Нас выползает встречать какой-то старикашка.
— Лори, это мой папа!
Она моментально превращается в двухлетнего младенца. Выскакивает из машины и бросается ему на шею. Бедняга явно на последнем издыхании, один запах чего стоит.
Дом празднично разукрашен. Выглядит как грошовая лавка — везде бумажные индейки и пилигримы. А вот и мамашка, в каком-то тряпье, накрашена, будто клоун. И вдобавок Милли, приблудная старуха.
Мисс Ящик ведет меня в мою комнату. Ядовито-оранжевое покрывало на кровати, лохматый половик — я словно попала в семидесятые. Ей малость неловко.
— Мама всегда любила яркие цвета.
Похоже, эта комната для нас обеих, ее старую спальню занимает Милли.
Звоню Трою, но трубку никто не берет. Наверное, уже уехал в Денвер. Не знаю, как я выдержу здесь эти праздники.
За обедом я — главная тема разговора. Миссис Ящик расспрашивает меня про агентство. Мистер Ящик хочет услышать про братца Джина.
— Он был такой чудесный человек!
Лжец он был и слизняк. Но пусть этот старый бедолага пребывает в блаженном неведении.
— Да, да, совершенно потрясающий. Мне так повезло, что я с ним работала.
Мамашка смотрит на меня как-то странно. Пожалуй, ей зубы не заговоришь. Она явно кое-что знает про славного братца Джина.
После обеда наступает время торжественных речей. Программу открывает папочка.
— Пандора рассказала нам, как вы были к ней добры. Я хочу сказать, Лори, что мы крайне признательны вам за все.
Потом наступает очередь Миссис Ящик.
— Фрэнк абсолютно прав, дорогая моя. Без вас у нее никогда ничего не получилось бы.
Я расшаркиваюсь в ответ:
— Ну что вы, у вашей дочери все получается само собой. Если бы ей пришлось вести собственное дело, она бы прекрасно справилась.
Они дружно кивают, как будто так оно и есть. Идиоты.
Невозможно заснуть в этой гнусной комнатенке. Без конца думаю о Трое, что-то он сейчас делает в Денвере.
Встаю в туалет. В коридоре прохожу мимо плетеного сервантика и вижу на полке пластмассовую женскую фигурку в голубом платье.
Я смотрю на нее и пытаюсь вспомнить, где ее видела. Наконец вспоминаю. Диснейленд.
Тогда это случилось первый раз. Мне пять лет. Отец повел меня на аттракцион «Белоснежка» и все время держал руку у меня на бедре. Не бойся детка, поглаживал он меня, я не дам тебя в обиду. Никакая ведьма тебя не тронет.
Потом мы идем в магазин сувениров. Хочешь подарок, Лори? Ты так хорошо себя вела, ты получишь подарок.
Я сразу увидела то, что мне хотелось. Это была та самая фигурка, женщина с длинными волосами и в голубом платье. Тогда я только начала ходить в «Святое Сердце», и мне показалось, что это статуэтка Девы Марии. В школе она выглядела гнусно, но у этой было такое милое лицо, что ей я могла бы молиться.
Я говорю отцу, я хочу эту статуэтку Девы Марии.
Отец смеется. Это не Дева Мария, это Голубая Волшебница. Богоматери в Диснейленде нет.
Я говорю ему, что Богоматерь есть везде, это, конечно, она, это ее голубое платье. Люди вокруг слышат наш разговор, они смеются. Отец начинает сердиться. Хватит, Лори. Скажи, что это Голубая Волшебница, или я вообще ничего тебе не куплю.
Не скажу ни за что. И он ее не покупает.
Эта фигурка — полное дерьмо, смешно красть такое, но я ее все-таки забираю.
Праздники тянутся бесконечно, и Мисс Ящик не отпускает меня ни на минуту. Она должна показать мне это, мы должны сделать то. Она тащит меня смотреть каких-то птичек, показывает мне индейскую резервацию, я должна карабкаться на какой-то дурацкий водопад.
— А теперь поедем на Палм-Каньон-драйв, тебе там очень понравится.
Просто невероятно, до чего гнусная улица. Она затаскивает меня в каждый встречный магазин сувениров. В конце концов я покупаю открытки для бабушки. Она когда-то любила ездить в Палм-Спрингс. Мисс Ящик в восторге от моей покупки. Это должно означать, что я тащусь от всего тут.
