Сейчас, однако, мысли у Тоби были довольно мрачные, ибо он никак не мог избавиться от ощущения, что с Самантой что-то случилось.
— Не беспокойся обо мне. Со мной все будет в порядке. Я скоро вернусь.
У Тоби неожиданно запершило в горле, когда он вспомнил эти слова, сказанные ею перед отъездом. Она не хотела, чтобы он страдал из-за нее, и Тоби очень дорожил этим.
Оставалось лишь надеяться, что Мэтт сказал ему правду, и Саманта не сидит сейчас на его ранчо, дожидаясь возвращения хозяина. Он видел, как молодые люди смотрели друг на друга, когда встречались в салуне. Кроме того, он знал и об обязательствах Мэтта перед другой женщиной. Так что старик не мог отделаться от мысли, что его «дорогой девочке» угрожает серьезная опасность, о которой, возможно, она даже не подозревает.
Саманта была настроена весьма решительно, когда уезжала. Он заметил это по ее взгляду. Следовательно, она вернется, лишь когда добьется своего. Или будет считать, что добилась. Что же касается Тоби, ему оставалось только ждать ее возвращения.
Небо над ранчо уже потемнело, когда Саманта встрепенулась и вернулась к реальности. Но Мэтт так нежно сжимал ее в объятиях, что она не могла не улыбнуться. Сегодня он был совсем не такой, как в прошлый раз, когда бросил ее и уехал.
Но Саманта не открывала глаз, борясь с охватившим ее вдруг чувством неопределенности. Вообще-то она не собиралась ложиться с Мэттом в постель, когда утром выезжала из города. Она даже не смогла бы объяснить, как и почему оказалась у него на ранчо. Если разобраться, она просто заглянула поглубже в глаза Мэтта, поняла, как сильно он ее вожделеет, и тоже захотела его.
Она старалась не думать о том, что испытала, когда Мэтт, овладев ею, уехал из гостиницы, оставив у нее в груди ощущение горечи и одиночества. При желании это можно было назвать аберрацией или отклонением от нормы, поскольку сегодня, находясь в нежном плену его сильных рук, прижимаясь к его мускулистому телу и слыша его исполненные подлинной страсти слова, она чувствовала себя совершенно по-другому. Более того, сегодня она могла признаться себе, что любит его.
Мэтт, разумеется, ничего о своей любви к ней не сказал. И возможно, никогда не скажет. Все-таки, как ни крути, между ними продолжало оставаться препятствие.
И имя ему было Дженни.
Подумав об этом, Саманта вздрогнула. Или ей это только приснилось?
— Что случилось?
Подняв веки, она увидела знакомые светлые глаза. Потом в поле ее зрения оказались столь же знакомые твердые и одновременно нежные губы, которые, прежде чем произнести ответные слова, на мгновение прикоснулись к ее губам. Инстинктивно поеживаясь от легкого озноба, сопровождавшего пробуждение, она неожиданно обнаружила, что лежит под тонким покрывалом совершенно голая. В следующее мгновение она поняла, что Мэтт в этом смысле ничем не отличается от нее, и порозовела от смущения.
— Я умираю с голоду.
— Я тоже.
Мэтт снова прикипел к ней поцелуем. Но поскольку поцелуй начал приобретать затяжной характер, Саманта отодвинулась от Мэтта и сказала:
— Мне есть хочется, а не то, о чем ты подумал.
— Ты и раньше это говорила. Но надеюсь, ты понимаешь, что, прежде чем твое желание осуществится, необходимо отскрести сожженную сковородку.
Саманта решила его поддеть.
— Помнится, когда она сгорела, ты особого неудовольствия не выразил.
— Это точно.
Он опять поцеловал ее, потом отбросил покрывало, встал с кровати и вытянулся во весь рост, не испытывая ни малейшего смущения или стыда от своей наготы.
— По-моему, я тоже не прочь что-нибудь съесть. Сейчас посмотрю, что хранится у меня в буфете.
Через полчаса они уже сидели за столом и с огромным аппетитом поедали копченую ветчину, отваренные сушеные овощи, горячие бисквиты, запивая все это кофе. При этом они ухитрялись еще разговаривать и даже смеяться. Однако когда поели, выяснилось, что тот, иной голод, о котором упоминалось прежде, отнюдь не притупился.
