Рул осторожно начал поворачивать голову к входу, и Кэтрин у себя за спиной услышала приглушенное фырканье Льюиса. Тогда Рул, отказавшись от попыток повернуться, скосил на управляющего взгляд, который все еще мог заставить того заметно вздрогнуть.
– Эй, хватит стоять там и злорадствовать, – пробурчал Рул Кэтрин. – Подойди и возьми меня за руку. Мне кажется, я заслужил толику сочувствия.
Она послушно подошла к кровати и, хотя все еще смеялась, почувствовала, как слезы жгут глаза. Сжав ладонь Рула, Кэтрин поднесла ее к губам и поцеловала длинные сильные пальцы.
– Ты напугал меня едва ли не до полусмерти, – укорила она, в ее голосе слышались и шутливое подтрунивание, и недавние слезы. – А теперь даже не выглядишь больным, ну, за исключением ноги. И уже на всех ворчишь!
– Тут не пикник, – парировал он.
Крепче стиснув ее руку, Рул притянул Кэт ближе к кушетке, затем посмотрел на Льюиса:
– Лью, а что с Бунтарем, очень скверно?
– Ничего серьезного, – заверил тот. – Конь шел нормально. Но я на всякий случай понаблюдаю за ним, чтобы не запустить возможную опухоль.
Забывшись, Рул кивнул, за что сразу же поплатился. Громко застонав, он прижал руку ко лбу.
– Вот дьявольщина, – тихо чертыхнулся Рул. – У меня просто адски болит черепушка. Может, они оставили пакет со льдом или что-нибудь еще?
Кэтрин посмотрела вокруг и обнаружила пакет на полу, сброшенный туда, видимо, наряду с халатом. Подняв емкость, она поместила ее Рулу на голову. Облегченно вздохнув, тот возобновил разговор с Льюисом.
– Поезжай обратно на ранчо, – наказывал он своему помощнику. – Нам слишком многое нужно успеть перед торгами, чтобы упускать хотя бы один день. Завтра или послезавтра должны доставить ту кобылу мышастой масти [6]. Помести ее вместе с Ирландской Бурей.
Рул в общих чертах обрисовал, что должно быть сделано в следующие пару дней. Льюис внимательно его выслушал, задал несколько уточняющих вопросов и ушел прежде, чем Кэт сообразила, что ее оставили здесь. За все это время Рул ни разу не выпустил ее руки. И теперь обратил все свое сонное внимание на нее одну.
– Ты ведь не против побыть со мной, правда?
Она и не собиралась уходить, но спрашивать об этом после того, как ее фактически «забыли» в больнице?! Кэтрин недоверчиво посмотрела на Рула:
– А если против, это что-то изменит?
Его и без того темные глаза стали почти черными, а челюсть вызывающе напряглась.
– Нет, – категорично заявил он. – Ты нужна мне здесь.
Рул откинулся на подушку и ругнулся от прошившей голову боли.
– И вообще, сейчас все по-другому. Ты не можешь бросить ранчо. Приближаются торги, и мне понадобится твоя помощь. У Льюиса будет слишком много дел, чтобы справиться со всем одному, к тому же, по сути, это твоя обязанность, потому как ранчо принадлежит тебе. Кроме того, уж когда-когда, а теперь и вовсе не стоит меня опасаться. Я не справлюсь и с шаловливым котенком, что уж говорить о повзрослевшей кошке.
Кэтрин не сдержала улыбки, услышав подобный каламбур. Рул выглядел таким до странности беспомощным, что она пожалела об их последнем разговоре. Все мысли о возвращении в Чикаго испарились в ту же секунду, как она узнала, что Рул ранен, правда ему об этом до сих пор не сказала. Откинув со лба Рула влажную прядь, Кэт спокойно оповестила:
– Конечно, я останусь. Неужели ты всерьез полагал, что я все равно уеду?
– Были сомнения, – пробурчал тот. – Я не смог бы удержать тебя, реши ты и впрямь вернуться в Чикаго, но очень надеялся, что процветание ранчо для тебя не пустой звук.
Не ранчо держало Кэт здесь, а сам Рул, хотя даже произошедший с ним несчастный случай не лишил ее здравого смысла, но этого она тоже говорить ему пока не собиралась. Вместо этого Кэтрин повыше натянула на Рула одеяло и слегка подтрунила:
– Мне придется остаться хотя бы для того, чтобы охранять твою добродетель.
Рул, несмотря на общую бледность и слегка замутненный взгляд, плутовато улыбнулся.
– Не поздновато ли беспокоиться о моей добродетели? Однако, если уж ты вознамерилась оберегать мою честь, не откажусь от некоторой помощи, чтобы отбиваться от бесстыдных медсестер.
– Твоя честь нуждается в защите?
Кэтрин ощущала себя необычайно юной и беспечной, от души наслаждаясь поддразниванием и почти что флиртом. Странно, но эта легкость и добродушные подколки стали возможны, лишь когда Рул попал на больничную койку, практически лишенный возможности двигаться. С другой стороны, ничего странного: пока он был здоров, рядом с ним Кэт всегда вела себя настороженно, здравый смысл не позволял ей поворачиваться к кугуару спиной.
– Потом, – невнятно пробормотал Рул. – Прямо сейчас я даже морально к этому не готов.
И затих, провалившись в сон. Кэтрин убрала его руку под одеяло. Кондиционер работал на полную мощность, в палате было довольно свежо, и она постаралась получше укутать голые плечи Рула тонкой тканью, а сама пристроилась на стуле возле кровати, вытянув под нее ноги.
