Сообщение, которое, казалось, должно было успокоить миссис Тредуэлл, лишь усилило ее беспокойство.
— О Господи! Нет, только не фехтование, Кристиан!
— А почему бы и нет? Кстати, кто она?
Графиня потянулась к регистрационным документам, которые до этого изучала миссис Тредуэлл, и опешила от неожиданности, когда ее старинная подруга решительно прикрыла их рукой.
— Эвелин! — блеснув темными глазами, спросила графиня. — Что ты от меня прячешь?
— Ничего! Право же, ничего! — Однако лгать миссис Тредуэлл явно не умела. Вздохнув, она отняла руку от бумаг. — Господи, я надеялась, что она не придет. Однако ее мать была так настойчива… То, что она написала мне о своей дочке, тронуло меня до глубины души. Мне стало жаль девочку… Николь, — пояснила она, пока графиня листала документы в поисках нужной страницы.
— Николь Хейнесуорт, — прочитала графиня и подняла взгляд на подругу.
— Дочь Эмили Хейнесуорт, — нервно подтвердила миссис Тредуэлл. — Эмили Мэддек Хейнесуорт. — И сделала большой глоток вина.
— В самом деле? Ну и что с того?
— Кристиан, не надо притворяться! Ради Бога, только не говори, что ты не презираешь Эмили Мэддек Хейнесуорт после всего, что она тебе сделала! Ведь это благодаря ей ты оказалась за границей. Это она сыграла с тобой злую шутку, подговорив негодяя Ведерстона сказать тебе, будто Гарольд Хейнесуорт влюблен и хочет бежать с тобой. И привел тебя в ту кошмарную таверну! А ведь всему обществу было известно, что Ведерстон хочет опозорить тебя. А когда ты отвергла его ухаживания, он распространил о тебе чудовищную ложь, заявив, что ты отдалась ему. Он запятнал твое доброе имя и сделал это с ведома и по наущению Эмили, потому что в течение двух сезонов она безуспешно пыталась выйти замуж. Ее охота за лордом Ковингтоном окончилась неудачей — он сделал предложение Милисент Уинтер. Гарольд оставался ее последней надеждой, и она решила удержать его любой ценой!
Графиня спокойно выслушала страстную речь подруги и улыбнулась:
— Ты мне не поверишь, Эвелин, но я не держу зла на Эмили Мэддек. Ведь именно благодаря ее интригам моя жизнь оказалась такой интересной и содержательной.
— Но она поступила подло.
— Это произошло более четверти века назад. Как я понимаю, ты опасаешься, что я стану мстить ее дочери?
— Ну…
— Zutalors[4], Эвелин! За кого ты меня принимаешь?
— Дело в том, что ты женщина, — заявила миссис Тредуэлл. — А женщины таких вещей не забывают.
— Некоторые женщины умеют прощать, — возразила графиня и перевернула страницу. — Посмотрим, кто тут у нас еще. Гвендолин Карстэрз! Да ведь это дочь старого безумного генерала Карстэрза! Бедняжка, с каким наследством ей жить!
Глава 3
Задолго до зари Николь вернулась во двор. На улице свирепствовал северный ветер, и Николь, одетая в рубашку и бриджи Томми, ежилась от холода. Девушка невольно задавала себе вопрос, уж не привиделась ли ей во сне разговаривавшая с ней накануне женщина. Но оказалось, что нет. Она шла ей навстречу, держа в руках экипировку.
— Я была почти уверена, что ты опоздаешь на свидание, — бодрым голосом проговорила мадам, опустив свой груз на траву. — Ведь мы так поздно расстались!
— Я не нуждаюсь в длительном сне, — объяснила Николь.
— Французы говорят, что сон — это упущенные возможности. — Николь даже вздрогнула, настолько это высказывание соответствовало ее взглядам. — Я рада, что ты оделась подобающим образом.
Николь смущенно потупилась:
— Я подумала, что вряд ли можно фехтовать в юбках.
Графиня Д'Оливери посмотрела на небо.
— Пока еще не рассвело, давай наденем доспехи. Вот тебе твой нагрудник. — Она подала Николь предмет из подбитой ватой парусины. — Надень через голову — видишь отверстие? С боков он завязывается. — Николь, дрожа от возбуждения, неумело надела нагрудник. Мадам помогла ей завязать ленты с боков. — Нужно, чтобы он был достаточно свободным, тогда лучше защищает. Вот так. А поверх этого нужно надеть cuissard. — Это был простеганный щит, защищавший бока и бедра. — И вот, наконец, твой щиток для горла, манжеты, перчатки и маска.
