– Я звонила в больницу, – борясь с непрошеной краской стыда, ответила Шелби, – запрашивала документы. Но у них ничего нет. Только свидетельство о рождении и свидетельство о смерти. По документам Элизабет умерла.
– Но должны были остаться свидетели! Акушерки, медсестры из родильного отделения.
– Знаю. – Рука ее взлетела в воздух и бессильно упала. – Пока что я не нашла никого.
– Где ты рожала?
Она знала, что дойдет и до этого.
– Больница Заступницы Скорбящих в Куперсвилле.
– Там же, где лежит Калеб Сваггерт? – приподнял брови Нейв.
– Да, только это было девять лет назад. Срок не маленький. За это время из захудалой провинциальной больнички Заступница Скорбящих разрослась в целый медицинский комплекс. И очень может быть, что начало ее расцвету положило щедрое пожертвование моего отца.
Он вскинул голову:
– Когда?
– Сразу после родов. Я об этом не знала до сегодняшнего дня, но сегодня заглянула в его документы.
В кухонном окне маячил темный силуэт Лидии. Почему она не отходит от окна – приглядывает за непутевым садовником или украдкой следит за Шелби?
– И сколько он им отвалил?
– Понятия не имею. Я нашла только благодарственные письма от совета директоров и администратора. Отца не спрашивала – я его сегодня еще не видела.
Нейв разжал и снова сжал кулак.
– Значит, ты думаешь, он заплатил им за молчание?
– Вот именно, – кивнула Шелби.
– Черт! – Он нетерпеливо взъерошил пятерней волосы. – Но почему твой отец так старательно прятал от тебя дочь?
– Оберегал меня, – со вздохом ответила она. – Ему казалось, что я лечу в пропасть.
– А на самом деле?
Она взглянула в глаза человеку, которого когда-то любила со всей пылкостью первой любви. За которым, не раздумывая, готова была ринуться в ад.
– Кто знает? Возможно, он был прав. Я сама была еще ребенком, совсем не знала жизни. Но все равно – как он смел решать за меня мою судьбу?
– Не только твою. – В голосе Нейва звучало явное обвинение. – Еще и судьбу нашей дочери.
– Послушай, Нейв, – горячо заговорила она, – если ты думаешь, что я способна была причинить ей хоть какой-то вред...
– Например, оставить без отца.
Шелби отшатнулась, словно от пощечины.
– Ты, кажется, сам сказал, что теперь об этом вспоминать бессмысленно!
Для нее разговор был окончен: она повернулась и зашагала к машине. Нейв догнал ее, схватил за руку.
– Хорошо, прости. Напрасно я это сказал. Давай договоримся: теперь мы на равных. Больше никаких секретов: каждый рассказывает другому все, что знает. Полная откровенность. Идет?
– Договорились, – вынуждена была пообещать Шелби и мысленно скрестила пальцы.
«Полная откровенность, за одним исключением. Об изнасиловании ты никогда не узнаешь, Нейв».
– Вот и хорошо.
На миг они замерли, глядя друг другу в глаза. Горячие пальцы Нейва жгли ей руку, сердце отчаянно билось, и Шелби страстно хотелось куда-нибудь исчезнуть – хоть провалиться сквозь землю, только бы не видеть этих жарких серых глаз, не чувствовать аромата зелени и напоенной солнцем земли, смешанного с легким терпким запахом мужчины.
– Я... мне пора.
– Мне тоже, – кивнул Нейв, но он не двинулся с места. Где-то, за десять тысяч миль, щелкал ножницами садовник, и птицы перекликались в неизмеримой вышине над их головами, но Шелби ничего не слышала. На миг, равный вечности, она снова стала семнадцатилетней – юной мятежницей, наивной и бесстыдной в своей невинности. Как давно это было – словно тысячу жизней назад. Она сглотнула, и взгляд его опустился ниже, уперся в ее точеную шею.
– Береги себя, Шелби.
– Непременно.
– Если снова начнутся звонки или еще что-нибудь... Черт, может, мне все-таки поехать с тобой?
– Со мной все будет в порядке. А ты лучше займись своими делами. Держи связь с Левинсоном. Ищи доктора Причарта.
– Шелби...
Неужели он снова ее поцелует? Шелби потянула руку – и Нейв без сопротивления отпустил ее.
– Я серьезно, Шелби. Не рискуй.
