А когда его в очередной раз подколол неугомонный Шут и кот-то из официантов по наивности попробовал поздравить его с бракосочетанием, желание предупреждать друзей о грядущем урагане по имени «Маня» отпало само собой. В конце концов, каждый сам кузнец своего счастья…
И кто ж им после этого лекарь, что они всякую куйню куют?!
Посмеиваясь про себя, Кощей засел за бумаги, время от времени бросая хмурый взгляд на часы. Время шло, Варвара не объявлялась, а номер телефона он банально забыл взять. А когда час уже прошёл, Кощей и вовсе задумался о том, что новоявленная помощница могла ведь и передумать, пока разбиралась со своими первоочередными проблемами. Но очень надеялся, что нет. И поэтому отправился на парковку, вяло огрызнувшись на ещё одну подколку по типу «без меня, меня ж женили».
Заколебали, млять, честное пионерское!
Сколько он провёл на парковке, нервно теребя в руках телефон, байкер сказать затруднялся. Вот только когда на горизонте замаячил тот самый матиз вырвиглазной расцветки, как оказалось, прошло всего то полчаса, не больше. Машина, кстати, обзавелась небольшой вмятиной на бампере и царапиной на двери. А Варвара, выбравшаяся из неё, по степени разозлённости напоминала королевскую кобру…
Шипела она, по крайне мере, очень уж задушевно и почти нецензурно.
— Всё в порядке? — Кощей дождался, пока девушка вытащит ребёнка, прихватит большую сумку и поставит машину на сигнализацию, прежде, чем задавать вопросы.
— В полном, — и так это проникновенно прозвучало, что задавать какие-то вопросы желание отбило напрочь. Байкер предпочёл сунуть руки в карманы и поспешить вперёд, жестом велев девушке следовать за ним. И только краем уха порою прислушиваясь к метафоричному, лишённому мата, но при этом очень уж образному монологу о том, какие мужики козлы и куда этот хмырь может засунуть свои права при случае.
Потенциального обидчика бедняжки матиза было искренне жаль. С другой стороны, хорошо, что всё обошлось малой кровью, разве нет?
Их появление возле бара на первом этаже никто и не заметил. Парни общались друг с другом, о чём-то переговариваясь. Где-то громко гоготал Харлей, в углу примостился Верещагин, довольно щурясь и явно обдумывая какую-то свою интригу. Где-то поблизости крутился Шут, Жека пытался тайком раздобыть алкоголь, а Сашка о чём-то спорил с Ильёй. И вся эта вакханалия даже голов не повернула в сторону гостей, пока притихшая на мамкином плече девочка не выдала радостно и громко:
— Ыжий! Ма, Ыжий! Онопатый! А опата де?
— В багажнике, — недовольно откликнулась Варя, выходя вперёд и оглядывая притихшую и слегка обалдевшую банду, щурясь недовольно. — Ну что, поздравляю господа байкеры… На ближайшие полдня вы отданы в добровольное подчинение прелестной Царевишне Марье, трёх лет от роду. Оберегать, присматривать, кормить и развлекать. А если обидите… У меня в багажнике тоже лопата есть!
— Ну ни х… — Харлей подавился привычной фразой и добавил, уже куда тише. — Ну не хурма ж себе задание…
— Ыжий, на учки!
Кощей впервые за последнее время почувствовал себя отмщённым. И нет, друзьям он нисколько не сочувствовал, вот ни капли, да!
Глава 4
— Эх, жизнь моя жестянка… — уткнувшись лбом в стол, в полголоса пропела заунывным тоном. — Да ну её в болото, живу я ка-а-ак поганка! А мне лета-а-ать! А мне лета-а-ать! А мне летать охота! Слушай, Кощеюшка… Поделись секретом… Тут хоть кто-нибудь пробовал что-то по порядку складывать, а не нехай, само уляжется как надо?
— Всё было нормально, — буркнула очередная стопка бумаг, за которой спрятался хозяин кабинета. — Пока не пришёл один хрен моржовый и не уронил всё, что мог, а что не мог просто смахнул не глядя! Тьфу, что б его… У тебя договора за январь?
— У меня есть всё, — подперев щёку кулаком, я почти улеглась на стол, с тоской глядя на фронт работ. Который по каким-то странным причинам ни капли не уменьшился за больше чем три часа работы. — Но договоров на январь я не наблюдаю, не помню, а значит, не видела и в руки не брала…
— Печаль-беда…
— И не говорите, товарищ финансист. Слушай, а под столом, что за стопка валяется?
