«Конечно же, – думала Жанна Антуанетта, у женщины моего положения еще никогда не было такой нетребовательной семьи!»
Маркиза продолжала управлять королевским двором. Как же она была счастлива, когда им с королем удавалось ускользнуть от изнурительного придворного этикета Версаля! Какое же удовольствие ужинать в маленьких комнатах без этих пяти слуг, которые пробовали каждое блюдо перед тем, как передать его королю, и пяти других, которые пробовали вино.
У бедной королевы не было возможности забыть об этикете. Но возможно, она была более терпеливой и спокойнее относилась к этикету. Она уже несколько месяцев не была в Триньяне, так как ее гувернантка и поставщица фруктов все еще ругались по поводу того, кто должен снабжать дом свечами. Это был вопрос этикета: свечи должен был поставлять определенный человек, и, пока вопрос не разрешится, свечей в Триньяне не будет.
Весь королевский двор слышал историю о ковре над кроватью в спальне королевы, и никто не находил в этом ничего странного. Дело в том, что королева обнаружила, что ковер очень пыльный, и сообщила об этом одной из своих служанок. Та передала жалобы чистильщику обивки, который заявил, что эту пыль он убирать не обязан, так как ковер – это не обивка, а мебель, и поэтому чистить его должны мебельщики. Тогда конфликт перерос в ссору между мебельщиками, которые пытались выяснить, кто из них должен чистить ковер. Проблема заключалась в том, что если один слуга выполнял работу другого, то это считалось серьезным нарушением этикета. Низший слой жителей Версаля тщательно пытался копировать образ жизни верхнего.
Подобные нелепые ситуации повторялись снова и снова; но этикет священен, и никто не собирался отменять такие вот глупые правила. После одного эпизода маркиза начала опасаться, что они с королем окажутся в очень затруднительном положении и их обвинят в одном из самых серьезных нарушений этикета, которое только можно было себе вообразить.
Они ужинали в маленьких комнатах. Король ел с большим аппетитом. Это был один из тех замечательных моментов, когда можно было не соблюдать этикет.
Маркиза была радостна и вела себя очень оживленно, и король пожелал пораньше отправиться спать, чтобы остаться с ней наедине. Церемония отхождения ко сну в королевской спальне окончилась, и король присоединился к мадам де Помпадур.
– Ах, – воскликнул он, растягиваясь на ее кровати. – Какое же счастье сбежать оттуда! Моя дорогая маркиза, меня все больше и больше утомляет формализм Версаля. Я очень люблю свой дворец, но рядом со мной везде и всегда присутствует незримый наставник: этикет.
– Вашему величеству можно и не соблюдать его.
– Что я и делаю при каждом удобном случае.
– Может, не соблюдать его всегда?
– Народ никогда этого не поймет. Они считают нас… куклами, облаченными в парчу и бархат. – Людовик зевнул. – Вино сегодня было отменным.
– Да, ваше величество, вы доказали свое одобрение.
– Я что, опьянел?
Жанна Антуанетта преклонила перед ним колени и смотрела на него тем полным обожания взглядом, который приводил короля в восторг.
– Ваши манеры безупречны, как всегда. Они и не могут быть другими.
– Моя дорогая, – сказал Людовик, – как ты прекрасно выглядишь! Почему ты стоишь на коленях? Я хотел бы, чтобы ты была ближе.
Маркиза улыбнулась и поднялась. Снимая платье, она сказала:
– Однажды я покажу вам мою маленькую Александрину.
– Ты так нежно любишь свою дочь, – сказал король. – Она так же прекрасна, как и ты? Нет, это невозможно.
– Александрина некрасива. И я ничуть об этом не сожалею. Я не хочу, чтобы она стала великой красавицей.
– Странные слова для любящей матери.
– Вовсе нет, – ответила маркиза, закрывая глаза. – У красавиц много врагов. Я хочу, чтобы Александрина прожила тихую и мирную жизнь. У моей матери были планы на мой счет, и я их унаследовала. Мои же планы для моей дочери совсем другие. Надеюсь, что мне удастся воплотить в жизнь.
– Полагаю, – сказал король, – ты хочешь ей мужа из знатного рода.
– Я бы хотела подойти к выбору жениха с большой осторожностью, – ответила она. – Он должен быть достоин моей дочери.
