Опустив голову, Венеция незаметно вытерла слезы и подняла на Грегора ледяной взгляд:
– Мы тоже очень рады видеть вас, Маклейн. Полагаю, поездка из Лондона в эти края доставила вам удовольствие.
Грегор даже не глянул в ее сторону. Все его внимание было сосредоточено на злосчастном Рейвенскрофте, к которому он и обратился:
– Итак, Рейвенскрофт? Вам нечего сказать в свое оправдание?
Рейвенскрофт бессильно уронил простертую руку; вся его наигранная бойкость исчезла без следа, когда он заговорил.
– Лорд Маклейн, я не понимаю… то есть я не знаю, что вы имеете в виду… как вы можете…
– Сядьте, вы, щенок!
Молодой лорд оцепенел, потом сдавленно произнес:
– Прошу прощения?
– Вы меня слышали. Сядьте и дайте мне подумать. Я приехал сюда затем, чтобы разобраться на месте, как спасти вас обоих от последствий всей этой глупости. Очень жаль, что ваша карета разбита.
Рейвенскрофт покраснел.
– Это несчастный случай.
– Величайшей глупостью с вашей стороны было продолжать поездку в такую погоду. И при этом нещадно гнать лошадей. – Грегор резко повернул голову и обратился к Венеции: – Я полагал, что уж вы-то могли бы проявить в сложившихся обстоятельствах необходимое благоразумие.
Венеция выпрямилась. Обвиняющий взгляд Грегора задел ее еще больнее, чем проявленное им до этого невнимание.
– Я категорически возражала против езды с такой скоростью. Более того, настаивала, чтобы мы сделали остановку, когда погода ухудшилась.
– Это правда, – вмешался в разговор Рейвенскрофт.
Грегор поднял брови:
– Значит, вы не только похитили мисс Оугилви, но и подвергали её жизнь опасности, отказываясь следовать ее разумным советам?
Рейвенскрофт сжал кулаки.
Венеция вдруг заметила, что и сама сделала то же самое. Ах, ну почему, почему она решила, что присутствие Грегора поможет ей?
Рейвенскрофт затараторил, брызгая слюной:
– Ничего подобного тут нет! Мы с мисс Оугилви не сделали никаких глупостей. Наоборот, все у нас в полном порядке!
Он бросил на Венецию умоляющий взгляд. Она с трудом удержалась от недовольной гримасы, но отчаяние Рейвенскрофта ей было понятно. Она годами была свидетельницей того, как Грегор одним взглядом своих зеленых глаз осаживал дерзких слуг, назойливых мамаш незамужних барышень, бесстыдных охотников за приданым и тому подобных личностей. Но ни разу за все годы их дружбы он не смотрел так на нее, и Венеции это очень не понравилось. Его холодность всколыхнула всю ее гордость и что-то еще, такое жаркое и нестерпимое, что она решительно отказалась смириться с его повелительной манерой и проговорила:
– В самом деле, Грегор, я не могу взять в толк, с чего это вы вскочили в седло и бросились спасать нас. С нами все в порядке. Мы только что говорили о том, как нам повезло найти такую уютную гостиницу во время этой ужасающей снежной бури. – Она посмотрела на Грегора, прищурив глаза. – Вы не находите, что погода для апреля месяца самая неподходящая?
Рейвенскрофт, видимо, не уловил обвиняющих ноток в ее голосе, потому что кивнул и азартно поддержал Венецию:
– Вот именно! Совершенно неподходящая, иначе я мог бы спланировать все по-другому. – Помолчав, он добавил с осторожностью: – Ведь мы не нуждаемся в помощи, мисс Оугилви, не правда ли?
Грегор повнимательнее пригляделся ко взъерошенному облику Венеции и коротко бросил с явным неодобрением:
– Вот как?
Расшифровать этот короткий вопрос можно было только так: «Все это ложь, и вы это отлично знаете, дорогая». Но Венеция ответила твердым «да», ибо ей было невыносимо, что Грегор смотрит на нее и на Рейвенскрофта как на двух самых больших глупцов во всем мире.
Грегор всегда едко насмехался над теми, кого считал малодушными и слабовольными. Эти качества в людях он считал нестерпимыми. Он и Венеция нередко спорили об этом. Но в данный момент дела приняли иной оборот. Она видеть не могла насмешку в его глазах и твердо решила не показывать Грегору свою слабость – любой ценой! Хотя план Рейвенскрофта был явно обречен на неудачу и хотя сама она дошла до того, что жаждала избавления, Венеция не допускала и мысли, чтобы Грегор об этом догадался.