«И ты еще беспокоишься о моей безопасности? – в смятении подумала она. – Да для меня на всем свете нет человека опаснее тебя, Невада Смит!»
– Я же сказала, буду осторожна. И ты береги себя, Нейв. И, не оборачиваясь, зашагала к машине. Не сказала «до свиданья» – одна мысль о следующей встрече с Нейвом страшила ее до головокружения. Не помахала на прощание рукой – боялась, что еще одного поединка взглядов не выдержит. Почти упав за руль «Кадиллака», она слушала, как взревел мотор и завизжали шины грузовичка, – и только когда шум его затих вдали, отважилась открыть глаза и взглянуть в зеркало заднего вида на свое отражение.
– Ну и идиотка же ты, Шелби Коул! – Щеки ее раскраснелись, глаза горели. – Полная, абсолютная, законченная идиотка!
Господи, неужели она готова снова в него влюбиться? Да ни за что на свете! Скорее замерзнет ад!
В последние дни Шепа Марсона преследовало неприятное чувство. Не тревога, не страх или, боже упаси, чувство вины – нет, просто было как-то не по себе. Когда же это началось? Кажется, в тот день, когда он остановил развалюху «Форд» Мэри Бет Луни, чтобы сделать внушение ее непутевому братцу. Или еще раньше?
Так или иначе, странное, смутное беспокойство преследовало его по пятам, будто дурной запах. Вот и сейчас, подъезжая к дому Эстеванов, Шеп морщился и крутил головой, словно пытался избавиться от вони.
Рабочий день закончился, но домой Шеп не спешил. Пегги Сью, когда он задерживается, рычит на него голодным волком, но что же делать? Придется ей подождать. Он здесь не в игрушки играет: к Вианке Эстеван у него дело – и дело серьезное.
Дом Эстеванов – маленькое чистенькое бунгало с черепичной крышей – выглядел милым и уютным. На иссохшей и растрескавшейся земле не росло ни травинки; однако в горшках у порога буйно цвели петуньи и бархатцы, а у ограды сочно розовела фуксия. Возле сарая Шеп заметил трехколесный детский велосипедик. Здоровенный пятнистый кот на подоконнике зевал всласть и чесал задней лапой за ухом; заметив Шепа, он мяукнул, соскочил с окна и метнулся за угол.
Поднявшись на крыльцо, Шеп услышал в доме шум воды и женский голос, распевающий какую-то испанскую песню. Дверь была открыта; сквозь прозрачную сетку, защищающую дом от мошкары, до него донесся аппетитный запах соуса чили и каких-то пряностей. В желудке заурчало; Шеп вытащил банку «Копенгагена» и, прежде чем постучать, как следует к ней приложился.
Пение оборвалось, утих шум воды. Шеп толкнул дверь и заглянул внутрь. В гостиной было пусто, в углу мерцал экран телевизора с приглушенным звуком.
А вот и Вианка – в блузке-безрукавке и шортах, волосы замотаны полотенцем, на голых смуглых плечах влажно блестят капельки воды.
– Добрый день.
Представлений не требовалось – в семействе Эстеван Шепа знали все, хоть и не скажешь, что знакомство это было для них приятным. Шеп приподнял шляпу.
– Проезжал мимо и решил заглянуть, узнать, как тут вы с матерью, – с извиняющейся улыбкой объяснил он и прибавил: – Это не официальный визит, вовсе нет – просто хочу поговорить по-дружески. Небось тяжело вам приходится теперь, когда Маккаллум вышел на свободу?
Черные глаза Вианки полыхнули гневом.
– Cabron!– словно выплюнула она.
Шеп спорить не стал. На его взгляд, «ублюдок» – это для Росса было еще слишком мягко сказано. Вместо того чтобы впустить его в дом, Вианка вышла на крыльцо, бесшумно прикрыла за собой дверь и указала помощнику шерифа на пару пластиковых стульев за столиком во дворе.
– Madreплохо себя чувствует, – коротко объяснила она.
– Представляю, – проворчал Шеп.
Опустившись на предложенный стул, Шеп снял шляпу и, положив ее на колени, принялся смущенно мять в руках поля. Шеппарда Марсона никто не назвал бы застенчивым; но что-то во внешности и повадках Вианки выбивало его из колеи. Откровенная чувственность сочеталась в ней с какой-то трогательной беззащитностью – это сочетание и смущало, и привлекало Шепа. В городе поговаривали, что с дочкой покойного Рамона легко сладить – и не раз он ловил себя на желании проверить эту сплетню на деле.