Так что в скором времени они снова оказались в постели, а еще через некоторое время Саманта, выглянув из окна, обнаружила медленно всходившую в черном небе луну.
— Похоже, мне придется остаться у тебя на ночь.
— Похоже на то, — пробормотал Мэтт.
Саманта сама удивилась собственной смелости, когда, повинуясь неожиданно возникшему порыву, выпалила:
— Надеюсь, по этому поводу возражений нет?
— А что — у тебя возникло впечатление, что они у меня есть?
С этими словами Мэтт заключил ее в объятия, и Саманта с готовностью приняла их, как и те радости, которые за ними последовали.
Только много позже, неожиданно пробудившись в темноте ночи, Саманта подумала, что Мэтт, в сущности, так и не ответил на ее вопрос.
Глава 6
Мэтт что-то скрывал.
— У меня нет времени на разговоры.
Ответ Мэтта на какой-то банальный вопрос Саманты отличался осторожностью и лапидарностью. Занимался новый день. Они оба уже поднялись с постели, оделись й позавтракали. Стоя у стола с остатками еды, Мэтт смотрел на Саманту так, словно у них не было ни совместного почти семейного завтрака, прошедшего в сердечной приятной обстановке, ни совместно проведенной исполненной страсти ночи.
Произнеся показавшуюся Саманте странной короткую фразу, Мэтт счел нужным добавить:
— Мне необходимо идти кормить животных.
Она поняла это так, что больше вопросов ему задавать не следует.
Когда он вышел во двор, Саманта бросила взгляд в окно на сиявшее в небе солнце. Проникавшие в комнату яркие солнечные лучи казались неким диссонансом в сравнении с настроением Мэтта.
Саманта без особого желания поскребла сковородку, которую они по беспечности сожгли вчера вечером, и от этих воспоминаний ее сердце радостно трепыхнулось, несмотря на овладевшую ею усталость. По правде говоря, Саманта не ожидала, что ее реакция на Мэтта будет столь всеобъемлющей и потребует от нее так много энергии. Тем не менее прошедшая ночь того стоила.
Они проснулись на рассвете, после чего не торопясь, словно семейная пара в воскресный день, позавтракали, съев яичницу из принесенных Мэттом из птичника яиц, поджаренных на беконе из его собственной коптильни. Затем выпили крепкий горячий кофе — на этом особенно настаивал Мэтт. Саманта даже испекла к кофе бисквиты, припомнив старый, врезавшийся по непонятной причине в память рецепт, Мэтт рассказал ей, что они с отцом имели обыкновение просыпаться до восхода и в предрассветной мгле собирали овощи для завтрака на огороде, разбитом на заднем дворе дома. Саманта живо представила себе эту сценку и улыбнулась, но улыбка быстро погасла, когда она вспомнила, как мало знает о Мэтте и его прошлой жизни, тем более что Мэтт не торопился делиться с ней даже ничтожными подробностями из своего прошлого существования.
Она все ждала, когда он начнет расспрашивать о ее прошлой жизни, о которой сообщила ему прежде лишь несколько малозначащих разрозненных фактов. Готовясь к этому разговору, она даже придумала вполне правдоподобную историю, которая могла удовлетворить и взыскательного слушателя.
Но он ни о чем у нее не спросил.
Саманта еще немного поскребла, сковородку, вспомнив, что, когда они позавтракали Мэтт механически, вероятно, в силу давней привычки, собрал со стола грязные тарелки и отнес на кухню. Он бы и сковородку почистил, но Саманта вызвалась помочь, и возражений с его стороны не последовало.
Продолжая работать, она шмыгнула носом и подумала, что никогда не будет чистить чугунных сковородок.
Пришел со двора Мэтт и объявил, что дверь заедает. Но Саманта не удивилась. Она уже заметила, что, несмотря на героические усилия хозяина ранчо, ветхий дом постепенно приходит в негодность, да и в плане уюта оставляет желать много лучшего. Вообще-то во внутренних помещениях было чисто, но покрывало на кровати в спальне прохудилось, и никто не потрудился его заштопать. Это не говоря уже об отсутствии занавесок на окнах, пропускавших слишком много света с самого раннего утра, и голых дощатых полах, не покрытых ни коврами, ни дорожками. Иными словами, здесь не хватало заботливой женской руки.