– Вы потратили немало времени на поездку, – заносчиво процедила она. – Сказать по правде, я не вполне понимаю, что вас так обеспокоило.
Грегор сбросил с плеч свое длинное пальто и швырнул его на кресло в углу комнаты.
– Ваш отец послал меня и просил, чтобы я как можно скорее вернулся домой вместе с вами.
– Начать с того, что это его ошибка! Ведь именно он уговорил Рейвенскрофта сопровождать меня.
– Не имеет значения, что сделал ваш отец! Это вы поступили на редкость безрассудно, только вы!
– Я не сделала ничего плохого! – вспыхнула Венеция.
– Нет, она… – заговорил было Рейвенскрофт, однако Грегор, не сводя глаз с Венеции, прервал его:
– Но ведь это вы добровольно сели в одну карету с незнакомым мужчиной. Не так ли?
– Но я знаю Рейвенскрофта!
Рейвенскрофт снова открыл рот, и снова Грегор не дал ему возможности заговорить.
– Вы едва его знаете!
– Знаю достаточно хорошо! – заявила Венеция с негодованием.
Рейвенскрофт уронил голову на руки.
– В таком случае расскажите мне о нем, – предложил Грегор. – О том, каковы его обстоятельства. О том, как случилось, что ваша карета опрокинулась на северной дороге.
Венеция взглянула на Рейвенскрофта, но тот даже не поднял голову. Она глубоко вздохнула.
– Я не обязана объяснять свои поступки ни вам, ни кому бы то ни было: Рейвенскрофт – порядочный молодой человек… э-э… пользуется уважением, – сказала она, стараясь не вспоминать, что всего десять минут назад желала, чтобы он оказался в самой глубине самого большого сугроба. – С той минуты, как мы покинули Лондон, он неизменно вел себя как настоящий джентльмен.
Брови Грегора снова взлетели вверх.
– Если не считать того, что он похитил вас…
– Я собирался жениться на ней! – завопил Рейвенскрофт, но на него никто не обратил внимания.
– Лгал вам, – продолжил Грегор.
– Я сказал ей правду, как только мы приехали сюда!
– И удерживал вас насильно, пока…
– Я не удерживал! – выкрикнул Рейвенскрофт с такой силой, что его физиономия сделалась такой же красной, как его жилет. – Если бы не метель, мы сейчас уже были бы повенчаны и направлялись на континент.
Венеция открыла рот и тут же закрыла. Только через секунду она обрела дар речи, но скорее взвизгнула, чем произнесла:
– Континент?
Грегор с усмешкой заметил:
– Я считал, что вы знали намерения… гм… джентльмена.
Венеция проигнорировала это замечание.
– Рейвенскрофт, что это за чушь насчет континента?
Прежде чем ответить, Рейвенскрофт обиженно посмотрел на Грегора:
– Я хотел вам рассказать, но не знал, когда лучше это сделать. Быть может, стоило подождать до тех пор, пока…
– О, ради любви к великому Зевсу, поведайте об этом прямо сейчас, – нетерпеливо предложил Гpeгop. – Объясните, с чего это вы решили отправиться на континент сразу после вашей неожиданной свадьбы.
– На это есть много причин.
– Назовите хоть одну.
– Я люблю Италию.
Грегор, скрестив сильные руки на широкой груди, обхватил ладонями мощные плечи. Рядом с ним Рейвенскрофт казался еще более моложавым и тщедушным, чем обычно.
– Рейвенскрофт, – заговорила Венеция, – при чем тут континент? Уж не хотите ли вы просто сбежать, потому что у вас долги?
– Нет! Разумеется, нет!
– Это, я полагаю, похуже, чем всего лишь долги, – сказал Грегор.
Рейвенскрофт вспыхнул.
– Послушайте, Маклейн, – напыжившись, обратился он к Грегору. – Милорд, я понимаю, что вы не имели намерения оскорбить меня, но…
– Уймитесь вы, щенок несчастный! Само собой, у меня есть такое намерение.
– Вы намерены оскорбить меня? – помолчав, спросил Рейвенскрофт.
– Да. Я нахожу ваше общество невыносимо скучным, а ваше поведение по отношению к мисс Оугилви своекорыстным. И потому не считаю нужным говорить и обращаться с вами уважительно.