— Оп…
И главный хранитель золота в этом бункере с самым мученическим видом полез под стол. Выражение лица у Ромки (а через полчаса пребывания в ограниченном пространстве мы уже вполне сносно ругались с переходом на личности) было таким страдальческим, что в душе шевельнулось что-то похожее на сочувствие. Не сильно и ненавязчиво, так что, поглядев на байкера пару минут, я потёрла ужасно чесавшийся нос и вернулась к своим баранам.
В смысле договорам и прочим ужасно важным бумажкам. Попутно стараясь не хихикать так громко, когда Кощей, в процессе извлечения недостающей части документации, приложился затылком об столешницу и уронил уже готовую, подбитую толстенную папку, лежащую с краю. Мой лексикон при этом изрядно обогатился парочкой занятных оборотов.
Правда, особой ценности такое приобретение не имело. Когда у вас на руках маленький ребёнок, волей-неволей учишься объяснять окружающим всю глубину их паления исключительно литературным языком, без применения исконного русского мата.
— Писец, — Костин наконец устроился на кресле, морщась и потирая пострадавшую часть тела. Окинул мрачным взором то, что мы ещё даже не трогали и выдал совсем уж печальным тоном. — Большой такой. полярный, пушистый… Писец, млин!
Я в ответ на такую характеристику сложившейся ситуации только хмыкнула неопределённо. И продолжила разбирать перепутанные бумаги и из вороха непонятно чего выкладывать с десяток стопок, имеющих хоть какой-то подобие систематизации. Болело всё. Рука, спина, голова и шея…
А ещё глаза слезились от пыли, скапливающейся на бумагах с поразительной быстротой, изрядно усложняя жизнь всем и сразу. Во всяком случае, нос чесался так, что сдержаться просто не было сил и, глубоко вздохнув, я всё-таки чихнула. Громко, выразительно. Да так, что с десяток листов, лежавших передо мной, плавно спикировали на пол.
— Упс… — смущённо развела руками в ответ на укоризненный взгляд своего временного работодателя. И подняв беглецов, принялась дальше просматривать эту сверх меры занимательную макулатуру. Периодически склоняясь к мысли, что ни одна зарплата не компенсирует все моральные потрясения, при виде того завала, что мне предстояло разобрать.
А он. знаете ли, при первом взгляде потрясал, при втором ужасал, а при третьем подходе наводил на нескромную мысль, что даже будь в сутках не двадцать четыре, а все сорок восемь часов, нам всё равно не удастся успеть сделать всё за два дня. Нет, я-то ничего против не имею, учитывая, что за каждый день мне полагается месячный заработок.
Но, боюсь, кое-кого костлявого жаба придушит за такое расточительство!
Хмыкнув, искоса глянула на хмурого Кощея, зависшего с очередной стопкой всерьёз и надолго. Взъерошенный, уставший и недовольный жизнью, он выглядел довольно мило, выпятив нижнюю губу и упрямо пытаясь утрамбовать в пустую папку очередную стопку документов. Но всё очарование момента портил взгляд и общая неудовлетворённость как жизнью вообще, так и сегодняшним днём в частности.
Судя по нему, в данный конкретный момент царь свои угодья любо, совершенно искренне ненавидел. И будь на то его воля и возможности, проклял бы всё к чёртовой бабушке, торжественно спалив все бумажки на парковке перед клубом, исполнив вокруг костра ритуальный танец шаманов из племени Тумба-Юмба. Однако, сжав зубы, Роман продолжал усердно трудиться, вызывая невольное уважение к его трудолюбию. терпению и усердию…
Хотя мысль спалить всё к чёрту, теперь уже мне не давала никакого покоя. Правда, я бы предпочла сжечь всё это перед зданием налоговой. Для надёжности плеснув в костёр бензина и распевая во всё горло один из известных хитов певицы Юты «Заколебало всё!», в не совсем цензурной формулировке. Первые места на ю-тубе нам были бы обеспечены, зуб даю!
А если ещё и налоговую прихватит огнём по случаю, так нам ещё и благодарность вынесут. Правда, об этом мы, скорее всего, узнаем в тюрьме…
Тряхнув головой, я сдула прядь волос с носа, убирая очередную рассортированную стопку бумаг в сторону. И, не выдержав, всё-таки поинтересовалась:
— Ваша костлявость… Вы меня дико извините, однако я у вас на работе или в рабстве?