Николь невольно захихикала, представив себя в этом коконе из ваты.
— Наверное, я выгляжу невероятно толстой.
— Да нет же. Ты выглядишь так, как и положено фехтовальщику.
Мадам быстро облачилась в доспехи, и Николь пришла к выводу, что ее инструктор смотрится в своем наряде великолепно.
— Eh bien[5]. — Мадам наклонилась и подняла с газона длинную блестящую рапиру. — Это тебе.
Николь рванулась вперед, чтобы поскорее взять ее в руки.
— Не так быстро, — осадила девушку мадам. — Это опасное оружие. Ты должна кое-что узнать до того, как начнешь им действовать. — Держа рапиру в руке, мадам стала показывать: — Вот это эфес с защитным приспособлением — гардой. Далее идет клинок. От рукояти до середины — более широкая его часть, затем более слабая и гибкая. И разумеется, наконечник. Он затуплен, чтобы можно было упражняться. Но ты ошибешься, если решишь, что он не способен ранить. Не поможет даже щиток.
Николь сгорала от нетерпения. Наконец мадам позволила ей взять рапиру, и она крепко ухватилась за эфес.
— Не так, — сказала мадам и повернула запястье Николь под нужным углом. — Comme sa[6]. И мягче, мягче. Как будто бы ты держишь удочку, чтобы рукоятка располагалась между большим и указательным пальцами. Локоть держи подальше от тела. Да, вот так. Сделай шаг вперед правой ногой. Согни колено в мою сторону — я твой противник. Очень хорошо! И подними левую руку, направь на меня пальцы. — Мадам отступила на шаг, наблюдая за Николь из-под своей маски. — Подбородок чуть ниже. Левая нога у тебя слишком напряжена. Согни колени. Пружинь на ногах.
Николь послушно выполняла команды, сделав несколько неуклюжих выпадов.
Мадам взяла рапиру и без всяких усилий приняла настолько изящную позу, что Николь замерла от восхищения.
— Где вы научились фехтовать? — полюбопытствовала девушка.
— Это было любимым занятием одного из моих… любовников.
От неожиданности у Николь перехватило дыхание.
— У вас были любовники?
— Были. Тебя это шокирует?
— О нет, что вы! Я думаю это замечательно — иметь любовников! Гораздо лучше, чем одного мужа!
— Почему?
Николь скорчила гримасу:
— Муж — значит дети, скука и ничего больше. А любовник — это свобода! — И она рубанула рапирой воздух.
Мадам рассмеялась:
— Нет-нет! Согни колени!
Удерживать рапиру так, как требовала мадам, оказалось гораздо труднее, чем ожидала Николь.
— Ты должна чувствовать свое тело! — воскликнула мадам, нажав Николь на плечо и заставляя ее тем самым согнуть ноги в коленях. — Ступни — именно с них должно все начинаться.
— Сожалею, — извиняющимся тоном сказала Николь. — Я безнадежно неуклюжа!
— Ты просто напряжена, словно натянутая струна. Ты плаваешь?
— О да, очень люблю! Мама мне не разрешала, но я убегала на реку со своими братьями.
— Очень хорошо. А почему ты любишь плавать?
Николь задумалась.
— Потому что когда я плаваю, я ничего не вешу.
— Вот! Ты плывешь! Закрой глаза! — Николь повиновалась. — Представь себе, что ты плывешь. Сейчас август, очень жарко. Ты прыгнула в речку. Коснулась подошвами дна. — Николь инстинктивно согнулась. — А теперь оттолкнулась вверх! На воздух! Да-да! Ты пружинисто подпрыгиваешь вверх!
«Будь это на самом деле, не было бы так трудно», — подумала Николь. Она открыла глаза и сделала еще одну попытку.
— Все прекрасно, — похвалила ее мадам.
— Вы очень хороший учитель, — скромно сказала Николь.
— У меня был очень хороший учитель, — поправила ее мадам. — Попробуй еще раз пружинисто подпрыгнуть.
Николь повиновалась. И если в первый раз ей казалось, что она выглядит нелепо, то к концу часа ею овладело ликование. Она чувствовала себя счастливой, поэтому когда мадам сдвинула вверх свою маску и заявила: «Eh bien, для первого дня достаточно», — разочарование Николь трудно было описать.
