— Лили, остановись, пожалуйста, остановись… — взмолился напрягшийся всем телом Калеб.
Но его мольба лишь вызвала в ней новый всплеск страсти, и она стала двигаться еще увереннее, продолжая начатую им сладостную битву. Она прижималась к нему всем телом, она танцевала под ним так, что в конце концов он полностью утратил контроль над происходящим.
Но вот наконец наступила сладостная развязка, и вместе с высшим наслаждением Лили почувствовала удивление оттого, с какой силой содрогается лежавшее поверх нее мужское тело. В какой-то момент ей показалось, что он вот-вот раздавит ее своим весом. Все еще тяжело дыша, от откинулся назад.
— Я не хотел доводить до этого, — заметил он, и только тут Лили с беспощадной ясностью поняла весь ужас своего положения.
— Ты прекрасно знал, что делаешь! — воскликнула она, отпрянув от Калеба. Чувствуя, что слезы жгут ей глаза, она в темноте принялась разыскивать свою одежду. Калеб тоже поднялся с дивана и стал одеваться.
— Лили, я всего лишь хотел показать тебе, что ты можешь испытать, если будешь со мной. И я собирался остановиться, как только удовлетворю тебя, но ты не позволила мне этого сделать.
То, что в его словах заключалась правда, лишь сильнее разожгло в Лили стыд. Она в отчаянии спрашивала себя, как она позволила себе совершить такой глупый, такой возмутительный шаг. Еще минуту назад она кружилась в вальсе на балу, а в следующее мгновение улеглась под Калеба Холидея, словно какая-нибудь потаскушка.
Она вскрикнула от отчаяния и гнева и вырвалась, почувствовав на своих плечах руки Калеба. У нее было такое ощущение, будто он отнял ее собственное тело, и оно больше ей не принадлежит.
— Все будет хорошо, Лили, — нежно прошептал он, и она припала к нему, не в силах сдержать рыданий.
Он не выпускал ее из объятий, пока она плакала, а потом подал ей нижнюю одежду и платье. Подождав, пока она оденется, он снова зажег лампу.
— Прости меня, — сказал он, застегивая последние пуговицы на мундире.
— Отвези меня домой, — сказала она, предпринимая практически бесплодные попытки восстановить прическу.
Со вздохом Калеб жестом пригласил ее выйти, а сам потушил свет в комнате.
Лили уже вышла на улицу и вдыхала свежий ночной воздух, когда он догнал ее.
— Я сказал, что прошу простить меня, — повторил он, беря ее под локоть и пристраиваясь в такт ее шагам.
— Чудесно! — фыркнула она гневно. И шепотом продолжила: — Ты разрушил девушке всю ее жизнь, а потом заявляешь, что просишь прощения! Будь ты проклят вместе со своей лицемерной учтивостью, Калеб Холидей!
Он прижал ее к груди и заглянул в глаза. Из окон офицерского собрания все еще доносились звуки вальса.
— Ты ведешь себя так, будто это я один во всем виноват, — сердито сказал он. — Но ведь больше виновна ты сама, и ты чертовски хорошо это знаешь!
— Я? — воскликнула Лили. — Так это я сама сбросила с себя всю одежду?!
— Может быть, и нет, — не уступал Калеб, стоя перед ней нос к носу. — Но зато ты можешь назвать мне того дьявола, который помогал раздеваться мне!
Лили, совершенно шокированная, в ужасе принялась озираться: не подслушал ли кто-то их перепалку.
— Я должна уехать отсюда! — прошептала она.
— Нам обоим пора убираться, — со вздохом согласился Калеб. — Идем же. Я доставлю тебя обратно к Тиббетам.
Лили несколько успокоилась, но не собиралась мириться.
— Я и сама прекрасно дойду до их дома, большое спасибо.
Калеб, сдержанно чертыхнувшись, попросту развернул ее на месте и подтолкнул к одной из колясок, выстроившихся в ряд на улице возле входа. Прежде чем Лили успела подумать о бегстве, он уже водрузил ее на скамейку в экипаже.
— Попробуй только себе представить, что в один прекрасный день я все же соберусь выйти замуж, — произнесла она в пространство, скрестив руки на груди. — И что, по-твоему, я должна буду сказать своему супругу в первую брачную ночь?!
— Полагаю, тебе просто придется притвориться невинной, не так ли? — равнодушно пожал плечами Калеб.
