— Ладно, — сказал он с нотками смирения, которых она никогда не слышала в его голосе. Он всегда получал что хочет. С какой стати ему смиряться?
Он вылез из кареты менее резво, чем обычно, и протянул руку, чтобы помочь ей. Амелия спустилась на землю и помедлила, расправляя юбки.
Она никогда не была в «Счастливом зайце», хотя много раз проезжала мимо. Гостиница располагалась у главной дороги, а она провела всю жизнь, не считая двух светских сезонов в Лондоне, в этой части Линкольншира. Но она никогда не заходила внутрь. Это был постоялый двор, предназначенный в основном для путешественников, проезжавших мимо. К тому же ее мать никогда бы не ступила ногой в подобное заведение. Собственно, имелось только три гостиницы на пути в Лондон, где она соизволяла останавливаться, что делало поездки несколько затруднительными.
— Вы часто приходите сюда? — спросила Амелия, взяв его под руку. Было на удивление волнующе опираться на руку своего нареченного не потому, что это обязанность, которую они оба должны исполнять. Скорее казалось, что они молодая пара, выбравшаяся на прогулку, чтобы побыть вдвоем.
— Хозяин гостиницы — мой друг, — ответил он.
Она повернулась к нему.
— Правда? — До этого дня он был для нее герцогам, поднятым на пьедестал, слишком высокий, чтобы общаться с простыми смертными.
— Неужели так трудно представить, что я могу иметь друга не из высших кругов? — поинтересовался он.
— Нет, конечно, — ответила Амелия. Не могла же она сказать ему, что ей трудно представить, что у него вообще есть друзья независимо от сословия. Не потому, конечно, что он был недостаточно обаятелен. Совсем наоборот. Он был настолько великолепен во всех отношениях, что казалось немыслимым подойти к нему и сказать что-нибудь легкомысленное или обыденное. А разве не это определяет дружеские отношения? Которые слагаются из таких заурядных событий, как прятаться под одним зонтиком под дождем или сидеть рядышком на скверном спектакле?
Она видела, как относятся к нему окружающие. Либо заискивают и распускают перья, вымаливая милости, либо робеют, не решаясь вступить в разговор.
Амелия никогда не задумывалась об этом, но, должно быть, это довольно одинокое существование для человека.
Они вошли в гостиницу, и хотя Амелия старалась не вертеть головой, ее глаза рыскали по сторонам, пытаясь охватить все взглядом. Она не совсем понимала, что ее мать находила столь отталкивающим. Все выглядело достаточно прилично. В воздухе божественно пахло свежеиспеченным мясным пирогом, корицей и чем-то еще, сладким и острым.
Они направились в общий зал, где их радостно приветствовал хозяин:
— Уиндем! Два визита за два дня! Чему я обязан такой чести?
— Угомонись, Глэддиш, — буркнул Томас, проследовав с Амелией к бару. Чувствуя себя ужасно бесшабашной, она забралась на высокий табурет.
— Ты пьянствовал, — заметил хозяин гостиницы, хмыкнув. — Но не здесь и не со мной. Я сокрушен.
— Мне нужна твоя микстура, — сказал Томас.
— А мне нужно, чтобы ты меня представил, — парировал хозяин.
Амелия улыбнулась. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь говорил с Уиндемом в таком тоне. Пожалуй, Грейс… порой. Но она никогда не была такой дерзкой.
— Гарри Глэддиш, — раздраженно сказал Томас, недовольный тем, что должен плясать под чужую дудку. — Позвольте представить вам леди Амелию Уиллоуби, дочь графа Кроуленда.
— И твою невесту, — добавил Гарри.
— Рада познакомиться, — сказала Амелия, протянув руку.
Он поцеловал ее, вызвав у нее улыбку.
— Мне не терпелось познакомиться с вами, леди Амелия.
Ее лицо осветилось.
— Правда?
— С тех пор как… Черт, Уиндем, как давно мы знаем, что ты помолвлен?
Томас со скучающим видом скрестил на груди руки.
— Я знаю об этом с семи лет.
Мистер Глэддиш повернулся к ней с дьявольской ухмылкой.
— Тогда и я знаю об этом с семи лет. Видите ли, мы ровесники.
— Сколько же времени вы знаете друг друга? — поинтересовалась Амелия.