Рейвенскрофт мгновенно сник и понурился так, словно кости у него размякли и не могли удерживать плоть.
– О, понятно, – прошелестел он. Венеция топнула ногой.
– Рейвенскрофт, не позволяйте Грегору обращаться с вами подобным образом!
Щеки у молодого лорда побагровели.
– Ничего, я ему не позволяю. Я только стараюсь понять, вот и все.
– Но ведь он оскорбляет вас! Я бы на вашем месте пришла в ярость.
В низком, глубоком голосе Грегора прозвучала смешливая нота, когда он произнес:
– Полагаю, мисс Оугилви хочет предложить вам вызвать меня на дуэль.
Венеция резким движением повернулась к нему:
– Я не собираюсь предлагать ничего столь идиотского, и вы отлично это знаете. Я просто хочу, чтобы он хоть немного постоял за себя.
– Это не имеет значения. Но если Рейвенскрофт вызовет меня на дуэль, я должен буду занять позицию и ждать своей очереди.
Венеция сдвинула брови:
– Что?
Рейвенскрофт вдруг ожил, судорожно сглотнул и обратился к Грегору:
– Лорд Маклейн, может быть, нам с вами следовало бы обсудить все где-нибудь в…
Венеция не дала ему договорить.
– Нет! – воскликнула она и, прищурившись, обратилась к Рейвенскрофту: – Вы что-то скрыли от меня?
– Да… то есть нет… или, скажем, я скрыл совершенную мелочь…
– Что именно?
Рейвенскрофт поморщился:
– Венеция, не надо…
Грегор усмехнулся, подвинул кресло на самую середину комнаты и уселся, закинув ногу на ногу.
– Продолжайте, – предложил он.
Венеция подбоченилась.
– Вам непременно хотелось прийти на помощь?
– Я рисковал сломать себе шею, когда скакал сюда в такую погоду именно с этой целью, но вы сообщили, что в моем присутствии нет нужды. – Грегор пожал плечами. – Так что я просто позволю себе поразвлечься.
– Ухудшать и без того скверное положение непростительно.
– Прошу прощения, – извинился Грегор с той своей обезоруживающей полуулыбкой, от которой Венеция испытывала внутренний жар. – Каким образом, скажите на милость, я мог бы ухудшить положение?
Венеция терпеть не могла, когда Грегор оказывался прав, но теперь она сдержалась и обратилась к Рейвенскрофту:
– Вы должны покончить с этим. Лорд Маклейн не уйдет до тех пор, пока вы не выложите все напрямик.
Рейвенскрофт устремил на Грегора уничтожающий взгляд, а тот поднял руки вверх и рассмеялся:
– Не смотрите на меня так свирепо! Я не из тех, кто готов драться с кем бы то ни было на дуэли из-за пустяков.
Венеция делала вид, будто не обращает внимания на Грегора, но это давалось ей нелегко. Он небрежно раскинулся в кресле, вытянув вперед ноги в мокрых и грязных сапогах и мешая остальным участникам разговора свободно двигаться по комнате. В промокшей одежде, с волосами, закурчавившимися от сырости, со смешливыми искорками в зеленых глазах, Грегор был неотразим. Даже шрам на левой щеке казался привлекательным, загадочным, напоминающим об опасности.
– Итак, Рейвенскрофт? – обратился Грегор к тому, кого только что назвал щенком. – Расскажете ли вы мисс Оугилви о вашем умысле? Или мне самому это сделать?
– Да, я готов рассказать ей, – произнес Рейвенскрофт мрачным тоном, который вывел Венецию из терпения. – Прежде всего, мисс Оугилви, вы должны понять, что, несмотря ни на что, повторяю, несмотря ни на что, я здесь потому, что безумно люблю вас.
– Ну и? – поторопил его Грегор.
– И мне необходимо было покинуть страну из-за дуэли, в которой я должен был участвовать.
Венеция растерянно заморгала:
– Ничего не понимаю.
Рейвенскрофт вздохнул:
– То, что случилось… Это была не моя вина, но на прошлой неделе мы с лордом Алстером играли в карты в клубе «Уайтс». Он обвинил меня в жульничестве, и я…
– А вы жульничали? – перебил его Грегор.
– Нет! – сорвался тот на крик. – Я уронил карту на пол. Не подумав, наклонился и поднял ее. Тогда Алстер… имел наглость заявить, что я играю нечестно.