В субботу поднимаемся на фуникулере на вершину горы. Вот здесь действительно здорово. Идет снег, тишина. Мы пробираемся по тропинке в сосновый парк, вокруг ни души.
Как только мы возвращаемся в город, она снова начинает суетиться, как бешеная.
В воскресенье утром едем в «Старбакс». Какой-то парень переходит дорогу. Потрясная фигура, задница — просто класс. Мисс Ящик явно привлекла его внимание. Он смотрит на нее что-то уж очень пристально. Весьма недурен. Темные волосы, серые глаза. Похоже, не без примеси индейской крови. Лет, наверное, двадцать пять, точнее сказать трудно. Лицо мальчишеское, а глаза умные и серьезные. Он идет за нами в «Старбакс».
— Привет.
Мисс Ящик подпрыгивает аж на метр.
— Гари! Привет! — Она бросается ему на шею. — Как я рада тебя видеть. Прости, что мы не зашли, эти праздники совершенно сумасшедшие.
Она поворачивается ко мне.
— Это моя помощница Лори Макс. Лори, это Гари Отис.
Мы молча смотрим друг на друга. Интересно, что здесь кроется?
Ну вот, выходные подходят к концу, теперь домой, домой. Мы уезжаем в два часа, прощальные объятия с Мистером и Миссис Ящик. Обнимаясь с папашей, стараюсь задержать дыхание, боюсь, этот запах смерти будет преследовать меня весь оставшийся день.
По дороге в Лос-Анджелес Ящик помалкивает. Что там у нее на уме?
— Лори, — наконец начинает она, — я давно хотела тебя спросить. Дядя ничего тебе не обещал? Я имею в виду что-нибудь, связанное с агентством.
Осторожно. Если сказать, что обещал, она, может, и сделает для меня что-нибудь. Она же носится со мной, как ненормальная. Но с другой стороны, это может ее отпугнуть.
Решаю, что пока рано открывать карты.
— Что ты, — улыбаюсь я как можно искренней, — он никогда мне ничего не обещал. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
В десятку. Я вижу, как она с облегчением опускает плечи.
— Я очень рада это слышать. Я бы очень огорчилась, если бы он проявил неблагодарность по отношению к тебе.
Нет, милая, ты потому так радуешься, что думаешь, будто я тебе не соперница.
Заезжаю к матери. Она расспрашивает меня о поездке. Сообщаю ей, что Палм-Спрингс — полное дерьмо. Она спрашивает, что я купила. Ничего, кроме открыток для бабушки. Она тут же обижается. «Что, только бабушка любит открытки? Почему ты и мне не купила?»
Она рассказывает, что меня возили в Палм-Спрингс, когда я была маленькой. Я не помню. «Да нет, ты должна помнить. Там еще были качели за мотелем, в котором мы остановились. Тебя было невозможно оторвать от них. Папа целый день тебя там качал. Как же ты забыла?»
Забыла. Не желаю даже думать о том, как отцовские руки раскачивают меня на качелях, под пальмами.
Я иду на бульвар Сансет, хочу проведать Джессу. Ее нет на обычном месте. Там много других, спящих или просто растянувшихся на земле. Расспрашиваю их о Джессе. Кто-то говорит, что видел на бульваре машину «Скорой помощи», но дальше к востоку.
Иду дальше. Прохожу несколько домов и наконец вижу Джессу, как всегда, со своей тележкой. Подбегаю к ней с руганью. Какого черта она ушла со своего угла? Она заявляет, что имеет полное право перебраться в другое место, если ей захочется, как любой другой человек. Ей кажется, что она здорово подшутила надо мной, и она от души хохочет.
Мне не смешно. Не люблю, когда люди переезжают с места на место.
Вытаскиваю для нее десятку. Она не хочет брать, это для нее слишком много. Она даже не знает, что с ней делать. Ладно, пусть будет пятерка, на это она согласна. Еще у меня есть для нее новый пакет из магазина в Палм-Спрингс, лиловый с зелеными буквами. Но она отвергает и пакет, сейчас у нее хватает пакетов. В общем, она не хочет моих денег, она не хочет мой пакет. Черт.
