— Меня подгоняла мысль, что он обладает тобой.
— Знаешь, вообще-то он очень порядочный человек. — Николь вдруг захихикала. — Тем более странно, что именно он похитил меня, а ты, известный всей Европе повеса, меня спас.
— Это еще раз подтверждает, что нельзя полагаться на мнение света. — Сняв сапоги, Брайан торжествующе швырнул их на пол. Затем, кажется, в первый раз окинул взглядом убогое окружение — обшарпанные стены, пыльный пол, скрипучую кровать. — Знаешь, Николь, я хотел бы заняться любовью с тобой в более приличном месте, а не в такой дешевой придорожной гостинице.
— А мне нравятся дешевые придорожные гостиницы, если я с тобой.
— Милая девочка, — улыбнулся он. — Ты и клопов любишь? — спросил он, смахивая с подушки насекомое.
Николь передернула плечами.
— В «Белом лисе» было чисто! — Затем она распрямила плечи. — Потом ты отвезешь меня к себе домой. Как называется то место, где ты живешь?
— Замок Тобермау в Стратклайде.
— Замок! — Лицо ее засветилось.
— Конечно, он не столь грандиозен. Если ты хотела себе богатого мужа, следовало выбрать Уоллингфорда.
— У меня именно тот муж, которого я хотела. Единственный мужчина, которого я хотела, — с упреком проговорила Николь.
— Не знаю только почему.
— Потому что… — Она потянула его за штаны. — Никто другой не в состоянии заставить меня испытывать такие чувства, кроме тебя.
— У тебя нет опыта, — крякнул Брайан.
— Ну, тогда потому, что ты очень представительный мужчина.
— Ах, ведьма! — Он повернулся к ней и стал стаскивать с нее панталоны. — Я должен… должен… — При виде округлых голых бедер и густых кучерявых волос золотистого цвета он задохнулся и потерял дар речи. — Ах, жена, — хрипло проговорил он, дотрагиваясь до шелковистых зарослей.
— Ах, муж! — улыбнулась она, увлекая его вместе с собой на кровать.
Их обнаженные тела прижались друг к другу. Николь чувствовала, как дергается от возбуждения мужское естество. Брайан приподнялся над ней, нежно целуя ей веки, рот, затем уже с настоящей страстью — груди. Он делал это так горячо и неистово, что Николь засмеялась.
— Я не могу терпеть, — громким шепотом сказал он. — Ни одной минуты.
— А как насчет предохранения? — поколебавшись, спросила она.
— К черту! В этом больше нет необходимости. — Его пальцы коснулись ее бедер, раздвинули их, коснулись нежных складок и проникли во влажный теплый грот. — Ах, Николь, любовь моя…
— Да, Брайан, — зашептала она. Его нежные прикосновения пробудили в ней сладостные ощущения, которые, казалось, были потеряны для нее навеки. — Да, Брайан, да, — шептала она, когда он отыскал бутон — маленький тугой узелок и прикоснулся к нему пальцем, вызвав в ней пламя желания и разлив сладострастные токи по телу. Он продолжал ласкать тугой узелок все энергичнее, и Николь, обхватив мужа за ягодицы, притянула его к себе.
— Ну же, Брайан. У меня сейчас…
Ствол прижался к ее плоти и заскользил взад-вперед, головка терлась об узелок сладострастия, а Брайан покачивал Николь в руках и шептал ей на ухо:
— Люблю тебя…
— Люблю тебя, — отвечала она.
Он сильно, глубоко вошел в ее ноющее, трепещущее лоно.
— О Боже! — прерывисто выдохнул он и, выйдя, снова с силой вошел в него на всю глубину. Кровать отчаянно прогибалась и скрипела под ними.
Николь зажмурила глаза, крепко обхватила Брайана и при каждом его толчке старалась прижать к себе как можно сильнее. У нее было такое чувство, что она сейчас взорвется, ей казалось, что она не может им насытиться. Брайан подвел руки ей под ягодицы, и они задвигались вместе — удивительно слаженно и согласованно. Она закричала, выкрикивая его имя, и он ответил ей торжествующим криком, изливая семя в ее пульсирующее лоно. Он изливал ей не просто семя, он изливал ей свою любовь, и это длилось до тех пор, пока он не излил всего себя до последней капли, а затем затих обессиленный, и она прижалась к нему со слезами на глазах.