— Всегда, — заявил мистер Глэддиш.
— С трех лет, — уточнил Томас и потер виски. — Приготовь мне микстуру, если тебя не затруднит.
— Мой отец был помощником старшего конюха в Белгрейве, — сообщил мистер Глэддиш, пропустив мимо ушей его просьбу. — Он учил нас ездить верхом. Я был лучше.
— Чепуха.
Мистер Глэддиш подался вперед.
— Во всем.
— Скажи еще, что ты женат, — поддел его Томас.
— Вы женаты? — удивилась Амелия. — Как чудесно!
— Надо будет пригласить вас с женой в Белгрейв, когда мы поженимся. — Она никогда не говорила об их будущей жизни с такой определенностью. Ей самой не верилось, что у нее хватило смелости сказать это.
— Мы были бы в восторге, — отозвался мистер Глэддиш, бросив на Томаса выразительный взгляд, и Амелия заподозрила, что Уиндем никогда не приглашал его к себе.
— Приготовь микстуру, Гарри, — почти прорычал Томас. — Сейчас же.
— Он пьян, знаете ли, — сообщил ей мистер Глэддиш.
— Теперь уже нет, — возразила она. — Но был, и весьма. — Она повернулась к Томасу и улыбнулась. — Мне нравится ваш друг.
— Гарри, — сказал Томас, — если ты не поставишь микстуру на эту стойку в течение следующих тридцати секунд, Бог свидетель, я сровняю это заведение с землей.
— Типичное злоупотребление властью, — покачал головой мистер Глэддиш, принявшись за дело. — Мне остается только молиться, что вы окажете на него благотворное влияние.
— Я могу сделать только то, что в моих силах, — сказала Амелия своим самым чопорным и ханжеским тоном.
— По правде говоря, — отозвался мистер Глэддиш, положив руку на сердце, — это относится к каждому из нас.
— Вы говорите, как викарий, — заметила Амелия с улыбкой.
— Неужели? Буду считать это комплиментом, Я долго тренировался, отрабатывая тон викария. Это бесит Уиндема, а значит, стоит того, чтобы стараться.
Томас потянул руку через стойку и схватил приятеля за воротник с силой, неожиданной для его плачевного состояния.
— Гарри…
— Томас, Томас, — укоризненно произнес мистер Глэддиш, и Амелия чуть не рассмеялась при виде ее нареченного, призываемого к порядку хозяином гостиницы. Это было чудесно. — Только пьяных выходок мне не хватало, — продолжил он. На, выпей ради спокойствия всех остальных. — Он поставил на стойку стаканчик, наполненный чем-то желтоватым. Амелия подалась вперед, изучая содержимое. Оно было вязким, с темно-коричневыми прожилками и красными вкраплениями и чудовищно воняло.
— Святые небеса, — сказала она, подняв глаза на Томаса. — Вы ведь не собираетесь это пить?
Он схватил стакан, поднес его к губам и проглотил залпом. Амелия поморщилась, не сдержав стона. Ее затошнило только от одного взгляда на то, как он это проделал.
Томас содрогнулся, его челюсть напряглась и задрожала, словно он пытался подавить что-то крайне неприятное. А затем он испустил длинный, прерывистый вздох.
Амелия отпрянула от убийственного запаха, усомнившись насчет обещанного поцелуя. Пожалуй, лучше отложить его на другой день.
— Ну как на вкус? Как в прежние времена? — поинтересовался мистер Глэддиш.
Томас твердо встретил его взгляд.
— Лучше.
Тут мистер Глэддиш рассмеялся, и Томас присоединился к нему. Амелия в недоумении наблюдала за ними, не в первый раз пожалев, что у нее нет братьев. Определенно ей не хватает опыта общения с особями мужского пола, чтобы понять этих двух.
— Сейчас тебе полегчает, — сказал мистер Глэддиш.
Томас кивнул.
— Вот почему я здесь.
— Вы уже пили это раньше? — удивилась Амелия, невольно сморщив нос.
Томас открыл рот, но мистер Глэддиш опередил его:
— Он оторвет мне голову, если я расскажу вам, сколько таких стаканчиков он опрокинул.
— Гарри… — произнес Томас предостерегающим тоном.
— Мы были молодыми и глупыми, — сказал Гарри, подняв обе руки, словно это что-то объясняло. — Честно говоря, потом мне не приходилось делать эту микстуру годами.