И Трой уже вернулся из Денвера, но так и не позвонил. Это странно.
Гари
Когда Пандора уехала в Лос-Анджелес, в моей жизни образовалась какая-то дыра. Наше последнее свидание было давным-давно, но все равно мне невыносима даже мысль, что ее нет в городе, просто не верится. Я совершил паломничество по местам, связанным с ней в моей памяти: школа Кэтрин Финчи, больница Эйзенхауэра, водопад в Таквице. Мне все время казалось, что стоит поднять глаза, и я увижу, как она сидит в парке или шагает по каньону. Иногда я даже ездил в Дрим-хоумс и гонял на мотоцикле по ее улице. Легче всего мне представить ее именно здесь, у проволочного забора, за которым взлетают самолеты.
Изредка я навещал ее родителей. Миссис Браун держалась молодцом и так же переливалась всеми цветами радуги. У них поселилась ее старая подруга Милли, и это сильно ее подбадривало. Правда, мистер Браун внушал мне некоторые опасения, он сильно похудел и с трудом передвигался по дому. Что, однако, не мешало ему разносить меня в пух и прах каждый раз, когда мы садились играть в парчизи.
Говорили мы главным образом о Пандоре. Они рассказывали, как много она работает, чтобы научиться хорошо управлять агентством, как помогает ей в этом одна девушка, которая, помимо всего прочего, нашла для нее квартиру и сопровождает ее в поездках по городу. Я радовался, что Пандора не одинока, но мне было грустно, что кто-то другой скрашивает ее одиночество, кто-то другой помог ей устроиться в офисе и переехать на новую квартиру.
По-видимому, я сейчас ей не нужен, даже в качестве друга. С тех пор как она уехала в Лос-Анджелес, я не получил от нее ни одной весточки. Я знал от ее родителей, что Пандора приезжала в Палм-Спрингс на выходные, но ко мне она так и не зашла. Меня это не удивило, но все равно было больно.
Последний раз мы виделись, когда она устроила прощальную вечеринку. Мне удалось тогда лишь поцеловать ее в щеку и пожелать удачи. Уже после отъезда Пандоры я все пытался придумать какие-то волшебные слова, которые вернут ее мне, слова, которые снова соединят нас. Но потом я понял, что этих слов просто не существует.
Мне оставалось только исчезнуть из ее жизни. Я не звонил ей, не писал по электронной почте, не пытался встретиться с ней, когда она приезжала в Палм-Спрингс. Так проходила неделя за неделей, и со временем образ Пандоры сдвинулся куда-то на обочину моего сознания. Мне больше не мерещилось, что она где-то здесь, в нашем городе, но вместо этих видений в моей душе возникла пустота, которую ничто не могло заполнить.
Удивительно, но я ни разу в жизни не был в Лос-Анджелесе. И многие другие жители наших мест тоже. Мы представляли себе этот город по фильмам и телепередачам, но не стремились увидеть его наяву. И когда я пытался представить там Пандору, у меня ничего не получалось. Она казалась мне нереальным существом, живущим непонятной жизнью в совершенно незнакомом городе.
И вот однажды, месяца через два после ее отъезда, мне довелось отправиться туда.
Все началось в самое обычное воскресенье. Я рано встал, просмотрел газету, потом сел на мотоцикл и отправился в дюны. В этот раз они были ко мне благосклонны. Я словно смотрел на самого себя с другого конца подзорной трубы, взбирающегося в гору на дурацкой маленькой тарахтелке, и видел, как моя жизнь уходит в песок, год за годом.
Я развернулся и погнал по автостраде 111. Доехав до Айдилуайлда, подумал, что отсюда рукой подать до квартиры Боба, и решил заглянуть к нему, но его не оказалось дома. И тогда, вместо того чтобы вернуться в Палм-Спрингс, я почему-то помчался дальше на запад. Увидев поворот на автостраду 10, я, сам не знаю почему, выехал на нее, все еще не признаваясь себе, куда направляюсь.
Дальше были Бомон, Баннинг и Сан-Бернардино. В полдень я остановился в Монтклере, заправиться и перекусить. А потом оказался на автостраде 101, и вскоре уже появились указатели к центру Лос-Анджелеса.
