При этих словах я покраснела и отвернулась. Сжимая лампу в руке, я отошла на полдюжины шагов, оставляя их в относительном уединении на каменной скамье. Я продолжала бы удаляться — несмотря на журчание фонтана, до меня все равно доносились звуки, каких я предпочла бы не слышать, — но тогда меня могли бы увидеть из покоев графини. Несколько минут я беспокойно металась взад-вперед, разглядывая булыжники под ногами и стараясь не слушать шуршание и звуки поцелуев.
— Какое совершенство! — бормотал у меня за спиной Жерар. — Они словно жемчужины! Дайте мне поцеловать их…
Зашуршал шелк, затем послышалось чмоканье. Я закрыла глаза, усилием воли заставляя себя думать о писце Луке и о том, как бы мне извиниться, не подвергая его еще большей опасности. Когда все мысли на эту тему иссякли, я просто старалась не обращать внимания на звуки, разносящиеся в сыром римском воздухе.
— Какой ты сильный, Жерар!..
— Катерина, как долго я этого ждал!..
— Сними, я хочу видеть…
Повисла зловещая тишина, потянулись бесконечные минуты. Я поставила лампу на землю и стояла, переминаясь с ноги на ногу.
Внезапно тишину прорезал пронзительный возглас Катерины, за ним последовали долгие низкие стоны наслаждения. Больше всего мне хотелось зажать уши ладонями.
Наверное, я так и поступила бы, если бы внезапно не услышала шорох, шуршание не шелка о плоть, а тела о листву. Затем послышались осторожные шаги, движущиеся не со стороны скамьи, а от палаццо.
Я развернулась лицом к фонтану и прошипела:
— Мадонна, прикройтесь, кто-то идет!
Я смотрела в землю, но все равно успела заметить Катерину с голой грудью, лежавшую на спине. В темноте белели ее бедра, задранные шелковые юбки свисали со скамьи. Она приоткрыла рот, запрокинув голову в блаженном забвении и крепко сжимала обнаженные плечи любовника. Голый до пояса француз лежал на ней, его черные рейтузы были приспущены, виднелись мускулистые ягодицы.
Не знаю, как Катерина, но де Монтань услышал меня, немедленно вскочил и натянул рейтузы. Я развернулась в ту сторону, откуда донесся шум, и подняла лампу. Темная мужская фигура стремительно удалялась через сад. В следующий миг она исчезла из виду, скрытая листвой.
Я сообщила Катерине, что нас обнаружили, кто-то только что побежал прямо в замок, чтобы рассказать графу Джироламо об увиденном.
— Ты поняла, кто это был?
Катерина не поднялась и не прикрылась. Голос ее звучал утомленно, на целую октаву ниже обычного.
— Нет, но это мужчина.
— Может, просто какой-то слуга хотел незаметно выскользнуть в город, — предположил Жерар.
Они с Катериной переглянулись. Мне стало совершенно ясно, что ни один из них не собирался отступать, несмотря на возможные последствия.
В итоге все мои предостережения были полностью проигнорированы. Катерина и ее любовник в один голос заявили, что если я не смогла узнать того человека, то он тоже не смог рассмотреть меня, не говоря уже о них, находившихся в тени оливы.
Я снова поставила лампу на землю и через несколько минут, когда Катерина не сумела удержаться от первого сладострастного стона, крепко зажала уши руками.
Уже глубокой ночью, когда Жерар удалился, я лежала в постели рядом со своей пресытившейся госпожой. На ум мне снова пришла темная фигура, удирающая через сад. Вопрос, как долго нам с Катериной ждать возмездия.
Оно действительно последовало, хотя и не вполне то, какого я ожидала.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Катерина спала допоздна, проснулась уставшая, но явно в приподнятом настроении. Пока прачки собирали и выносили постельное белье, чтобы проветрить, а горничная намывала мраморный пол в ее спальне, графиня завтракала на балконе под навесом, защищавшим от уже знойного римского солнца. Через несколько часов жара станет невыносимой и здесь, но пока что Катерина наслаждалась уединением… и моим обществом.