– Богатый, знатный… властный, – пробормотал король.
– И добрый, – добавила Жанна Антуанетта. – Я бы хотела, чтобы муж моей дочери был так же добр к ней, как мой король ко мне.
Глаза короля засияли, когда он окинул взглядом ее великолепную фигуру и рассыпавшиеся по плечам роскошные волосы.
Король протянул руки, и Жанна-Антуанетта пошла к нему.
Через час она поняла, что с Людовиком не все в порядке. Он судорожно дышал; маркиза быстро зажгла свечу и увидела, что лицо короля пурпурного цвета.
– Людовик! Людовик! Что с тобой? – закричала она.
– Быстрее… пошли за доктором, – сдавленным голосом ответил он, но, вспомнив об этикете, добавил: – Скажите, что это вам нездоровится.
Жанна Антуанетта понимающе кивнула и позвала служанку.
– Быстро приведи доктора Кюснея, – приказала маркиза. – И не говори, что король болен. Скажи, что больна я.
Когда доктор пришел, он очень удивился, что его встретила маркиза.
– Мадам, разве вы больны? – запинаясь спросил он.
– Тише, прошу вас. Болен его величество.
Кюсней подошел к постели и осмотрел короля. Он дал Людовику порошки и потребовал холодной воды, чтобы омыть ему лицо.
Маркиза, дрожа, стояла рядом.
– Месье! – закричала она. – Умоляю, скажите… ему очень плохо?
Доктор выглядел опечаленным.
– За удовольствия надо платить. Людовик потакает всем своим желаниям. – Доктор пожал плечами. – Он все еще очень молод, и только это его спасает. Если бы ему было шестьдесят, то сейчас в вашей постели был бы покойник, мадам.
Людовик позвал доктора.
– Помогите мне встать, – потребовал король. – Я должен вернуться в свою спальню. Если я собираюсь болеть, то только не здесь.
После того как Людовик выпил несколько чашек лекарственного отвара, который по приказу доктора приготовила одна из служанок маркизы, Кюсней отвел Людовика в королевскую спальню. Маркиза, беспокоясь о здоровье короля, дрожала при мысли о том, какой бы был скандал, если бы король умер в постели своей любовницы. Этикет позволял королю Франции умирать лишь в своей собственной постели. Кюсней провел с Людовиком всю ночь, и утром маркиза получила от своего заботливого любовника записку.
«Моя дорогая, – писал Людовик, – как же мы оба перепугались! Я посылаю тебе эту записку с доктором, чтобы он мог заверить тебя, что все в порядке…»
Было странно, что в такой критический для них момент важным оказалось соблюдение этикета.
В любой ситуации он был самой важной частью придворной жизни. Никто не удивился бы, узнав, что маркиза и король провели ночь вместе; наоборот, Версаль долго бы обсасывал новость о том, что они провели ее порознь. Но все же одной из самых скандальных новостей было бы известие о том, что король умер в постели своей любовницы.
Отказаться от столь неразумных условностей? Проще выбить фундамент из-под величественных золотисто-желтых стен самого дворца.
Глава 11
ПРИНЦ ЧАРЛЬЗ-ЭДВАРД СТЮАРТ
Наконец-то появились известия о кавалере ордена Святого Георга. Он прибыл на французскую землю, и королевский двор готовился принять его. Так как в тот момент Британия была врагом Франции, молодому человеку, которого король боялся как огня, нужно было устроить блестящий прием.
В душе Анны-Генриетты смешались радость и страх. С тех пор как они встретились, прошло так много времени, и она представляла его возвращение совсем иначе. Принцесса мечтала, что Чарльз приедет во Францию просить у короля руки дочери как наследник престола.
В действительности все оказалось совсем по-другому, и Анна-Генриетта не знала, как теперь отец отнесется к молодому принцу. Прием Чарльзу организовали великолепный, спору нет, но потому ли, что Людовику нравился Чарльз-Эдвард? Или просто для того, чтобы показать свое пренебрежение к врагу на Альбионе?
С политической точки зрения было выгодно приютить претендента на английскую корону. Интересно, отец приказал устроить грандиозный прием молодому принцу по этой причине?