Только ночная тьма скрыла то, как заалели ее щеки от такого бесстыдства, — по крайней мере, Лили на это надеялась.
— После того, что случилось нынче вечером, Калеб Холидей, я не желаю иметь с вами никакого дела! Я не хочу ни видеть вашу физиономию, ни даже слышать ваше имя!
Калеб на ощупь нашел рукоятку тормоза и с щелканьем хлопнул вожжами. Всю дорогу до дома Тиббетов он не открывал рта.
— Завтра в восемь утра я буду здесь, чтобы отвезти вас домой, — сухо произнес он. — Соизвольте быть готовой.
Лили едва сдержалась, чтобы не залепить ему пощечину, но все же решила, что он того не стоит.
— Дабы не обеспокоить вас лишний раз, господин майор, я лучше дождусь понедельника, когда в Тайлервилль отправится карета. Даже если в ней будет полно перебежчиков-индейцев и грабителей, я окажусь в большей безопасности, чем в вашем обществе!
Калеб чуть было не взорвался в ответ, но не смог сдержать накативший на него приступ смеха.
— Перестань! — воскликнула Лили, в гневе пребольно пихнув его локтем под ребра, и попыталась выбраться из коляски.
Запряженная в экипаж лошадь начала нервничать от этой возни, а тут еще Калеб схватил Лили за локоть и втащил назад в коляску. С унизительным грохотом Лили плюхнулась обратно на скамейку.
— Ты знаешь, — сказал Калеб, — я, пожалуй, проведу забавный месяц, занимаясь твоей дрессировкой.
— Моей дрессировкой? — вспыхнула Лили, не веря своим ушам.
— Тебе предстоит многому научиться, Лилия-цветок, — кивнул Калеб. — И начнем мы с уважения, которое женщина обязана иметь к своему мужчине.
У Лили не нашлось слов для достойного ответа на такую наглость, и она лишь гневно фыркнула. Но когда Калеб, обойдя коляску, принялся ссаживать Лили своим обычным способом, она не выдержала и замолотила кулачками по его каменным плечам.
Калеб легко отодвинул ее от себя подальше, и она бессильно опустила руки.
— Я тебя ненавижу, Калеб Холидей, — прорычала она.
— Конечно, ты меня ненавидишь, дорогая, — отвечал он, легонько целуя ее, и она ощутила на его губах едва уловимый, но свой собственный, женский запах. А майор развернул ее в сторону дома Тиббетов.
— И то, что случилось этой ночью, никогда не повторится впредь! — не унималась она.
— Неправда, — убедительно произнес он. — Это повторится еще тысячи раз, в тысяче разных мест.
Пока Лили лихорадочно придумывала достаточно уничижительный ответ, входная дверь распахнулась и на крыльцо вышла миссис Тиббет.
— Калеб? Лили? Разве танцы уже кончились?
— У Лили немного разболелась голова, — невозмутимо отвечал Калеб, подталкивая ее к ступенькам крыльца, — но я уверен, что она будет себя чувствовать прекрасно к восьми часам, когда я приеду за ней.
Лили не хватило духу закатывать сцену на виду у миссис Тиббет, которая так искренне заботилась о ней и старалась сделать все, чтобы ее пребывание в форте Деверо было приятным. Она лишь презрительно улыбнулась Калебу и сказала:
— Доброй вам ночи и большое спасибо за воистину выдающийся вечер.
— До завтра, — отвечал он с легким поклоном, лукаво улыбаясь.
Больше всего на свете Лили хотелось бы сейчас оторвать ему голову, но она благоразумно подавила в себе это желание и проследовала в дом за хозяйкой.
— Я могу дать вам порошки от головной боли, — предложила миссис Тиббет. Лили только сейчас заметила, что она одета в халат и ночные туфли, а на голове у нее чепец.
— Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне, — отрицательно покачала Лили головой. — Все, что мне необходимо — это несколько часов сна.
— Ну что ж, если вы так в этом уверены, — с сомнением посмотрела на нее миссис Тиббет. — Как вам понравились танцы, милая?
— Я прекрасно провела время, — сказала Лили. — Танцы и вправду были чудесными.