Амелия была рада это слышать. Как ни забавно было видеть Томаса не в лучшем состоянии; ей совсем не улыбался брак с пьяницей. И все же ей было любопытно, что заставило его напиться.
— Не считая стаканчика, который я подал твоему приятелю позавчера, — небрежно сообщил Гарри.
— Моему приятелю, — повторил Томас.
Амелия не обратила бы особого внимания на эти слова, если бы не его странный тон, скучающий и вместе с тем… опасный. Она бросила на него острый взгляд.
— Ну да, — сказал Гарри. — Ты был с ним здесь только вчера, если помнишь.
— У вас гости? — поинтересовалась Амелия. — Кто это?
— Никто, — обронил Томас, даже не взглянув на нее. — Лондонский знакомый. Мы когда-то фехтовали вместе.
— Он отлично управляется со шпагой, — вставил Гарри. — Выигрывал у меня все поединки, как ни больно мне это признавать.
— Вы присутствовали на его уроках по фехтованию? — удивилась Амелия. — Какая прелесть.
— Я присутствовал на всех его уроках, — улыбнулся Гарри. Это была настоящая улыбка, без подначки или иронии.
— Щедрый жест моего отца, — подтвердил Томас. — Впрочем, не слишком. Обучение Гарри прекратилось, когда я уехал в Итон.
— Но Уиндему не удалось избавиться от меня так легко, — сказал Гарри и, подавшись к Амелии, доверительно сообщил: — У каждого в жизни есть кто-то, кто знает все его секреты.
Ее глаза расширились.
— И вы знаете?
— Все его секреты? Конечно.
Амелия взглянула на Томаса. Он не стал спорить. Она перевела заинтригованный взгляд на Гарри.
— Значит, это правда?
— Вы не поверили мне на слово?
— Я всего лишь хотела удостовериться, отозвалась она с притворной застенчивостью.
— Ладно, выходите замуж за этого парня, а мне всего лишь приходится бывать в его обществе раз в неделю. — Гарри повернулся к Томасу и взял со стойки пустой стакан из-под микстуры. — Ну как? Добавки не понадобится?
— Спасибо, одного стакана вполне достаточно.
— Вы действительно выглядите лучше, — заметила Амелия с некоторым удивлением. — Уже не такой зеленый.
— Скорее желтый, — вставил Гарри. — Не считая пурпурного оттенка под глазом. Королевские цвета.
— Гарри, — сказал Томас с таким видом, словно его терпение на пределе.
Гарри склонился к Амелии.
У аристократов никогда не бывает обычных синяков. Только пурпурные. Лучше смотрится с мантией.
— С какой мантией?
Гарри небрежно махнул рукой.
— С любой.
Томас взял Амелию за локоть.
— Нам пора, Гарри.
Гарри усмехнулся.
— Уже?
Амелия помахала ему свободной рукой, следуя за Томасом, который тащил ее к выходу.
— Приятно было познакомиться, мистер Глэддиш!
— Заходите в любое время, леди Амелия.
— Спасибо, я…
Но Томас уже вытащил ее из зала.
— Он очень милый, — заметила Амелия, семеня рядом с ним.
— Милый, — повторил Томас, покачав головой. — Это он умеет. — Он быстро обвел ее вокруг лужи, хотя и не особенно ловко, и ей пришлось прыгать, чтобы не намочить обувь.
Кучер уже держал дверцу кареты открытой, когда они подошли. Амелия позволила Томасу помочь ей забраться внутрь, но не успела усесться, как услышала:
— В Берджес-Парк.
— Нет! — воскликнула она, высунувшись наружу. — Только не туда.
Святые небеса, это будет катастрофа.
Глава 10
Томас устремил на нее долгий взгляд, затем сделал знак кучеру оставить их наедине. Поскольку Амелия уже наполовину свисала из кареты, ему не требовалось подаваться вперед, чтобы спросить:
— Почему?
— Чтобы сберечь ваше достоинство, — сказала она, словно это само собой разумелось. — Я сказала Милли…
— Милли?
— Это моя сестра. — Ее глаза обиженно расширились в свойственной женщинам манере, когда они досадуют, что их спутник не может мгновенно уловить ход их мыслей. — Вы же помните, что у меня есть сестра.