— А что? — рассеянно откликнулся Роман, не отвлекаясь от компьютера. И добавил, насмешливо на меня покосившись. — Есть какая-то разница?
— Да вообще-то не особо, — рассеянно провела рукой по волосам, поморщившись от боли, прострелившей ладонь. — Да что б тебя… О чём я? А, да. Так вот, разницы-то нет… Но даже рабов принято было кормить! А вы, товарищ Кощей, умудрились сожрать мой бедный завтрак, плавно перетекавший в обед и ужин.
— А это подождать не может?
— Может, — погладив заурчавший от голода живот, я хмыкнула и скрестила руки на груди. — Окочурюсь, уйду в призраки, и буду будить по ночам, гремя доисторическими счётами у тебя над ухом. Или по утрам. Но желчно, громко и с садистским удовольствием. Если верить моим знакомым, выбирать удачный момент я не умею совершенно, так что…
В ответ на мои угрозы, Рома только заржал и куда-то смылся, что бы вернуться через пятнадцать минут с тарелкой бутербродов и большой кружкой… Чая.
— Гадость, — искренне ответила, всё-таки отпивая горячий, крепкий и сладкий напиток. — Вкусно, но не кофе, не кофе…
— Отобрать? — и брови ехидно вскинул, зараза тощая.
Я на этот жест на пару сантиметров от стола отодвинулась, прижимая к себе кружку и вновь тревожа пострадавшую ладонь. Скривившись, перехватила большую керамическую ёмкость другой рукой, потрясла и подула на горевшее болью место. После чего сделала ещё один глоток и, стащив бутерброд с тарелки, пробормотала:
— Никаких доходов с тобой, Кощеюшка, никаких… Одним сплошные расходы получаются!
— Две, — мягко отметил Костин, вновь зарываясь в бумаги.
— Что две? — дожёвывая очередной бутерброд, я сделала ещё глоток, предже, чем поставить кружку на свободный угол стола и вернуться к работе.
— Две зарплаты, Варвара.
— И это не компенсирует ни характер, ни трудности, ни то, что у меня болит всё, что может болеть! — перебросив косу на другое плечо, я принялась вновь разбирать бумаги, вчитываясь в мелкий шрифт и пытаясь понять, что к чему и куда.
— Да?
Перепалка привычно прекратилась, когда мы оба вновь увлеклись работой. Периодически только, то его пробивало на едкие комментарии, то меня на язвительные реплики и пикировка завязывалась вновь, к обоюдному удовольствию. Иначе мы бы точно что-нибудь спалили, исключительно для успокоения несчастных нервов.
Но спустя ещё почти три с лишним часа я не выдержала и захлопнула очередную папку, выдав:
— Нет, я отказываюсь работать сверхурочно без дополнительной оплаты.
— Надбавку за вредность не дам, — сам владелец кабинета тоже отодвинул документы в сторону, откинувшись на спинку кресла и потирая переносицу. Зевнув, Кощей глянул на время и тихо ругнулся. — Впрочем, пора сворачиваться. Скоро открытие клуба и я не думаю, что маленький ребёнок обрадуется толпе незнакомых людей и громкой музыке в восемь часов вечера.
— Не, ну почему? — размяв затёкшую шею, я допила уже изрядно остывший чай и поморщилась от рези в глазах. Уж слишком много текста я сегодня просмотрела, пусть и бегло. Капли глазные что ли купить в ближайшей аптеке? А то завтра буду уже не упырём, но ещё и не вампиром…
Так, красноглазой, не выспавшейся немочью с двумя пятнами под глазами. А это, знаете ли, страшнее, чем банальный недосып.
Поднявшись, я потянулась, не обращая внимания на пристальный взгляд байкера и на то, что майка поползла вверх, оголяя живот. Зевнула, поведя плечами, и хмыкнула, подхватывая стоящую у стола сумку:
— Маня за любой кипешь, окромя голодовки. Но моя царевишна вредная, упёртая, быстрая и непредсказуемая… Так что вместо работы будете отлавливать это чудо из всех возможных и невозможных мест. А учитывая, как она своим обаянием пользуется…
И замолчала многозначительно, стараясь не смеяться над озадаченным выражением лица Костина. Тот с минуту пытался представить, как оно будет, если оставить ребёнка в клубе. Вот только ответить не успел. Двери распахнулись и на огонёк заглянул высокий блондин, с хмурым лицом и знатным приветствием:
— Ромыч, млять! Где все?! Клуб открывается, а все кого я вижу, это официанты и охрана. Остальные, млять куда свалили?