Грегор поднял брови:
– Вы и в самом деле подняли в разгар игры карту с пола?
– Нуда, поднял. Я уронил ее и не заметил этого… Я знаю, что мне не следовало так поступать, но это была дама, а мне… мне так важно было…
– Черт побери! – Грегор бросил на Венецию взгляд, полный юмора. – Вы и вправду хотите выйти замуж за этого глупца?
Рейвенскрофт сжал кулаки и густо покраснел. Венеция даже не посмотрела на него.
– Я никогда не говорила, что собираюсь замуж за кого бы то ни было. Я лишь сказала, что Рейвенскрофт джентльмен. По крайней мере я так считала.
– На него было бы забавно смотреть, – в раздумье произнес Грегор. – Это все равно что поселить, у себя в доме маленькую обезьянку.
– Милорд! – Рейвенскрофт шагнул вперед, в глазах у него вспыхнул гнев.
– Сядьте, – сказал Грегор равнодушно.
– Милорд, я не позволю вам…
– Сядьте!
На этот раз голос Грегора был подобен грому небесному, а зеленые глаза потемнели, как вода в бушующем море. Крик его отозвался эхом где-то за стенами комнаты.
Рейвенскрофт ударил ногой о ножку стула и застыл на месте.
Венеции показалось, что сердце ее вот-вот вырвется из груди. Грегор редко терял самообладание даже в гневе. За все годы их дружбы она могла бы сосчитать такие случаи по пальцам одной руки.
А сейчас он гневался на нее. Она никогда не думала, что такое может быть, и это потрясло ее до глубины души. «Ведь это же Грегор, всего лишь Грегор, – твердила она себе, стараясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. – Я знаю его целую вечность». Но эти самоутешения не оказывали на нее желаемого действия.
Венеция стиснула руки.
– Рейвенскрофт, продолжайте ваш рассказ! Алстер обвинил вас в жульничестве, и что дальше?
– У меня не было выбора. Я вызвал его на дуэль.
– И кто победил? – спросила она.
Молодой лорд прикусил губу и едва слышно произнес:
– Никто.
– Не понимаю.
Рейвенскрофт откашлялся и сказал:
– Я никому об этом не говорил. Мы еще не встречались.
Венеция на минуту задумалась, потом спросила:
– Когда произошел этот инцидент?
– Три дня назад.
Так, три дня назад. Как раз перед тем, как он вознамерился похитить ее и… Венеция сосредоточила на Рейвенскрофте пристальный взгляд:
– Так вот почему вы захотели уехать на континент!
Грегор отреагировал на мучительную гримасу Рейвенскрофта негромким язвительным смешком.
– Теперь вам ясно, дорогая? – совершенно спокойно обратился он к Венеции, хотя внутри у него все кипело. – Я спас вас не только от похищения, но и от убожества жизни на континенте в качестве супруги недостойного изгоя.
Венеция была на грани срыва от охватившего ее гнева.
– Позвольте мне поставить все на свои места, Рейвенскрофт, – проговорила она, задыхаясь от возмущения. – Вы не только обманули меня, сказав, что моя мать тяжело больна, но и намеревались принудить меня вести с вами тайную жизнь на континенте. Это так?
– Ну… да. Я думал, вам понравится.
Венеция с трудом удерживалась от того, чтобы не надавать ему пощечин.
– Вы считали, что мне понравится скитаться из страны в страну, не имея возможности вернуться когда-либо в Англию?
– Мы могли бы вернуться.
– Когда?
– Как только удалось бы убедить Алстера отказаться от обвинений.
– И каким образом вы предполагали этого добиться?
– Я… я думал, что, может быть, ваш отец…
– Вы смели думать, что мой отец станет хлопотать о вашем возвращении в Англию?
– Ваш отец хорошо ко мне относится!
– И моя мать тоже. Но они не согласились бы жить с вами на континенте, не так ли?
– Нет, – мрачно буркнул Рейвенскрофт. – Но я полагал, что они охотно помогут своему зятю.
– Не думаю, что они выжили из ума и отправились бы в изгнание, считая увлекательнейшим приключением необходимость скрываться от полиции и жить в гостиницах под вымышленными именами. Впрочем, как знать? Я очень люблю своих родителей, но, увы, никто никогда не считал, что у них есть хоть капля здравого смысла. Что касается меня лично, то я всем сердцем хочу лишь одного: поскорее выпутаться из этой нелепой истории.