Он ошеломил меня своими размерами. Я бесцельно кружил по улицам, надеясь получить хоть какое-то представление о городе. Но одно впечатление тут же сменялось другим — за кварталом старых жилых домов вдруг начиналась территория пустых зданий на снос, а за ней — целый лес новых современных высоток.
Миссис Браун упоминала название улицы, где поселилась Пандора, но я не запомнил. Знал только, что это где-то в Голливуде. Я остановил такси и спросил водителя, как добраться до Голливуда. Он объяснял мне дорогу, округлив глаза — видимо, решил, что я приехал поглазеть на кинозвезд.
Когда я увидел Голливуд, то не поверил своим глазам — неужели со всего мира приезжают люди, чтобы посмотреть на это? Никогда в жизни не видел столь отвратительного места. Повсюду кучи мусора, кругом обшарпанные заколоченные постройки, толпы бомжей, и чуть ли не в каждом доме порномагазин. Такого безобразия у нас в Палм-Спрингс не допустили бы никогда.
Последним пунктом моего путешествия стал «Китайский театр Граумана», где на цементной площадке перед входом оставляют следы все кинозвезды. Большинство имен почти ничего мне не говорили, но потом я увидел отпечаток маленькой туфельки на шпильке, оставленный Мэрилин Монро. Я всегда очень ее любил.
Когда я шел обратно к мотоциклу, я вспомнил — Свитсер, так называется улица, где живет Пандора. Я заехал на заправку и попросил у них справочник. Нужной улицы я там не нашел и спросил у служащего. Он посмотрел на меня, как на полного придурка. Выяснилось, что эта улица находится в Западном Голливуде и называется Свитзер, через «з».
Я поехал туда. Я твердил себе, что я не стану заходить к Пандоре, а просто проедусь и посмотрю, что это за улица.
Я нашел улицу и несколько раз проехал из конца в конец. Это оказался приятный старый район с кирпичными оштукатуренными домами. Конечно, он знавал лучшие времена, но выглядел очень прилично и приятно. Я легко мог представить людей, которые живут здесь. Но Пандору я не увидел.
И тут я вдруг почувствовал, как мне это необходимо. На меня навалилась такая тоска, что мне стало больно. Вся гордость куда-то улетучилась. Я не мог смириться с тем, что нахожусь буквально в двух шагах от Пандоры, но не встречусь с ней.
Я позвонил миссис Браун по сотовому и попросил адрес Пандоры. Я не стал говорить, откуда звоню. Получив адрес, я сразу поехал туда. Но чем ближе я подъезжал к ее дому, тем больше сбавлял скорость.
Когда мы были детьми, я часто проделывал такое — кружил вокруг ее дома, надеясь наткнуться на нее как бы случайно. Если она встречала меня, я всегда мог сказать, что приехал посмотреть на самолеты. Но сейчас у меня нет никакого предлога. Я не мог ничего придумать, кроме того, что было на самом деле.
Я нашел ее дом и оставил мотоцикл на обочине. Несколько минут я ждал, надеясь, что она выйдет из дома и наша встреча окажется непринужденной. Но никто не появился, и мне ничего не оставалось, как идти к двери.
Там было много кнопок и табличек с именами. Среди них, под номером 3, я увидел маленькую наклейку с надписью «П. Браун». За свою жизнь я столько раз видел это «П. Браун» — на листе с диктантом в шестом классе, в обратном адресе на рождественских открытках, на воротничке физкультурной формы. И теперь это имя здесь, в совершенно незнакомом, чужом для меня мире. От этого хотелось плакать.
Я простоял у двери очень долго, но так и не нашел в себе сил нажать кнопку звонка. Что, если она дома? Как я объясню свое присутствие здесь, под каким предлогом заявлюсь к ней в дом?
В конце концов я развернулся и пошел прочь. Я пообещал себе, что обязательно вернусь сюда, но только в следующий раз все сделаю как надо. Позвоню Пандоре заранее, скажу, что еду в Лос-Анджелес, купить кое-какие компьютерные программы, и приглашу ее куда-нибудь на ланч или в кино. Я был полон решимости, и это дало мне силы дойти до мотоцикла и двинуться в обратный путь в Палм-Спрингс. Однако где-то у Сан-Бернардино все мои планы показались мне совершенно бессмысленными, и я понял, что никогда больше не приеду в Лос-Анджелес.