Анна-Генриетта не осмеливалась говорить с отцом о своем возможном браке. Людовику не нравилось обдумывать замужество своих дочерей. Если этот вопрос все же поднимался, он отвечал, нахмурив брови: «Они еще слишком молоды». Король часто вспоминал о Луизе-Елизавете, жене принца Испании. «Что хорошего этот брак принес ей? – спрашивал отец. – Следовало оставить ее здесь, вместе с нами. Мне нравится, когда мои дочери рядом со мной».
К Анне-Генриетте пришла Аделаида. Она хотела посекретничать с сестрой и поэтому величественным жестом приказала слугам удалиться.
Аделаида была очень хороша. Люди были правы, говоря, что она самая миловидная из принцесс. Но иногда взгляд сестры становился таким яростным, что кроткая Анна-Генриетта пугалась.
Аделаида оставалась такой же капризной, как и в детстве; после того как ей разрешили остаться в Версале, в то время как ее младших сестер отправили в Фонтевро, ее отец баловал. Придворные пытались получить расположение короля через его дочь.
Анна-Генриетта часто видела, как сестра падает на пол, колотя руками и ногами, если что-то не делается так, как желает ее высочество. Такое ее поведение ставило слуг в затруднительное положение, потому что они боялись ее. Когда Анна-Генриетта сказала сестре об этом, Аделаида выглядела очень удивленной. «А как же еще получить то, что я хочу?» – спросила она.
Никто не мог быть уверен в том, что Аделаида сделает в следующую секунду. Она никогда не задумывалась над своими безумными идеями и тут же претворяла их в жизнь.
Анна-Генриетта с ужасом вспоминала, как несколько лет назад Аделаида всерьез собиралась убежать из Версаля и присоединиться к армии.
Только Аделаида могла быть одновременно храброй, невинной, с безгранично буйной фантазией. В то же время ее грубость серьезно беспокоила Анну-Генриетту, и она переживала о будущем сестры.
Аделаида слышала, что в Версале много говорят об англичанах, старинных врагах Франции, хотя самой опасной для них была Австрия.
– Я ненавижу англичан, – заявила она своей гувернантке. – Я ненавижу их больше всего на свете, потому что они доставляют беспокойство моему папочке.
Девочка жадно слушала, как ее гувернантка читает ей притчу о Юдифи, очаровавшей Олоферна и затем убившей его во сне.
После этого рассказа она несколько дней ходила о чем-то задумавшись, и все спрашивали: «Что случилось с мадам Аделаидой?»
Но девушка никому не рассказывала о том, что происходит в ее буйной голове. Несколько дней спустя Аделаида пропала.
Королевский двор пришел в оцепенение. Выдвигались самые разнообразные версии случившегося. Кто-то утверждал, что Аделаиду похитили. Дочь короля выкрали из Версаля под носом у придворных!
Но вскоре… Аделаиду нашли на дороге недалеко от Версаля. Ее привели обратно во дворец, к радости королевской семьи и всей Франции, но к огорчению самой девушки. Она пыталась выскользнуть из рук поймавших ее, приказывая им оставить ее, заявляя, что у нее есть дела, и требуя, чтобы они ей не мешали. Но в такой ситуации даже властолюбивой Аделаиде не позволили поступить по-своему, и девочку препроводили во дворец.
Аделаида повисла у короля на шее, потому что Людовик был единственным человеком, которому она не оказывала сопротивления. В глазах дочери отец был самим совершенством, и она не скрывала свою любовь к нему.
– Но зачем ты вызвала всю эту суматоху? – удивился Людовик. – Как ты могла? Моя девочка, ты хоть понимаешь, как мы испугались?
– Я хотела сохранить все в секрете, пока не выполню то, что собиралась сделать, – ответила Аделаида. – Я хотела привести тебе короля Англии… закованного в цепи, папочка.
– Но, моя дорогая, как бы ты, маленькая девочка, смогла это сделать?
– Я хотела поступить так же, как Юдифь. У нее получилось. Почему не должно получиться у меня? Она поступила так с одним лишь Олоферном, я же собиралась поступить так со всеми английскими лордами, кроме самого короля, а когда он оставался бы один и никто уже не смог бы прийти ему на помощь, я заковала бы его в цепи и привела к вашему величеству. Ты бы не разозлился на меня, папочка? – Она бросила сердитый взгляд на слуг, вернувших ее во дворец. – Но эти люди вернули меня. Их нужно посадить в подземелье, папочка.