– На madreсильно подействовала вся эта история, – продолжала Вианка.
Шеп кивнул. Как и все в городе, он слыхал, что после гибели мужа Алоис Эстеван повредилась в уме, да так с тех пор и не оправилась. Дважды в день она ходила к мессе; поговаривали, что дома у нее устроен целый алтарь в память о Рамоне, что целыми днями она сидит перед фотографией покойного мужа и разговаривает с ним, мертвым, словно с живым.
Вианка скрестила стройные ноги, и взгляд Шепа невольно устремился на ее белые шортики, едва прикрывающие аппетитную попку. «Интересно, – подумалось ему, – а трусы на ней есть?» Но он взял себя в руки и, сглотнув, снова взглянул ей в лицо.
– Мне очень жаль. Догадываюсь, как все это для вас тяжело, – и в ближайшие несколько недель легче не будет. Шериф решил возобновить расследование убийства, так что вам снова придется иметь дело со следователями, а возможно, и с репортерами.
– Mierda![14] – Полночные глаза Вианки вспыхнули обжигающим огнем. – Мой отец мертв, сеньор... офицер Марсон. Muerto. Да, все мы хотим, чтобы того ублюдка, который его прикончил, наказали, но ведь это... – она повела плечами, и полотенце сползло с головы, обнажив блестящую корону угольно-черных волос, – ...все это не вернет его к жизни.
– Что ж делать, работа у нас такая, – вздохнул он. – Просто подумал, что стоит тебя предупредить.
Вианка кивнула, поправляя полотенце: она подняла обе руки, и блузка на ней распахнулась, открыв солнцу ложбинку меж грудей – чудное медово-смуглое местечко, обрамленное красными кружевами. Красный лифчик – да что там, огненно-алый! Давненько Шеп не видывал таких вещичек! Пегги Сью в последнее время предпочитала несексуальные бюстгальтеры, что закрывают грудь со всех сторон, а после нескольких стирок меняют белый цвет на тускло-серый. Но это... от этого зрелища у Шепа пересохло во рту.
– Gracias, – холодно ответила Вианка.
С трудом оторвав взгляд от ее груди, Шеп встретился с прямым испытующим взором темных глаз. Значит, заметила, куда он пялится. Что ж, Вианка – красивая женщина и прекрасно сама это знает. Он не собирается скрывать, что она ему нравится. Но каково самообладание – хоть бы покраснела!
– Насколько я помню, – заговорил он, возвращаясь к делу, – в тот вечер, когда убили твоего отца, ты работала в лавке.
– Si, – кивнула она, вдруг насторожившись.
– И видела там Росса Маккаллума. Еще один кивок.
– А еще кого?
– Я об этом тысячу раз рассказывала, – устало вздохнула Вианка. – Тогда, десять лет назад.
В конце улицы надрывно залаяла собака.
– Знаю. Просто освежи мою память. Вианка наморщила лоб, вспоминая.
– Там была его сестра, Мэри Бет, – заговорила она, – и, конечно, эта шлюха.
– Руби Ди?
– Si, – недобро усмехнулась Вианка. – Руби. Еще Джо Хоук. Но он заходил гораздо раньше, вместе с Нейвом Смитом, – закончила она, глядя в сторону.
В точку! Шеп подозревал, что Нейв с двоюродным братом тоже там были, но десять лет назад так и не услышал об этом ни от одного свидетеля.
– Еще Бэджер Коллинз, Этта Парсонс, Селеста... как бишь ее – ну, дочка пьяницы Калеба. – Она нетерпеливо прищелкнула пальцами, стараясь припомнить фамилию.
– Сваггерт, а по мужу Эрнандес, – подсказал Шеп.
– Вот-вот, и она там была, и еще Мэнни Доубер, и Люси... ну, как ее – та, что сейчас работает в «Белой лошади». – И Вианка полушепотом добавила что-то по-испански, словно надеясь таким способом освежить память.
– Люси Прайд, – подсказал Шеп.
Он прекрасно знал, что фамилия не настоящая – должно быть, барменше из «Белой лошади» прежде случалось преступать закон. Но в Бэд-Лаке она прожила уже лет двенадцать и вела себя вполне прилично, так что полиция ее не трогала.
