не пешком же идти.
– Ты прямо как Наташа: шагу лишнего ступить не хочешь…
Катя уловила многозначительный взгляд соседки и передернула плечом: да пошла она куда подальше, дура старая! Только ее внученьку могут в два часа ночи на машине привозить и заносить в подъезд в бессознательном состоянии. Это считается в порядке вещей. Ее внучка, дескать, королева, а все остальные – быдло и ничтожество… Однако Катя заставила себя приветливо поздороваться с соседкой. В машину девушка садилась не торопясь, с достоинством.
– Бросаем вызов обществу? Умница. – Тим все заметил.
– Ну ее к черту, эту сплетницу, надоело!
Возвратились они через час. Водка в подвальчике показалась Сазонову подозрительной, и Тим ее за-браковал. Пришлось поколесить в поисках нормальной бутылки.
– Наверное, это чудовищно, – призналась Катя, – но я почему-то страшно проголодалась.
– Сколько времени ты уже не ела?
– Третий день пошел, кажется…
Они сидели за столом. Наполненная водкой рюмка отдельно стояла на столе, возле фотографии Наташи – одной из ее старых фотографий, подаренных в свое время Кате.
– Я помню этот снимок, – сказал Тимофей.
На фотографии Наталья улыбалась. Лицо, снятое вполоборота, светилось радостью. Широко распахнутые глаза смотрели на мир весело и дружелюбно. Казалось, ни у одного существа не может подняться рука на такую красоту. Но вот ведь поднялась.
– Как живая, – выдохнула Катя. – Такое впечатление, что Наташа сейчас с нами. Сидит рядом и слушает, о чем мы говорим.
Они выпили, не чокаясь.
– Из-за чего ты поцапался с Пономаревой?
Сазонов поморщился:
– Не хочу сейчас про это говорить.
– А все-таки?
– У нее психология, как у мелкой лавочницы. Если сегодня она вложила во что-то деньги, то уже завтра хочет иметь прибыль, а лучше – сегодня к вечеру. Она не любит рисковать. Не думал, что у нас так скоро возникнут разногласия. – Тимофей отложил вилку в сторону. – Не нагружайся моими проблемами. Сам разберусь.
Они продолжили застолье при свете мерцающей свечи. Катя забралась с ногами на диван и, обхватив колени, внимательно разглядывала Тимофея: как будто видела его впервые в жизни…
– У тебя немного отросли волосы. – Она дотронулась рукой до его прически. – Так гораздо лучше.
Он прижался щекой к ее пальцам.
– Хотел тебе понравиться.
– Правда? – Катя не отнимала руки. – Вокруг тебя столько девчонок крутится.
– Я их просто не замечаю.
– Это не правда.
– Правда, Катюша. До тебя я ни на одну из них не обращал внимания.
– А я ведь с осени в Доме моды работаю, мог бы и раньше меня заметить. Или ты только манекенщицей способен заинтересоваться?
– Ну вот такой я, значит, глупый. Пока нос к носу с тобой не столкнулся, не разглядел.
– Давай выпьем еще понемножку, – предложила Катя.
Тимофей послушно наполнил рюмки.
– Напьюсь и начну к тебе приставать, – пообещал он.
– Ну и что? Я, может, хочу, чтобы ты пристал ко мне!
– Не надо так шутить.
– Я не шучу.
– А как же красавчик, который только что был здесь?
Катя выпила свою рюмку.
– Как принято писать в журналах, – скривилась она то ли от водки, то ли от своих неутешительных мыслей, – Алексей Кошелев – мой отрицательный жизненный опыт. Больше этот парень здесь не появится.
Сазонов поперхнулся.
Катя вскочила и налила ему воды.
В обществе Тимофея она испытывала странное ощущение… Как сходила она прежде с ума по Алексею, как ее трясло от каждого его прикосновения! Обмирала, стоило лишь заглянуть ему в глаза – в наглые, насмешливые, лживые глаза. Теперь же все по-другому. Катя чувствовала себя просто и естественно. Хотелось сидеть рядом, гладить сильные, нервные пальцы Сазонова, которые чутко реагировали на каждое ее прикосновение. Она знала: не обидит, не обманет, не станет насмехаться… Отчего рождается подобная уверенность? Катя и сама не понимала.
– Катюша… – Тимофей обнял ее и усадил к себе на колени.
– Знаешь, наверное, я жутко испорченная, если в такой день думаю о… Ну, в общем, о…
***
Его волосы щекотали ей ухо. Она задыхалась от волнения…
…Они лежали в постели, отдыхая от ласк. Свечка еще не догорела. Взглянув на мигающий огонек, Катя удивилась: казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она очутилась в объятиях Тимофея.