Саманта к тому же заменила бы щербатые тарелки и старую, пришедшую в негодность кухонную утварь. Она сделала бы это обязательно — даже при недостатке бюджета, просто это потребовало бы больше времени.
А еще она выбросила бы из гостиной старую полуразвалившуюся кушетку, едва державшуюся на ножках, а со временем купила бы и новую мебель. Разномастная старая, кустарного производства, хотя была крепка и удобна, никак не соответствовала женскому представлению о красоте и изяществе. Не требовалось быть слишком наблюдательным человеком, чтобы понять, что на ранчо уже много лет не проживало ни одной особы, принадлежавшей к прекрасной половине человеческого рода.
Осознание этого принесло Саманте неожиданное облегчение, которое, впрочем, оказалось временным. Ибо она очень скоро стала задаваться вопросом, какие изменения произведет здесь Дженни, когда выйдет за Мэтта замуж.
Потом она представила Дженни в постели Мэтта, чего ни в коем случае не следовало делать, поскольку ей тут же пришло на ум, что он будет заниматься с Дженни любовью совершенно по-другому, не так, как с ней.
Сама мысль об этом была для Саманты невыносима. Она попросила Мэтта заняться с ней любовью, он согласился, делал все умело, со страстью. О большем она просить не отважилась, а он… ничего не предложил.
Взяв себя в руки, Саманта пожала плечами — наплевать, мол, но эта мысль жгла ее, словно огнем. А ведь следовало не думать об этом, а, напротив, рассматривать эпизод с Мэттом как своего рода передышку в расследовании, которым она занималась. Пока Мэтт не сказал и не сделал ничего, что заставило бы ее и агентство Пинкертона поверить, что он непричастен к ограблениям. Более того, когда она задавала ему вопросы, пусть даже самого невинного свойства, он неожиданно умолкал и замыкался в себе. Значит, он боится проговориться — сболтнуть нечто такое, о чем пожалеет впоследствии.
Хотя их занятия любовью отличались полной раскованностью, сказать то же самое о разговорах, которые они вели, нельзя. Тем не менее его объятия настолько вскружили ей голову, что она не видела в нем преступника, которого необходимо вывести на чистую воду и передать в руки правосудия.
Господи, как же она противоречива в своих выводах!
Саманта прислушалась к шагам Мэтта. Он снова вышел на улицу и направился к скотному двору. Саманта старалась внушить себе, что простая традиционная жизнь ранчеро, к которой приучил его отец, являла собой разительный контраст с существованием и действиями дерзкого преступника. Но как бы она себя в этом ни убеждала, ее не оставляла мысль, что он скрывает что-то важное.
Саманта подошла к окну и увидела, как Мэтт скрылся в черном провале ворот скотного двора. Там он будет заниматься животными — задавать им корм, чистить их и так далее. Стало быть, у нее есть время, чтобы продолжить расследование. Признаться, ей очень хотелось, чтобы ее подозрения насчет Мэтта не оправдались. Но чтобы окончательно прояснить этот вопрос, она должна получить подтверждение, что преследует не того, кого следует.
Подождав еще немного, она поставила сковороду на полку, вытерла руки и приступила к поиску улик.
Она что-то скрывает.
Эта мысль не давала покоя Мэтту, когда он работал на конюшне. Он уже прибил на копыто лошади Саманты подкову, из-за которой все и произошло. Оставалось лишь кое-что доделать.
Затем Мэтт принялся чистить собственную лошадь, приговаривая:
— Ну как я расскажу Дженни о себе и Саманте? Между тем я должен быть с ней абсолютно честным. Может, сказать ей, что она заслуживает лучшего — человека, который будет любить ее со всей страстью души, а не просто восхищаться ее добротой и способностью понимать и сочувствовать? Удовлетворится ли она одной только братской приязнью? Кроме того, как мне сказать Саманте, что у нас с ней, несмотря на страстные занятия любовью, нет будущего? Поскольку это тоже правда.
Жеребец прядал ушами и с любопытством поглядывал темным глазом на хозяина. «Ну вот, — подумал Мэтт, — я уже начал с лошадьми разговаривать. А что? Очень может быть, что мне только это и останется, когда Дженни отвернется от меня, а Саманта пошлет ко всем чертям и уйдет».