— Но я не устала! — запротестовала она.
— Охотно верю. Ты очень выносливая молодая леди. Зато я устала. И кроме того, сейчас начнут просыпаться другие ученицы.
— Проклятие, — пробормотала Николь, но тут же спохватилась. — Прощу прощения. Это потому, что я потрясающе провела время.
— Я тоже. Кажется, я не фехтовала целую вечность… Последний раз это было с Жан-Батистом… — Голос ее дрогнул, затем, встрепенувшись, мадам спросила: — Мы встретимся снова сегодня после полудня?
— Было бы не плохо, — задумчиво проговорила Николь. — Я никогда не думала, что это так сложно. Должно быть, я еще не готова к службе в армии, да?
— Ты подаешь большие надежды.
— Вы в самом деле так считаете?
— Надежды — да, но они подкрепляются действием! — ответила мадам и засмеялась. — Я должна позавтракать, чтобы восстановить силы. И у меня еще есть обязанности. Но если ты хочешь, мы можем встретиться в два часа.
— Я буду очень рада, — с готовностью ответила Николь.
В тот же вечер, вернувшись в свою комнату, Николь разделась, испытывая приятную усталость. Второй урок фехтования был напряженнее первого, и у нее болело все тело от головы до пят. Нагнувшись, чтобы развязать шнурки на ботинках, Николь застонала, и Бесс встревоженно посмотрела на нее:
— С тобой все в порядке, Николь?
— Болят все мышцы, — объяснила она.
— Неудивительно. Я видела тебя во дворе после полудня. Чем вы занимались?
— Я учусь фехтовать.
— Зачем?
— Чтобы записаться в армию.
— О! — Некоторое время Бесс переосмысливала услышанное. — Пожалуй, в этом есть резон.
— Никакого резона быть не может, — фыркнула Кэтрин Деверо, стоя перед зеркалом и расчесывая свои роскошные волосы. — Похоже, здесь все сошли с ума!
— А я не согласна, — заявила Гвен, натягивая через голову ночную рубашку. — Сегодня у меня был увлекательный урок, его давала женщина, которую зовут мадам. Мы ставили опыты. Например, ты знаешь, что если смешать соду с уксусом, то начинается брожение?
— Не знаю да и знать не хочу, — отрезала Кэтрин. — Она посмотрела на свои холеные руки. — Боже мой, я сломала ноготь!
— Она обещает научить меня изготавливать порох, — мечтательно сказала Гвен, а Кэтрин Деверо содрогнулась.
— Мне мадам тоже давала урок, — застенчиво проговорила Бесс. — По литературе. Мы все вместе читали «Кен-терберийские рассказы». Она знает о поэзии все.
Николь увидела в зеркале, как Кэтрин скорчила гримасу.
— А какой урок был у тебя? — поинтересовалась Николь.
— У меня? — Поколебавшись, Кэтрин призналась: — Ну, если вы так настаиваете. Ваша обожаемая мадам показывала мне, как доить корову.
— Доить корову? — озадаченно переспросила Николь.
— Да. Отвратительное грязное животное! Забрызгала мои юбки!
— Но почему…
— Уверяю тебя, что не имею ни малейшего понятия! — отрезала Кэтрин. — Я сказала ей, что умение доить корову не поможет заполучить джентльмена из высшего общества. И знаете, что она ответила? «Вы ошибаетесь, леди Деверо, если считаете, что существующая структура общества в Англии останется неизменной. Может наступить время, — заявила она мне, дочери герцога! — когда нация сбросит цепи классовых различий и потребует, чтобы каждый гражданин сам доказал, чего он стоит, как это произошло уже во Франции и Америке».
— Неужели она так и сказала? — изумилась Бесс.
— Да, именно так! Можешь быть уверена: я уже написала родителям об этом. Даже если мое предыдущее письмо, в котором я рассказала о кошмарных условиях в академии, не подвигнет их к тому, чтобы забрать меня отсюда, думаю, подобные высказывания заставят их это сделать.
— Мне кажется, — заметила Николь, — она в чем-то права!
— И ты туда же! — Кэтрин смерила Николь презрительным взглядом. — Думаю, тебе уроки фехтования вряд ли помогут заловить мужа.