Я сидела рядом с нею за столом, глядя за дворец, за сады и конюшни, в сторону Тибра и круглой громады Сант-Анджело, возвышавшейся на западе. Моя госпожа бросала мечтательные взоры в ту сторону, где они с Жераром де Монтанем утоляли свою жажду. Она все еще не успокоилась после ночи. На ее лице играла заговорщическая улыбка, пока виночерпий наполнял кубок, а вторая горничная ставила перед нами тарелки с сыром, пронизанным голубыми жилками, хлебом и инжиром.
Когда мы остались одни, Катерина проговорила вполголоса:
— Не знаю, как тебя благодарить. Я уже почти поверила, что только мужчины способны испытывать наслаждение от физической любви, ужасно злилась и даже впадала в отчаяние. В конце концов, я же дочь своего отца. — Она придвинулась ко мне, к моему удивлению, взяла меня за руку, ее тон сделался непривычно искренним: — Дея, почему ты никогда не рассказывала мне об этом? О той невероятной способности к наслаждению, какой женщины обладают от природы?
Я растерялась, опустила взгляд в тарелку и, наверное, густо покраснела. Когда я отважилась поднять голову, Катерина криво усмехалась.
— Только не говори, что Бона сумела превратить тебя в такую скромницу, — заявила она, тут же поняла, что я все равно не могу подобрать слова, чтобы ответить, и добавила: — Неужели перед замужеством никто не рассказывал тебе, что надо делать в постели? — Ее глаза расширились от неподдельного ужаса. — Дея, ты же не хочешь сказать, что Маттео не знал, как удовлетворить женщину!
Я подняла голову, посмотрела на запад, на самый горизонт, не в силах выдерживать любопытный взгляд Катерины, и сказала чистую правду:
— Мы были девственниками. Прошу прощения, мадонна, я не хотела бы обсуждать подобные вопросы.
— Странно, все ведь хотят, — возразила она. — Физическая любовь — единственная стоящая вещь в жизни! Если нет, то зачем Господь сотворил Еву?
— Потому что Адаму было одиноко, — робко предположила я.
— Ха! — Катерина выпустила мою руку. — Тогда почему бы Всевышнему не сотворить второго мужчину, если Адам нуждался всего лишь в товарище?
Я не знала ответа на этот вопрос, поэтому огорченно уставилась на сыр с голубыми жилками и взялась за нож, чтобы отрезать кусочек.
— Бедняжка Дея, — пробормотала Катерина. — Ты ведь действительно не понимаешь, о чем я говорю. — Произнося эти слова, она придвинула ко мне свой стул, и теперь мы сидели так близко, что наши колени соприкасались.
Под столом она взялась за подол моего нового платья аметистового оттенка, принялась медленно подтягивать его кверху вместе с нижней юбкой, а потом ее теплая ладонь легла мне на ногу над коленом.
— Весь секрет заключен здесь, — выдохнула Катерина, приподнимаясь на стуле.
Широко раскрытые глаза графини блестели. Она так и впивалась в меня взглядом, пока ее рука пробиралась выше по бедру.
Ее ладонь скользнула еще выше, и в следующий миг пальцы Катерины зарылись в волосы внизу живота, отыскивая самое сокровенное отверстие.
— Мадонна, — ахнула я, вскакивая на ноги.
— Ты же красивая женщина, Дея, даже слишком, чтобы бояться самого главного в жизни. — Катерина засмеялась. — Почему бы тебе не завести любовника?
Не успела я ответить, как дверь спальни графини с грохотом распахнулась.
Прачки и горничные тихонько вскрикнули от испуга, а мужской голос спросил:
— Где она? Куда делась эта лживая сучка?
Мы с Катериной испуганно переглянулись. Моя госпожа расправила юбки, собралась с духом, приняла в высшей степени достойный вид, поднялась и подошла к балконной двери, ведущей в спальню.
Но выйти она не успела. Граф Джироламо стоял в дверях, едва не касаясь притолоки огромной головой. Он скалился, сжимая в кулаки громадные руки.
— Потаскуха! — прорычал он.
Катерина ответила на его приветствие реверансом и бесстрашно приблизилась к мужу — впечатляющий поступок, особенно если учесть, что Джироламо был в два раза больше ее. Она держалась уверенно, вскинув голову с королевским достоинством.