Король покачал головой, дочь позабавила, но вместе с тем и рассердила Людовика.
– И как ты собиралась завоевать англичан? – спросил он.
– Это просто. Я бы пригласила всех лордов со мной в постель… но не всех вместе, конечно, это глупо.
– Я… я надеюсь, что не всех вместе, – тихо проговорил Людовик.
– По одному, – заверила его дочь, – а потом… когда они заснут, я бы просто отрезала им головы.
Придворные захихикали.
– Моя милая девочка, – сказал король, – проще было бы вызвать каждого из них на дуэль.
Аделаида обдумала это предложение, улыбаясь в глубине души и представляя, что в ее руке меч и она отрубает англичанам головы одну за одной.
– Нет, папочка, – в конце концов ответила она. – Ты же сам запретил дуэли, поэтому не стоит драться с ними на дуэлях.
Король беспомощно посмотрел на свою дочь. Он пожелал тогда узнать, действительно ли ее образованием занимаются лучшие умы. Возможно, было глупо позволить ей остаться в Версале, в то время как за ее сестрами присматривали монахини, и вообще слишком часто потакать ее желаниям.
Когда Аделаида собиралась заманить англичан по одному в свою палатку и отрезать им головы, ей было двенадцать лет. Это случилось несколько лет назад, а сейчас Аделаида думала над тем, что значит для Анны-Генриетты приезд Чарльза-Эдварда.
Аделаида стояла перед сестрой в розовом платье, расшитом золотыми звездами.
– Что произойдет, когда он приедет в Версаль? – спросила Аделаида.
– Я не знаю, – ответила Анна-Генриетта.
– Интересно, а тебе позволят выйти за него?
– Я не знаю.
– Не думаю, что позволят, – пробормотала Аделаида.
Старшая принцесса покачала головой:
– Я пришла к выводу, что в любви мне не везет.
– Сначала Шатре, а теперь вот принц Чарльз-Эдвард. Да, сестра, тебе действительно не везет. Знаешь, что сделала бы я на твоем месте? Продала все мои драгоценности, да и чужие тоже, и ночью убежала вместе с ним из дворца и отправилась в Англию.
– И пригласила бы в свою постель всех великих полководцев, чтобы отрубить им головы? – с улыбкой спросила Анна-Генриетта.
– Ну, это лучше, чем остаться здесь и горевать, – защищалась Аделаида. – Вот что я тебе скажу, сестра. Даже если бы принц вернулся сюда наследником престола, папочка не разрешил бы тебе выйти за него.
– О… тогда все было бы совсем иначе. Кончились бы все неприятности.
Аделаида нахмурилась:
– Нет, Анна-Генриетта. Даже в этом случае папа не дал бы согласия на твой брак.
– Какую ерунду ты говоришь. Нам всем когда-нибудь придется выйти замуж. Луиза-Елизавета же вышла.
– И папочка до сих пор жалеет об этом.
– Это потому, что она не получила еще всех почестей, которые он для нее желал.
Аделаида покачала головой и с пониманием посмотрела на сестру.
– Нет, не в этом дело, – вдруг засмеялась она, – говорят, наша сестра очень красивая. И знаешь, папе очень нравится, когда все говорят о ее красоте. И он был в ярости, когда услышал о том скандале, в который была вовлечена наша сестра.
– Аделаида… Аделаида… что происходит у тебя в голове?
– Не надо на меня так смотреть. Я больше знаю о делах, чем ты. Я больше знаю о папочке. Я знаю о нем больше, чем кто-либо другой в мире. И я скажу тебе почему. Потому что я люблю его. Никто не любит его так, как я. Он самый красивый мужчина в мире. И я хочу выйти замуж только за него.
– Ты говоришь как ребенок, Аделаида.
– А ты… а ты, – закричала Аделаида, – ты думаешь так, как тебя учили думать. Почему бы родителям не любить своих детей больше всего на свете? Они принадлежат друг другу. Я люблю короля. Я никого не смогу полюбить так, как его. А он любит меня… и тебя, и Луизу-Елизавету. Вот почему он был так зол, когда услышал о ее романе с послом, месье де Вориалом.