— А может, — с усмешкой ответила Николь, — я готовлюсь отваживать претендентов.
Гвен и Бесс весело расхохотались.
— Если так, то ты зря утруждаешь себя. Тебе это явно не грозит.
Накануне Николь поразилась жестокости своей утонченной одноклассницы. Сейчас же она лишь устало опустилась на свою кровать.
— Когда ты закончишь терзать свои волосы, не будешь ли ты добра погасить лампу? — вежливо осведомилась она. — Завтра на заре у меня опять урок фехтования.
— Господи, — в сердцах бросила Кэтрин, — и когда только я покину это место!
Глава 4
Спустя месяц, сидя одна в своей комнате, Николь перечитывала письмо от матери, которая корила ее за то, что она так и не собралась написать домой. «Если ты так сердита на меня за то, что я отправила тебя в эту академию, — писала баронесса своим элегантным почерком, — и намерена наказать меня длительным молчанием, то, пожалуйста, любезно сообщи об этом. Если ты чувствуешь себя там несчастной, полагаю, придется забрать тебя оттуда».
Николь громко рассмеялась. Домой? Академия миссис Тредуэлл стала для нее настоящим домом. Она никогда не чувствовала себя так уютно в Хейнесуорте. Правда, тут были бесполезные занятия вроде вышивания, музыки и танцев. Однако Николь научилась думать о фехтовании даже тогда, когда разматывала нитки, играла гаммы или путалась в юбках во время танцев. У нее появились подруги, а во время ужинов открывались изумительные возможности для дискуссий с мадам.
Однако же, размышляла Николь, если она в ближайшее время не напишет матери, то баронессе может взбрести в голову забрать ее. Это необходимо отсрочить до того времени, пока Николь не овладеет основами фехтования.
«Дорогая мама», — вывела она, не имея понятия, о чем писать дальше. Она исчертила закорючками и палочками чуть ли не полстраницы, затем досадливо отодвинула лист и взяла новый. Сейчас некогда размышлять о превратностях жизни. Если она хочет остаться у миссис Тредуэлл — а Николь очень этого хотела, — она должна успокоить баронессу. «Дорогая мама, — снова вывела Николь. — Прошу извинить меня за длительное молчание. Я была занята. Здесь очень интересно… — Это может показаться подозрительным, ведь она так не хотела ехать. — Несмотря на то, — продолжила она, — что занятия по правилам хорошего тона, вышиванию и танцам наводят на меня скуку…» — Девушка покусала губу. Господи, какое тоскливое занятие — писать письма!
«Короче говоря, — написала в заключение Николь, — я вполне удовлетворена своим пребыванием здесь и уверяю тебя, что ты не должна опасаться за мое благополучие. — Затем поспешно добавила: — С любовью к тебе и папе. С наилучшими пожеланиями — Николь».
Она сложила листок и запечатала письмо, спеша отправить его, пока не передумала. По крайней мере с одним неприятным делом покончено.
Ей следовало бы написать Томми. Она не писала брату целую вечность. Его наверняка интересует, как ей живется в этой «академии для молодых леди». Однако если она напишет, то непременно расскажет о занятиях фехтованием, а он, в свою очередь, запросто может проболтаться баронессе. Конечно, Томми замечательный парень, однако порой бывает форменным ослом.
Николь вдруг сообразила, что изгрызла гусиное перо до такой степени, что просочившиеся чернила испачкали ей подбородок. Она успела вытереть его платком, когда дверь открылась и в комнату вошла Гвен.
— Надеюсь, я тебе не помешала, — застенчиво пробормотала изящная черноволосая девушка.
— Нисколько. Я как раз закончила письмо к матери. — Николь сделала гримасу. — Пыталась объяснить, почему я молчала так долго. Она пригрозила, что заберет меня отсюда, если я не буду сообщать ей о своих успехах.
— Ты не хочешь домой? — спросила Гвен, усаживаясь на кровать.
— Боже упаси! Мне здесь гораздо лучше.
— Мне тоже здесь нравится. Дома я чувствую себя одиноко. Отец почти постоянно отсутствует.
— У тебя нет матери?
— Она умерла, когда я была маленькой.
— Сожалею, — машинально ответила Николь, а затем рассмеялась: — Хотя, возможно, что и не сожалела бы, будь я на твоем месте. Честно говоря, я была бы счастлива никогда не возвращаться домой.