А для улучшения мыслительного процесса финансиста, ещё и добавил пару крепких выражений, саданув кулаком по столу. Слава богу Рома успел прижать руками те бумаги, до которых у него ещё руки не дошли. Иначе завтра пришлось бы начинать всё сначала!
— Мих, ты охренел? — хмуро откликнулся Кощей, с облегчением вздохнув, когда убедился, что ни один документ в результате такого демарша не пострадал. — Я-то откуда знаю, куда банда слиняла?! Не видишь, тут млять хоть кто-то пытается работать и подготовиться к проверке!
— И что? Никто, не сказал что ли, куда они намылились?! — продолжал бушевать ещё один байкер, грозно сведя брови к переносице. — Я все кабинеты прошерстил, кроме Верещагинского. Ни души, как вымерли все, ёпт.
— Кхм, — тихо кашлянув, я скрестила руки на груди, сощурившись и пристально уставившись на недоумённо моргавшего Костина. — Если их нет… Где Марья?
— Да тут они должны быть, — вздохнув, Кощей глаза к потолку возвёл и встал, махнув рукой. — Мих, это Варя. Варя, это Михаил Алёхин, совладелец клуба и мой друг… И мы сейчас дружно идём в кабинет нашего начальника службы безопасности, дабы проверить куда эта свора подеваться успела.
— Эм… — кажется, господин Алёхин меня сразу-то и не заметил, занятый куда более насущными вопросами. А когда разглядел, дёрнул плечом, недовольно бросив. — Приятно познакомиться.
— Аналогично, — вздохнув, я поспешила следом за финансистом, поправляя ремень от сумки на плече. — Я тут временно, разгрести ваши авгиевы конюшни и получить на свой счёт приятную сумму денег.
— Угу… — неопределённо протянул Алёхин, потерев затылок. — Ладно, кто ты я понял, типа помощник для Кощея. Хотя на кой буй оно ему надо, я так и не уловил. А кто такая Марья?
— О-о-о… Марья это…
Вот только ответить я так и не успела. Мы свернули куда-то за лестницу из главного зала на первом этаже и заглянули в один из кабинетов. Где и замерли прямо на пороге красивой скульптурной композицией «Байкеры в шоке». Ну, в смысле, это Костин и Алёхин замерли, уронив челюсть и выпучив глаза. А я…
А я только тихо хмыкнула, качая головой и разглядывая творившееся в кабинете начальника службы безопасности безобразие.
Представьте себе довольно просторное помещение, с большим количеством мониторов, широким рабочим столом, несколькими креслами для посетителей и диваном. Удобным таким, хорошим кожаным диваном. И именно в центре оного предмета мебели устроился рыжий великан, под боком у которого со всеми удобствами примостилась моя обожаемая дочь. Маня жевала крекер, пила сок из пластикового пакета с трубочкой и с увлечением смотрела «Фиксиков» на большом плазменном экране. Нет, всё в принципе не так уж и страшно, если бы не одно «но».
Это самое «но» заключалось в некотором количестве байкеров, расположившихся на всех доступных поверхностях, включая пол и нагло, вот просто невыносимо нагло дававшего такого храпаку, что даже меня невольно оглушило на пару минут. Самые громкие рулады, кстати, выдавал тот самый Харлей, рядом с которым уютно свернулась Манюня.
Он же и огребал от моей дочери периодически щипок или тычок кулаком под рёбра, вместе с недовольным и требовательным:
— Ыжий! Тише!
И знаете, что самое невероятное? То, что вся компания дружно приглушала храп, как по мановению волшебной палочки. Давая довольно улыбающейся малышки возможность спокойно досмотреть очередную серию приключений тех самых фиксиков и Дим-Димыча. Я, конечно, в талантах своего чуда ни капли не сомневалась…
Но ё-маё!
— Это… Это что за ху… Художественное безобразие? — наконец, отмер Алёхин, с щелчком поставив челюсть на место и хлопнув по плечу подозрительно молчаливого Кощея. Финансист кусал губы, трясся и порывался свинтить из кабинета, дабы банально заржать.