— Насколько я помню, у вас их несколько, — сухо заметил он.
На ее лице промелькнуло раздражение.
— К сожалению, утром, когда я увидела вас, со мной была Милли…
Томас выругался себе под нос.
— Ваша сестра видела меня.
— Только одна, — заверила она. — И, к счастью для вас, та из них, которая может хранить секреты.
Странно, но это не успокоило Томаса.
— Продолжайте, — велел он.
Что она и проделала с большим оживлением.
— Мне нужно было как-то объяснить маме, почему я бросила Милли посреди улицы. Поэтому я попросила Милли сказать ей, будто я встретила Грейс, выполнявшую поручения вашей бабушки, и будто Грейс пригласила меня в Белгрейв, причем я должна была ехать немедленно, потому что вдовствующая герцогиня приказала Грейс сразу же вернуться.
Томас моргнул, пытаясь следовать за ее мыслью.
— Ведь если бы у меня было время, я могла бы сама зайти в магазин и сообщить маме об изменении моих планов.
Она уставилась на него с таким видом, словно ожидала ответа. Он молчал.
— А если бы я поговорила с мамой, — добавила она с заметным нетерпением в голосе, — она бы настояла на том, чтобы выйти наружу, и хотя вы весьма привлекательны, должна признаться, что не представляю, как бы я выдала вас за Грейс Эверсли.
Томас подождал, пока не убедился, что она закончила, и осведомился:
— Вы, кажется, иронизируете?
Последовало короткое, но крайне раздраженное молчание.
— Когда это требуется в разговоре, — парировала Амелия, вызывающе вздернув брови.
Томас молча смотрел на нее, скрывая веселье. Если она намерена играть в высокомерие, ей никогда не победить.
И точно: не прошло и пяти секунд состязания взглядами, как она набрала в грудь воздуха и продолжила, словно не останавливалась:
— Теперь вы понимаете, почему я не могу вернуться в Берджес так рано? Вряд ли я смогу объяснить, как вышло, что я поехала в Белгрейв с визитом, а вместо этого приехала домой. А если задержусь, как я объясню, с кем провела время?
— Со мной, — сказал он.
Она тупо уставилась на него. Точнее, у нее был такой вид, словно она сомневалась в его уме.
— Прошу прощения?
— Вы можете сказать, что были со мной, — пояснил он.
Теперь ее лицо приняло скептическое выражение.
— Мама будет в восторге, но никто больше не поверит.
Томас не совсем понимал, почему он почувствовал себя задетым, однако это придало его голосу ледяные нотки.
— Вы не могли бы пояснить, что имеете в виду?
Амелия издала смешок, но он выжидающе молчал и она посерьезнела.
— Так вы серьезно?
— А вы подумали, я шучу?
Она сжала губы, смутившись на мгновение.
— Конечно, нет, ваша светлость.
Он не стал напоминать ей, что его зовут Томас.
— Но вы должны понять и мою точку зрения, — продолжила она, когда он уже решил, что больше ничего не последует. — Вы когда-нибудь приглашали меня в Белгрейв?
— Вы постоянно торчите там.
— И вижу вас минут десять, от силы пятнадцать, когда вы особенно снисходительны.
Он недоверчиво уставился на нее.
— Вы были более сговорчивы, когда считали, что я пьян.
— Но вы действительно были пьяны.
— Не важно. — Он склонил голову, сжав пальцами переносицу. Проклятие, что прикажете делать со всем этим?
— У вас болит голова? — поинтересовалась она.
Он поднял глаза.
— Вы всегда так делаете, — она изобразила его жест, — когда вас беспокоит голова.
Он столько разделал это за последние двадцать четыре часа, что удивительно, как это у него на переносице не появился такой же синяк, как под глазом.
— Меня многое беспокоит, — буркнул Томас, но у нее был такой огорченный вид, что он счел нужным добавить: — Я не имею в виду вас.
Ее губы приоткрылись, но она воздержалась от комментариев.
Томас тоже молчал, и прошла целая минута, прежде чем она удрученно сказала:
— Пожалуй, нам придется поехать. В Белгрейв, — уточнила она в ответ на его вопросительный взгляд. — Хотя вы, наверное, думали, что мы могли бы просто покататься по окрестностям часок-другой, а потом вернуться домой.