Мужское естество в ее лоне стало медленно опадать. Николь чувствовала, как мышцы сжимаются вокруг теряющего силу ствола и улыбнулась: ее тело не желает его отпускать, хочет удерживать вечно. Как и она.
— Плоть от плоти моей, — неожиданно сказал Брайан.
Николь открыла глаза. Он смотрел на нее в упор и плакал, хотя и сам этого не осознавал. И при виде его слез она почувствовала себя сильной и любимой.
— Плоть от плоти моей, — снова прошептал он. — Две составляют одно целое.
— Навеки и навсегда, — сказала Николь, поцелуем смахивая его слезы.
После этого он на какое-то время заснул. Николь лежала, глядя на растрескавшийся, в подтеках потолок. Рука Брайана обнимала ее за плечи, в комнате витал запах любви. Когда Брайан проснулся, Николь предложила позавтракать. Он отказался, а вместо этого снова взял ее — на сей раз неторопливо, без спешки, с долгими ласками, любуясь ее наготой. Затем они оба снова поспали, лежа в обнимку под ветхими одеялами. Когда Николь открыла глаза, небо за окном было темным.
Брайан сидел на кровати и гладил ее волосы. Она повернула голову, чтобы поцеловать ему пальцы.
— Ты не жалеешь? — спросил он тихонько.
— Брайан! Ну как я могу сожалеть?!
— Просто я подумал: может, я поторопился? Может, тебе больше по душе была бы настоящая свадьба? Вестминстерское аббатство. Толпы людей. Цветы.
Николь передернула плечами:
— Нет. Здесь как раз то, чего я хотела. Точнее, я бы предпочла, чтобы ты сказал, что любишь меня, три месяца назад. Это избавило бы нас от мучительных переживаний. — Подумав, она милостиво добавила: — Но, вероятно, ты тогда не любил меня.
— Я любил тебя. — Брайан вздохнул, растянулся на кровати и привлек Николь к себе. — Любил с первого мгновения, как только увидел. Или, скорее, с первых слов, которые ты мне сказала.
— Как ты можешь так говорить? Я вела себя по отношению к тебе безобразно! Обвинила в лени, во всех смертных грехах…
— Но ведь ты была права, я и в самом деле слишком жалел себя.
— Не без оснований.
— Многие хорошие люди погибли, сражаясь с Наполеоном, — сказал Брайан. — У меня нет причин жаловаться, хотя тогда я полагал, что есть.
— Я не могу поверить в то, что ты приехал сюда верхом, — шепотом проговорила Николь. — Чтобы спасти меня.
— Зато я верю, так как с трудом сижу. — Услышав урчание в животе, он добавил: — И я страшно голоден.
— Бедный ребенок, — пошутила Николь и поцеловала мужа. — Может, мне одеться, спуститься вниз и посмотреть, нет ли экстренного вечернего выпуска?
— Честно говоря, мне хочется побыстрее выбраться из Англии. Отвезти тебя домой в Стратклайд, показать тебе море и острова. — Брайан обнял ее за плечи.
— Я тоже этого хочу, но прежде чем мы уедем, я должна кое-что сделать. Мне следует извиниться.
Брайан заглянул в золотистые глаза Николь.
— Она непременно поймет.
— Я знаю, но я хочу сама все рассказать.
Брайан поднялся, потянулся за рубашкой.
— Ладно, мы уже в Кенте. Это не займет много времени. И мы сможем, слава Богу, прилично поесть у миссис Уиккерс в «Белом лисе».
Глава 31
Газету в академии получали на день позже, чем в Лондоне — ее привозила почтовая карета, проходившая через Дувр. Миссис Тредуэлл взяла ее в руки, чтобы по своему обыкновению просмотреть за стаканчиком хереса — нужно быть в курсе городских новостей. Вместе с ней в комнате находилась графиня, сидевшая за письменным столом и подписывавшая счета поставщиков.
— Я всегда удивляюсь, — сказала мадам, макая гусиное перо в чернильницу, — как много едят молодые девушки. Ты видела последний счет мясника? Тридцать восемь фунтов!
— Счастливые девушки — это голодные девушки, — философски заметила миссис Тредуэлл. — Счета значительно уменьшились после отъезда Николь. К тому же стало гораздо тише. Правда, я даже скучаю по звону клинков во дворе на утренней заре. — В ее голосе послышались грустные нотки.