Позже, оставшись одна в своей комнате, Лили позволила себе вспомнить, что испытала она этим вечером с Калебом. Если не считать краткого момента, когда он причинил ей боль, любить и быть любимой таким мужчиной, как он, оказалось прекрасно. Раскрасневшись, Лили вслушивалась в собственные ощущения. Она почувствовала легкий трепет и утомление в бедрах и еще в одном, самом интимном месте и вспомнила тот восхитительный миг, когда Калеб слился с нею воедино. Хотя Лили по-прежнему была уверена, что совершила величайшую ошибку в своей жизни, горечь и страх оставили ее.
В том, что случилось между ними, была некая не поддававшаяся осознанию закономерность. Теперь же ей просто необходимо позаботиться о том, чтобы подобное больше не случалось впредь, вот и все.
Лили сбросила с себя чудесное бальное платье и приложила руки к грудям. Прежде они казались ей просто непонятным довеском к ее телу, пока Калеб не прикоснулся к ним и не вдохнул в них прежде неизвестную жизнь.
Но тут Лили отдернула руки и торопливо накинула ночную сорочку. Ведь трогать себя очень нехорошо: миссис Соммерс, мама Руперта, постоянно твердила ей, что такие люди попадают прямо в ад. А Бетезда Соммерс была супругой священника и наверняка могла считаться авторитетом в подобного рода вопросах.
Почистив зубы и расчесав волосы, Лили откинула край так понравившегося ей давеча покрывала и скользнула в постель. Собираясь спать, она по привычке подумала: «Эмма, Каролина, я изо всех сил постараюсь подольше оставаться на этом месте, чтобы вы смогли прийти и отыскать меня».
Воображать то, как могут сейчас выглядеть ее сестры, было любимым занятием для Лили. От этого она чувствовала себя как бы ближе к ним, хотя и беспокоилась, не изменились ли они настолько, что она не сможет узнать их, столкнувшись с ними на улице.
Лили едва сдержала слезы, когда в ее памяти чистым колокольчиком зазвенел голосок Каролины:
— Не надо быть плаксой, Лилли-дилли. Ведь плаксу никто не будет любить.
Внезапно кровать показалась ей чересчур просторной и пустой, и Лили захотелось, чтобы рядом сейчас лежал бы сильный, страстный, обнаженный Калеб. Ведь он заверил ее, что после первого раза занятия любовью больше никогда не причиняют боли.
Она тут же сурово одернула себя. Ведь следующего раза не должно случиться, так что нечего об этом размышлять.
Лили сжала руку в кулак и до боли прикусила костяшки пальцев. Ведь не далее как завтра утром Калеб явится сюда, чтобы отвезти ее в Тайлервилль на своей коляске. Боже милостивый, как же она посмотрит ему в глаза?
Она повернулась набок и закрыла глаза, стараясь заснуть. И вскоре усталость, физическая и духовная, погрузила ее в мир грез.
И Лили приснился солдат.
Он бил ее маму — ее прекрасную маму, с чудными каштановыми волосами и карими глазами, — он бил ее по лицу.
Неожиданно, каким-то непостижимым образом, как это часто случается во сне, Лили поняла, что она уже взрослая и у нее в руках заряженное охотничье ружье Руперта. И вот она нажимает курок, и раздается ужасный грохот. И тогда мамин солдат вдруг хватается за живот, и сквозь его пальцы начинает сочиться кровь. Вот она уже капает на пол.
— Лили, — произносит солдат, и вдруг оказывается, что у него золотистые глаза и волосы цвета кленового сахара. Оказывается, это Калеб, и он вот-вот умрет.
Лили в ужасе подскочила на кровати, а комната, казалось, все еще звенела от ее отчаянного вопля.
ГЛАВА 7
Калеб сидел за столом в своей комнате, в главной казарме, и бездумно водил пальцем по рамке, в которой находилась старинная фотография. Им овладела боль от воспоминаний о далеком прошлом, и он постарался подавить ее, снова представив себе ярость, охватившую Лили после того, что случилось в кабинете.
Майор не смог удержаться от улыбки. Хотя он похвастался, что укротит Лили за месяц, теперь он всерьез полагал, что этого занятия может хватить на всю оставшуюся жизнь.
Его взгляд снова заскользил по любимым лицам, смотревшим на него с фотографии. Отец сидел в кресле, за ним стояла мать, опустив одну руку на плечо мужа, а другой обнимая Джосса, милого пятилетнего малыша, прижавшегося к ее боку.
И снова безжалостная память вернула его в прошлое.