Она откинула одеяло и, не стесняясь своей наготы, подошла к окну.
– Простынешь. – Тимофей следил за ней взглядом.
– Нет. – Катя обернулась.
После "неудачного опыта" с Кошелевым Катя не представляла себе, что сможет так быстро забыть об этом. И уж тем более что все произойдет в такой печальный день. Она где-то читала: люди в такой неординарной ситуации еще сильнее тянутся друг к другу, ищут близости; ощущения, которые они при этом испытывают, особенно остры. О последнем, из-за неудачного сексуального опыта, Катя с уверенностью судить не могла. Но поражало, насколько комфортно и спокойно ощущала себя с Тимофеем. Исчезла тягучая, изматывавшая душу тоска.
– Тебе… было хорошо? – Катя вернулась, села на постель и посмотрела ему прямо в глаза.
– Ты еще спрашиваешь! – Тимофей потянулся к ней.
Сазонов не был дамским угодником. Женщины, которые время от времени появлялись в его жизни, вскоре из нее исчезали, не оставив заметного следа. Проходило время – и он забывал об их существовании. Ни одна из них по-настоящему не «зацепила» его.
Тимофею вдруг пришло на ум откровенное, даже циничное высказывание одного его однокурсника, Витюши Парфенова. Тот по окончании института работал в театре дизайнером по костюмам. И к нему льнули девицы и дамы самых различных возрастов. Ровесник Сазонова, он, в отличие от своего приятеля, приобрел немалый опыт. Так вот Витюша говаривал так: "Не бойся женщины, которая держит тебя за… а бойся той, что держит за душу". Сейчас Тимофей понял: Катя – это не проходной эпизод в его жизни: она серьезно затронула его душу…
Сердце сладко сжалось. И тут же Сазонов ощутил внутри болезненный укол: а сумеет ли он удержать девушку возле себя?
Глава 12
Илья Садчиков от злобы так шарахнул дверью подъезда, что его любимый курцхаар по кличке Герцог, которого он вел на прогулку, присел от неожиданности.
– Сволочь! – негромко прошипел Илья. И, заметив недоуменный собачий взгляд, скривился. – Да не ты, Герцог, сволочь, а братец мой.
Он отстегнул поводок и приказал:
– Иди погуляй.
Герцог, отпущенный на свободу, радостно взлаял и помчался к скверу, где обычно хозяева выгуливали домашних питомцев.
В собачьей компании курцхаар пользовался дурной репутацией: мог покусать более слабого противника – маленькие собачки при его появлении с визгом бежали к хозяевам, надеясь там найти защиту. Каждая прогулка Герцога сопровождалась скандалом, он постоянно затевал склоки. Хитрый пес к мощным сторожевым кобелям не цеплялся, понимая, что те зададут ему хорошую трепку. Он преследовал сучек. Это был настоящий сексуальный маньяк.
Курцхаар – охотничья порода собак: среднего размера, гладкошерстная, коричневого окраса с седым крапом. Однако Садчиков, заведя Герцога, не собирался ни на кого охотиться. Собака оказалась у него случайно. Потом он привык к кобелю, чей нрав полностью соответствовал характеру хозяина.
Весь свой охотничий инстинкт пес вкладывал в любимое занятие – охоту на самок. Его домогательствам подвергались все собаки женского пола в окрестностях. Владельцы собак, оберегая своих любимиц от наглых посягательств, старались выгуливать собак в то время, когда Герцог сидел дома. Но полнос-тью избежать контактов было невозможно.
Вот и сейчас из глубины сквера раздался громкий собачий лай. Пожилая женщина вела на поводке двух небольших собак, кобеля и суку, которую сразу учуял Герцог, – и накинулся на нее с яростью, подобно пылкому любовнику.
Хозяйка собак растерялась и выпустила поводок. Кобелек, проявив храбрость, попытался вступиться за честь своей подруги, но тут же был отброшен в сторону более сильным и наглым ухажером.
Герцог без помех взгромоздился на сучку.
Увидев такую беспардонность и явное насилие, хозяйка опомнилась – и бросилась к ближайшим кустам, чтобы выломать прут: другого средства защиты у нее под рукой не оказалось… Голося во все горло, она со всей силы стегнула хама прутом по спине.
Герцог, не ожидавший отпора, соскочил с сучки и оскалил зубы.
– Да я тебя!.. – орала тетка, не собираясь отступать. – Тварь беспутная!