Мадам оторвалась от своего занятия:
— Я уверена, что у нее все в порядке, Эвелин. Она находчива и изобретательна от природы. Ты только посмотри, как ей удалось убедить баронессу не болтать о том, что я вернулась в Англию и занимаюсь воспитанием дочерей аристократов.
— Да, она повела себя очень умно. И тем не менее я беспокоюсь за нее. Она выглядела такой несчастной в последнее утро. Такой юной… И такой обиженной. — После некоторого колебания миссис Тредуэлл решилась задать вопрос: — Скажи, Кристиан, а это правда? Вы были любовниками в Париже?
— Никогда не были. Ни в Париже, ни где-либо еще. Я не солгу, если скажу, что эта мысль мне даже в голову не приходила, Эвелин. Да, он был импозантен и могуч, но когда мы с ним встретились, я только что потеряла Жана-Батиста. А Брайан был такой галантный. Он пытался облегчить мое горе, старался развлечь меня, показывал достопримечательности. Но он никогда даже не поцеловал меня. Именно тогда я поняла, насколько он неординарен, и мне захотелось найти для него достойную женщину.
— Ты считала, что Николь…
— Да, в самом деле считала.
— Он не слишком завидный жених, — с сомнением произнесла миссис Тредуэлл. — По крайней мере в настоящее время.
— Это не так. Если, конечно, ты не придерживаешься мнений света и не думаешь, что тот, кто умеет танцевать на балах, выше человека честного и отважного.
— Но у него было так много женщин…
— Он просто искал ту, которую способен полюбить. И позволь напомнить, что никогда не волочился за теми, кто не был к этому готов.
— Ах, эти неудовлетворенные жены! — пробормотала миссис Тредуэлл. — И почему они так бегали за ним?
— Потому что благодаря ему женщина может почувствовать себя прекрасной. О, Николь была бы с ним счастлива! — Графиня некоторое время смотрела в пространство, затем, встрепенувшись, сказала: — Мы сделали все, что могли, для нее. Для них.
— Если бы у нее было больше времени… — Миссис Тредуэлл вздохнула и развернула газету. Как всегда, она поначалу бросила взгляд на колонку «Городские слухи». И тут же вскрикнула.
— Что такое? — Мадам резко повернулась на стуле, уронив перо.
Миссис Тредуэлл поднялась со стула, сжимая лист в руке. Она положила его на письменный стол и ткнула пальцем в колонку. Мадам прочитала:
Наконец это получило официальное подтверждение. Герцог Стаффорд подтвердил давние слухи о помолвке его сына и наследника Энтони, лорда Уоллингфорда, и несравненной мисс Николь Хейнесуорт. Дата свадьбы пока не определена…
— Замечательная новость, — заявила графиня.
— В самом деле, замечательная.
— Самый завидный жених в Англии выбирает нашу Николь.
— Самый завидный жених, — как эхо повторила миссис Тредуэлл.
— Ты лучше подготовься к тому, что посыплется поток заявлений, Эвелин!
— Наверняка.
— Не говоря уж о том, что это заставит Эмили Хейнесуорт не болтать о моем присутствии здесь.
— Конечно, — согласилась миссис Тредуэлл.
— Помнишь, я всегда говорила тебе, что Николь станет нашей гордостью?
— Да, говорила, — подтвердила миссис Тредуэлл, и слезы брызнули из ее глаз.
— Эвелин, — уставилась на нее мадам, — в чем дело?
Миссис Тредуэлл достала платочек и приложила его ко рту.
— Она… она… она…
— Возьми себя в руки, Эвелин, — строго приказала графиня.
— Она станет второй Ванессой! Ты и я — мы обе знаем, что она не любит его! Господи, ну зачем она выходит за него замуж?
— Потому что не может выйти замуж за Брайана Бору.
— Да, не может, — согласилась сквозь слезы миссис Тредуэлл, теребя в руках платочек, затем после паузы добавила: — Но почему?
— Эвелин! — Темные брови графини взметнулись вверх. — Я никак не ожидала от тебя такого вопроса! Выйти замуж за калеку и гуляку с безнадежной репутацией, к тому же шотландца? Да люди сочтут, что девушка рехнулась!
— Не понимаю почему, — жалобно проговорила миссис Тредуэлл. — Ты сама говорила, что задача нашей академии — научить наших девочек противостоять судьбе. Воспитать их гордыми и уверенными в себе. Разве не это ты говорила мне?