Истина заключалась в том, что Саманта являла собой сочетание всех тех качеств, которые настораживали его в женщине. Она была слишком красивой, слишком страстной и слишком умной, чтобы это пошло ей на пользу. Иначе говоря, она была слишком похожа на его мать. И подобно отцу, он страшно увлекся ею. И точно так же, как отец, считал, что может верить ей лишь тогда, когда она лежит у него в объятиях.
Фрустрация у Мэтта все усиливалась. Он уже начал подумывать о том, что единственный выход для него рассказать Саманте всю правду — о том, в частности, почему он не может ей доверять.
Глубоко вздохнув, Мэтт пришел к выводу, что самое время рассказать ей об этом случае.
Мэтт повесил скребницу на гвоздик, поставил грабли у стены, вышел из конюшни и направился к ранчо. Ему и в голову не приходило, что он делал все очень тихо — тихо шел, тихо открыл дверь, — пока не наткнулся на Саманту, тщательно обыскивавшую его письменный стол.
Пораженный увиденным, Мэтт гаркнул:
— Что, хотелось бы знать, ты тут ищешь?
Саманта повернулась к нему с виноватым выражением на лице. Определенно, она не ожидала его появления, поэтому, прежде чем заговорить, пару раз запнулась.
— Я… видйшь ли… искала чистый лист бумаги, чтобы написать бармену «Трейлз-Энда» объяснительную записку относительно своего отсутствия. Хотела также предупредить, что буду на работе самое позднее завтра.
— И как же ты собиралась доставить ему эту записку?
— Я… боюсь, я еще не успела об этом подумать.
— Похоже, ты действительно не успела подумать. — Лицо Мэтта окаменело, когда он едва слышно произнес: — Мне необходимо знать правду, Саманта. Зачем ты обыскивала мой письменный стол? Что в нем искала? Деньги или ценности, чтобы проведенная со мной ночь принесла хоть какую-то прибыль?
Саманта судорожно сглотнула.
— Итак, правду, Саманта. Я жду.
Сказать ему правду она не могла.
Мэтг терпеливо ждал, когда Саманта заговорит. Но поскольку она молчала и не двигалась, он через пару минут повторил свою сакраментальную фразу:
— Я хочу услышать от тебя правду, Саманта.
И тогда Саманта выпалила то, что ее более всего волновало и шло от самого сердца:
— Правда в том, что ночь, которую мы провели вместе, привела меня в полнейший восторг. Мне даже не верится, что такое может повториться. И вероятно, правильно не верится, поскольку ты обручен и скоро женишься на девушке, которую действительно любишь всей душой, а не так, как меня. Я же отказываюсь быть «женщиной на стороне», даже если ты меня об этом попросишь. Итак, правда в том, что у нас действительно нет будущего, и эта правда для меня непереносима.
Мэтт побледнел.
Саманта же улыбнулась ему дрожащими губами и прошептала:
— Думаю, мне пора возвращаться в город. Ты ведь уже подковал мою лошадь, не так ли?
Мэтт кивнул.
Саманта бросила взгляд на стул, куда положила шляпу. Радуясь тому, что, если не считать головного убора, она одета, Саманта ухитрилась изобразить на губах улыбку и произнесла:
— Ну, кажется, я все сказала. Добавить нечего.
Мэтт схватил ее за руку прежде, чем она успела шагнуть к двери.
— Не уезжай, — вырвалось у него, прежде чем он успел понять, что именно говорит.
— Но я должна.
— Извини…
— Я уже просила тебя не извиняться больше передо мной.
Мэтт еще сильнее сжал ее руку.
— Все, что ты сказала обо мне, правда. Я обручен с другой женщиной… чудесной женщиной, которой я не хотел бы причинить боль.
Саманту бросило в дрожь. Она знала, что этот момент настанет. Ее предупреждали.
— Но теперь, зная, что ты сейчас исчезнешь, я вдруг понял, что не хочу, чтобы ты уезжала. — Он судорожно сглотнул. — Ну так вот: я собираюсь рассказать Дженни о нас в самое ближайшее время.
— Нет… то есть да… Я хочу сказать, что… — Саманта покачала головой. — Честно говоря, не знаю, что и сказать…