— Мой господин! — начала Катерина, надув губы ровно настолько, чтобы изобразить праведный гнев. — Отчего ты столь невежливо обращаешься ко мне? В чем причина подобной…
Джироламо шагнул вперед и со всей силы ударил ее тыльной стороной ладони. Катерина отшатнулась назад, запуталась в юбках и упала. Я кинулась к ней на помощь.
— Блудница! — прокричал граф, брызгая слюной на супругу. — Я женился на девственнице из приличной семьи. Она должна была рожать мне детей, а оказалась распутницей!
Катерина с моей помощью поднялась на ноги. Джироламо надвигался на нее, вынуждая отступать, пока она не уперлась в каменное ограждение балкона, доходящее ей до пояса. Из нижней губы текла кровь, скула покраснела и начала распухать.
Джироламо придвинулся вплотную и наклонился, чтобы быть с ней на одном уровне. В какой-то миг мне показалось, что он снова ударит ее, однако ответ Катерины заставил его замереть.
Она спокойно утерла рукавом окровавленный рот и спросила ровным, уверенным голосом:
— В каком преступлении обвиняет меня супруг?
— Так ты все отрицаешь? — пророкотал Джироламо.
Катерина ответила с не меньшим нажимом:
— Что именно?
Джироламо схватил ее за плечи и принялся трясти. Ей пришлось прижаться к мужу, иначе она оказалась бы за ограждением и упала в сад, находящийся тремя этажами ниже.
— Ты заигрывала! — прокричал он. — На празднике у Борджа, с одним из французов. У меня есть свидетель! Ты целовалась с французом!
Несмотря на ужас, я едва не засмеялась. Джироламо понятия не имел, как далеко зашла неверность его жены. Тот, кто видел нас в саду вчера ночью, ничего ему не рассказал.
Как только Джироламо прекратил ее трясти, Катерина ответила:
— Кто меня обвиняет? Покажите мне его, и я выведу на чистую воду этого мерзкого, низкого лжеца!
Ее уверенность была настолько непритворной, что Джироламо разжал руки и заявил, все еще полыхая гневом:
— Это весьма достойный человек. Я ему доверяю.
— Даже больше, чем своей жене? — Катерина сверкнула на него глазами. — А вдруг у этого весьма достойного господина имеются тайные мотивы и он хочет внести раздор в нашу семью? Ты уверен, что эта персона не стремится причинить тебе зло?
При этих словах на лице Джироламо отразилась тень сомнения, он отступил назад.
Катерина бесстрашно шагнула вперед, преодолела разделяющее их расстояние и твердым тоном продолжила:
— Это коварный город, и у тебя имеются все основания не доверять тем, кто вхож к нам в дом. Я же клянусь, мой господин, что моя единственная цель в жизни — помогать тебе и дому Риарио достичь вершины славы и могущества. Моя судьба связана с твоей. — Она напустила на себя смущенный и неуверенный вид, вдруг зарделась так густо, словно была скромнейшей из девиц. — Это правда, француз пытался вести себя непозволительно вольно, хотел меня поцеловать. Мне было стыдно упоминать об этом, и, чтобы не причинять тебе беспокойства, я разрешила проблему сама. Теперь я вижу, что была не права, поэтому принимаю урок. Не знаю, что видел тот свидетель, но могу сказать: когда намерения француза стали очевидны, я дала ему пощечину и велела больше не помышлять о подобных вольностях. Обещаю, что впредь не совершу похожей ошибки, не окажусь в ситуации, когда мужчина может воспользоваться моей легкомысленностью.
Гнев графа утих, но он по-прежнему был мрачен и недоверчив. Джироламо обернулся ко мне, вгляделся в мое лицо и спросил:
— Она говорит правду?
Я поблагодарила небеса за то, что мое положение не позволяло смотреть ему в глаза, и ответила:
— Да, ваша светлость.
Граф прищурился, посмотрел на меня и велел:
— Смотри, впредь не спускай с нее глаз!
С этими словами он развернулся на каблуках и вышел.
Я сейчас же поглядела на свою норовистую госпожу. Катерина торжествовала победу и в то же время бурлила от гнева. Из ее губы до сих пор текла кровь, и она зажимала рану краем рукава.
Я протянула руку, чтобы осмотреть повреждения, но она замахала на меня и проговорила:
— Пусть уходят.