— Брак с наследником герцога — завидная участь!
— Да, это так, но она не любит его!
Неожиданно мадам улыбнулась:
— Дорогая Эвелин! Я так горжусь тобой!
— Мной? — изумилась миссис Тредуэлл. — Не могу представить почему.
Графиня подошла и обняла ее:
— За твои чувства. Я не была уверена, что ты не сочтешь мнение света правильным. Но ты оказалась сильнее, чем я предполагала. И это вселяет в меня надежду на будущее.
— На будущее…
— Да. Может быть, мы потерпели неудачу с бедняжкой Николь. Сочетание упрямства Бору и зловредности баронессы оказалось слишком серьезным препятствием. Но, Эвелин, у нас много девушек, которые полагаются на нас. У них остается шанс найти свое счастье. Мы не должны допустить, чтобы трудные обстоятельства нас раздавили. Мы обязаны продолжать наше дело.
— Продолжать… — Миссис Тредуэлл, всхлипнув, подавила рыдание и распрямила полные плечи. — Да, мы должны, Кристиан. Ты совершенно права. И мы продолжим. — Однако глаза ее затуманились слезами. — Боже мой, а я такие надежды на нее возлагала!
Мадам отвернулась.
— Я тоже.
Миссис Тредуэлл промокнула слезы платочком, затем из груди ее неожиданно вырвался смешок.
— Эвелин, надеюсь, ты не собираешься закатить истерику? — встревожилась мадам.
— Нет-нет! Я уже смирилась. Мы не можем рассчитывать на стопроцентный успех. Я просто подумала… — Из ее груди снова вырвался смешок. — Разве не удивительно, что мы рассматриваем это как поражение?
После небольшой паузы кончики рта мадам вдруг приподнялись.
— Ведь он — самая завидная партия в Англии! — Они обе расхохотались как девчонки.
Успокоившись, миссис Тредуэлл перешла на более серьезный тон:
— А вообще-то смешного мало, если подумать о том, что бедняжка Николь обречена на брак без любви. Она… — В ночной тишине за окном послышался стук колес. Директриса бросила взгляд на часы: — Половина одиннадцатого, поздновато для гостей. — Стук колес внезапно прекратился, а через минуту звякнул дверной молоток. — О Господи, надеюсь, никаких новых неприятностей. Может, это противная Кэтрин уговорила герцога и герцогиню забрать ее наконец от нас?
— Мы не должны называть никого из девчонок «противная», — укорила ее графиня. — Даже если это соответствует истине. Я пойду открою.
— Я пойду с тобой, вдвоем надежнее. — И они направились к двери.
Выйдя во двор, они увидели баронессу Хейнесуорт. Рот ее был искажен от гнева; сверхмодная шляпка сбилась набок; глаза метали молнии. В руке она сжимала экземпляр газеты.
— Леди Хейнесуорт? — не веря собственным глазам, спросила миссис Тредуэлл.
— Ты! — Баронесса бросилась к графине, ткнув в нее пальцем. — Ты, мерзкая дрянь!
— Попрошу вас, миледи! — попыталась вмешаться миссис Тредуэлл, однако остановить разъяренную гостью было невозможно. Она оттолкнула плечом директрису и снова набросилась на графиню.
— Я предупреждала Николь! — взвизгнула баронесса, пытаясь добраться ногтями до глаз Кристиан. — Я говорила ей, к какому разряду женщин ты относишься. Я проклинаю тот день, когда привезла ее в этот вертеп! Вы опозорили ее! Вы обе ее погубили!
Миссис Тредуэлл в оцепенении наблюдала за тем, как графиня пыталась отбиться от нападавшей на нее гостьи.
— Я не нахожу причин для жалоб, Эмилия, — возразила графиня, удерживая кулаки баронессы. — Отчего вы так разволновались?
— Разволновалась! — Это лишь увеличило ярость леди Хейнесуорт. Она покачнулась и едва не упала. — Должно быть, вы не читали!
— Как же, мы читали, — заверила ее миссис Тредуэлл. — Мы как раз просматривали ее. И я должна сказать, что Николь делает честь академии. Мы ею очень горды.
— Горды?! О Господи, чудовища! Вы злорадствуете — как же это гнусно! — Баронесса пошарила в ридикюле, вынула флакон с нашатырным спиртом и понюхала его.