В этом году Калебу уже тридцать три года. В шестнадцать лет он сбежал из дому и стал солдатом и с тех пор никогда не расставался с кавалерией. Он вспомнил себя — новоиспеченного рядового, одни глаза да кадык, торчавший из необъятного ворота мундира. С трудом различавший приклад винтовки от дула, Калеб тогда всерьез полагал, что своим вмешательством сумеет повлиять на исход войны и спасти Союз[6].
Скоро юноша понял, что война вовсе не игра на школьном дворе, и, лежа под обстрелом на дне вонючего окопа, умолял Всевышнего сделать так, чтобы можно было вернуться домой. А кроме того, Калеб гадал, не делает ли в этот момент то же самое его старший брат где-то на другом краю земли, и что он думает и чувствует.
В конце концов Калеб во всех подробностях вспомнил тот день, когда произошел необратимый поворот в его отношениях со старшим братом.
— Ты не можешь так поступать! — рыдала Сусанна, молодая жена Джосса, повисая у него на груди. — Ты нужен нам здесь, Калеб, Абби и я — мы не можем без тебя! Я не отпущу тебя!
Калеб, не веря своим глазам, наблюдал за тем, как Джосс осторожно высвобождается из объятий Сусанны и целует ее в лоб.
— Я не могу просто стоять в стороне и ждать, чем кончится дело, — сказал он.
— Это не твоя война, — отчаянно возражала Сусанна. — Ведь мы живем в Пенсильвании. Мы — часть Севера…
— Права есть права, — отвечал Джосс, не спуская глаз с Калеба. У них было много родственников в Виргинии, и старший брат сочувствовал Югу. — Человек должен иметь право жить так, как ему самому угодно, не опасаясь, что вмешается правительство.
И тут вмешался Калеб. Хотя он говорил едва слышно, казалось, что его голос заполнил всю комнату. И произнесенные им в ту минуту бесхитростные слова на долгие годы стали его проклятьем.
— Если ты пойдешь на войну, Джосс, тебе придется воевать против твоих друзей и родных. И против меня тоже.
— Тебе всего шестнадцать лет, — с закаменевшим лицом сказал Джосс. — И тебе нечего делать на войне — ни на той, ни на другой стороне.
— Я буду биться на своей стороне, — не повышая голоса, промолвил Калеб. — На стороне федеральной армии.
— Ты останешься здесь, — сквозь стиснутые зубы прошипел Джосс: он так вцепился в ворот рубашки младшего брата, что едва не поднял его в воздух.
Калеб с трудом перевел дыхание. Конечно, Джосс был старше его и намного сильнее и в течение пяти лет возглавлял семейство Холидей. Однако не он один в этом семействе мог похвастаться тем, что имеет твердые принципы и политические амбиции.
— Я уйду на войну, — повторил Калеб.
Джосс замахнулся было, словно для удара, но внезапно лицо его скривилось от душевной муки. Отшвырнув Калеба в угол, он выскочил из дома и куда-то скрылся.
Дождавшись поздней ночи, Калеб набил седельные сумки всяческой провизией — как и всякому подростку, ему постоянно хотелось есть — и уехал из дому.
Прежде чем им снова довелось встретиться с Джоссом, прошел не один месяц.
Не в силах снова пережить боль от этого их свидания, Калеб предпочел обратиться мыслями к тому, что довелось ему повидать на войне.
Под Геттисбергом он был тяжело ранен — нет, не физически, но духовно. В лице каждого подстреленного и зарубленного им врага ему чудились черты Джосса, и эти три дня, которые продолжалось сражение, Калебу стоили нескольких лет. Потом, позднее, во время битвы при Аппоматтоксе, юный Холидей стал свидетелем окружения армии генерала Ли.
Солдатская жизнь полна одиночества, а порою и отчаяния. И временами Калебу казалось, что он потихоньку сходит с ума, год за годом обучая одним и тем же приемам очередной взвод новобранцев на парадном плацу.
Но вот в его жизнь вошла Лили, и все чудесным образом изменилось.
Как только ему удастся сбить с нее спесь и убедить остаться под опекой в надежном доме, Калеб отправится на родину в Пенсильванию и постарается уладить отношения с братом.
Возможно, после этого он даже сможет оставить военную службу и обрести свой собственный дом.
Лили была на ногах и полностью готова к отъезду задолго до восьми часов. Кроме того, она уже успела разведать, где находится прежнее жилье учителя, и теперь то и дело посматривала через окно в сторону маленького коттеджа на другой стороне улицы.