Я шикнула на прачек и горничных, застывших с разинутыми ртами, и выставила их за дверь, после чего Катерина вошла в спальню. Она села перед камином, а я принесла таз с водой, намочила полотенце и прижала к покрасневшей верхней губе. Ноги у меня подкашивались от радости. Если бы Джироламо узнал о похождениях жены, он вышвырнул бы ее с балкона, вышиб бы ей мозги о булыжники в саду.
— Слава богу, — приговаривала я вполголоса, промокая рану Катерины дрожащей рукой. — Слава богу!..
Катерина шумно вздохнула и распорядилась:
— Принеси мне зеркало.
Я поспешила к туалетному столику, где лежало ручное зеркало, и принесла его Катерине. Она взглянула на свое отражение и сморщилась.
— Мерзкая скотина! Только посмотри на мой рот! Да и щека опухла… — Графиня отложила зеркало и мрачно поглядела на меня. — Сколько держатся синяки?
— Не меньше недели.
— Я не могу ждать так долго! Я должна снова увидеться с ним, если не сегодня, то уж завтра точно!
Я ахнула, не веря своим ушам, когда поняла, что она говорит о Жераре де Монтане.
— Мадонна, ты сошла с ума!
— Может быть, — усмехнулась она, — но если бы ты испытала то же, что я вчера ночью, то поняла бы, почему мне хочется снова увидеться с Жераром. Однако отныне надо проявлять особую осторожность. — Катерина подняла зеркало, взглянула на свое отражение и нахмурилась. — А пока что принеси мне какую-нибудь мазь и холодной воды. Надо как-то убрать опухоль!
По настоянию Катерины я написала месье Жерару еще одно письмо.
Мой дорогой!
Муж подозревает меня, за нами шпионили в палаццо Борджа, и до графа дошла весть о наших объятиях. Кроме того, я опасаюсь, что человек, возможно, видевший нас в саду ночью, не станет молчать. Мой муж не отличается сдержанностью нрава, он уже выместил на мне свою злость. Страшно подумать, что предпринял бы этот человек, зная правду.
Но я все равно не могу дождаться, когда снова увижу тебя. Ты возносишь меня на такие вершины наслаждения, о каких я и не подозревала. Скажи, где и когда мы встретимся, в каком надежном, укромном месте. Отвечай поскорее, любовь моя, каждый миг в разлуке с тобой кажется мне пыткой.
Твоя тайная возлюбленная.
На этот раз я подкупила одного из художников-французов, работавших над фресками в часовне. Он не был вассалом Джироламо, и никто не заподозрил бы ничего странного в его визите во французское посольство. Месье Жерар пришел в такой восторг от письма, что заставил художника ждать, пока он зашифрует ответ.
Беллиссима! Прекраснейшая, мое сердце разрывается при мысли, что я не увижу тебя ни сегодня, ни завтра. Однако рано утром в пятницу твой муж отправляется по делам в Фаэнцу и Форли. Разве он не сказал тебе? Поездка займет у него не меньше двадцати дней.
Дальше следовали указания, как добраться до дворца некоего господина, готового с радостью предоставить свой дом в распоряжение любовников, поскольку сам он искушен в подобных делах и умеет хранить тайны.
Встретимся в пятницу днем, после того как ты убедишься в отъезде мужа. Не будем терять время даром!
На протяжении трех следующих недель мы с Катериной ровно в полдень отправлялись в город в экипаже, которым управлял любимый возница графини — застенчивый, деликатный юноша, краснеющий каждый раз при виде своей госпожи. Он так обожал ее, что не принимал денег за то, чтобы сохранить тайну, и уверял, что служить ей — честь для него.
Каждый раз мне нестерпимо хотелось остаться дома. Я совершенно не одобряла скандального поведения Катерины, однако если бы не выезжала с ней в качестве дуэньи, то по дворцу сейчас же поползли бы сплетни.
— Кроме того, без тебя я не чувствую себя в безопасности, — говорила графиня.
Мы выбирались в город в простом экипаже без гербов якобы за покупками для дома и самой Катерины. Мы ездили к кузнецам, ювелирам, торговцам шелками, художникам и каждый раз покупали что-нибудь в доказательство того, что графиня действительно была в тех местах, о которых говорила.