– Si, Прайд. – Вианка закусила губу; картины десятилетней давности вставали у нее перед глазами. – Да вообще было полно народу. Карла Рамирес там была, Хуан Падилья, кстати, и ваша жена тоже была.
Шеп встрепенулся, готовый защищать Пегги Сью. Он не хотел, чтобы даже имя его жены звучало в грязном уголовном деле.
– Покупала тайленол для сына, – быстро объяснил он. – Тимми в то время гриппом болел.
Вианка только отмахнулась. А ведь верно, подумалось Шепу; похоже, половина города собралась в тот вечер в распроклятой лавчонке Эстеванов! Без мотива, без орудия убийства ему не продвинуться ни на шаг. Однако ему не давало покоя одно имя, упомянутое Вианкой, – имя Нейва Смита. Тогда, десять лет назад, Нейв из кожи вон лез, чтобы раскрыть это дело. Он настаивал, что Рамона пристрелил Росс, потому что не желал отдавать карточный долг – И вроде бы это подтверждалось: несколько свидетелей рассказали, что слышали между Россом и Районом горячий спор и речь шла ни больше ни меньше как о двух тысячах баксов. Но даже тогда чутье подсказывало Шепу, что Нейв слишком уж старается повесить убийство на Маккаллума. Что у него с Россом какие-то личные счеты. Может быть, в этом все дело – понять, что за черная кошка пробежала между Смитом и Маккаллумом?
Шеп подозревал, что это из-за женщины. Из-за Принцессы.
Она-то и есть ключ к разгадке – в этом Шеп готов был головой поручиться. А раз он приходится Шелби родней – троюродным или четвероюродным кузеном, он сам точно не помнил – выходит, что ее проблемы прямо его касаются.
– TiaВианка! – прервал его размышления пронзительный детский голосок.
Где-то в доме хлопнула дверь, послышался топот быстрых ножек – и мальчик лет четырех, блестя на солнце взъерошенной черной головенкой, бросился в объятия к тете. Вианка подхватила его на руки и закружила, смеясь еще громче мальчугана; полотенце соскользнуло на стул, и буйный водопад черных кудрей рассыпался по плечам.
– Ах ты, мой красавчик! – приговаривала она, целуя малыша в смуглые щечки. – Ах ты, мой ненаглядный! Это малыш Рамон, – объяснила она, обернувшись к Шепу. – Сын Роберто, моего брата, – и радость моей жизни!
Мальчуган заливисто смеялся, дрыгая ногами. Дверь снова отворилась, и на крыльце показалась старуха – ссутуленные плечи, серое морщинистое лицо, потухший, безжизненный взгляд. Она смотрела прямо на Шепа, но едва ли его узнавала, он подозревал, что Алоис Эстеван вообще мало кого узнает.
– Madre, – обратилась к ней Вианка, – это офицер Марсон из департамента шерифа. Ты помнишь сеньора Марсона?
Старуха перевела равнодушный взгляд на дочь и что-то пробормотала по-испански. Детская радость на лице Вианки погасла, сменившись отчаянием.
– Нет, madre, его здесь нет. Неужели ты не помнишь? Padre... его больше нет с нами.
Она бросила на Шепа выразительный взгляд, и тот понял намек.
– Ладно, я пошел, – проговорил он, вдруг ощутив острую нужду в глотке пива.
Из-за угла выскользнул кот, и малыш Рамон с визгом погнался за ним. Старуха молчала, глядя сквозь Шепа мертвыми глазами. Шеп приподнял шляпу:
– Я к вам еще загляну, как-нибудь в другой раз.
– Si, – почти застенчиво улыбнулась Вианка. Воспоминания об этой улыбке провожали Шеппарда Марсона до самого дома – дома, где ждала его холодная постель и упреки Пегги Сью.
В Сан-Антонио можно было и не ездить.
Оррин Финдли явно избегал встречи с дочерью своего клиента. Вымуштрованная секретарша не пропускала Шелби дальше приемной: за два дня ей так и не удалось ни увидеть адвоката, ни даже услышать его голос в телефонной трубке. И теперь, сидя в открытом кафе на набережной и рассеянно наблюдая, как по реке Сан-Антонио проплывают баржи, под завязку набитые туристами, Шелби припоминала все отговорки, услышанные ею за двое суток:
– Мистера Финдли сейчас нет в городе.
– Мистер Финдли в суде.
– Мистер Финдли вышел.
– Мистер Финдли на совещании.