– И что теперь? – произнесла Кэт вслух, не отрывая взгляда от суровых черт родного лица, немного смягчившихся под воздействием глубокого сна. Это утро все изменило. Вместо того чтобы снова сбежать в свой уютный безопасный мирок, она сидит здесь, рядом с ним, зная, что теперь уже ни за что его не оставит. Рул ослаблен и ранен и не кривил душой, говоря, что на ранчо понадобится ее помощь, по крайней мере в течение ближайших недель. Одни торги чего стоили, и как бы ни был хорош Льюис, он ведь тоже не супермен. И не может находиться повсюду одновременно. Так что взять на себя ответственность весьма логично. Хотя в глубине души Кэтрин осознавала, что не покинет Рула, даже если в ее присутствии вообще не возникнет нужды.
Кэт не просто влюбилась в Рула под воздействием обстоятельств, она открыла для себя, что любит его уже многие годы. И хотя Дэвида она тоже по-своему любила, то чувство блекло в сравнении с ураганом эмоций, что вызывал у нее Рул. Первая любовь оказалась настолько безудержной и яростной, что по младости лет Кэтрин испугалась и сбежала. Ее самообладание и уверенность в себе были почти низведены на «нет», мешая принять очевидное и поверить, что она действительно влюбилась. До сих пор Кэт пугала неистовость испытываемых ощущений. И снова захотелось сбежать из-за сомнений в том, что сможет получить от Рула хотя бы малую толику той же безграничной любви в ответ.
Наблюдая за ним сейчас, Кэтрин приняла для себя весьма болезненное решение, с иронией размышляя о том, что или она вышла на новый уровень зрелости, или окончательно сошла с ума, раз готова на подобное безрассудство. Но, как бы ни был велик риск, она собиралась остаться на ранчо. Ведь, что бы ни делала, любовь по-прежнему жила в ее сердце. То, что Кэт продолжала любить Рула столь же отчаянно, как и в юности, выходило за рамки разумного, однако она любила, и ее чувства с течением времени ничуть не ослабли.
Безотчетно обежав взглядом небольшую тускло-освещенную палату, Кэт наткнулась на черный предмет, настолько знакомый, что у нее перехватило дыхание. Откуда здесь могла взяться шляпа Рула? Насколько ей помнилось, в самолете той не было, но вот она здесь. Может, ее принес Льюис? Или Рул даже в беспамятстве не пожелал с ней расстаться? По правде сказать, значения это не имело, однако последнее предположение вызвало у Кэтрин улыбку.
Каждая шляпа Рула выглядела так, будто побывала в зоне стихийного бедствия, – худшего вида головного убора она не встречала больше ни у одного мужчины. Кэт понятия не имела, что Рул делал, чтобы добиться подобного эффекта, хотя сильно подозревала, что просто-напросто топчет сию вещь ногами. Всякий раз, когда ему приходилось покупать новую шляпу – что он делал крайне неохотно, – уже через неделю обновка приобретала знакомую потрепанность и теряла форму, точно по ней пронеслось спасающееся паническим бегством обезумевшее стадо коров. На глаза навернулись слезы, когда Кэтрин потянулась к пыльному потертому убору и прижала его к груди.
Она поставила бы под угрозу свое будущее, если бы вовремя не остановилась. Сегодня Кэт поняла, что Рул так же уязвим, как и любой другой человек. Несчастный случай или авария без труда могли отобрать его в любой момент, и тогда у нее ничего бы не осталось, кроме горьких сожалений на тему «а что было бы, если…»? Рул предложил ей выйти за него замуж. Она не знала, как к этому относиться. Чувствовала себя слишком смущенной и расстроенной, чтобы строить столь далеко идущие планы, но с побегами покончила навсегда. В прошлый раз это ничего не решило. Кэтрин без конца думала о Руле, в голове постоянно теснились воспоминания, превратившиеся в некое подобие психологической завесы, через которую, словно сквозь призму, она рассматривала каждого нового знакомого. Кэт любила Рула. Пришло время посмотреть правде в глаза и принять то, что несет это чувство, будь то боль или наслаждение. Если она что и выучила за прошедшие восемь лет, проведенные вдали от Рула, так это то, что никогда не сможет его забыть.
Глава 8
Рул вел себя, точно ангел. Из него получился на редкость идеальный пациент – покладистый, терпеливый и послушный, как ягненок… когда Кэтрин находилась рядом. Она и не подозревала, чем обернется данное ему обещание никуда не уходить, пока к ним в палату не пришла медсестра, чтобы измерить пульс, давление и проверить общее самочувствие больного. Глаза Рула мгновенно открылись, полыхнув диким огнем, и он попытался сесть на кровати, но приступ головной боли заставил его со стоном откинуться обратно на спину.
– Кэтрин? – хрипло позвал он.
– Я здесь, – тут же отозвалась она и, вскочив со стула, взяла его за руку, крепко переплетясь с ним пальцами.
Рул впился в нее слегка мутноватым напряженным взглядом:
– Не уходи.
– Ну что ты, конечно, нет. Я ведь обещала, что останусь, помнишь?
Он облегченно выдохнул и расслабился, снова смежив веки. Медсестра нахмурилась и, склонившись к нему, спросила:
– Мистер Джексон, вам известно, где вы находитесь?
– В вашей чертовой больнице, – проворчал тот.
Медсестра, пухленькая брюнетка с выразительными карими глазами, сочувственно улыбнулась Кэтрин:
– Каждый час кто-то из персонала будет заходить к вам, чтобы убедиться, что больной просто спит, а не впал в кому. Это, безусловно, лишь обычные меры предосторожности, но всегда лучше подстраховаться.
– Не говорите так, будто меня тут нет, – недовольно пробурчал Рул.
Медсестра снова многозначительно взглянула на Кэтрин, а та закатила глаза к потолку. Затем сжала пальцы Рула и мягко пожурила:
– Веди себя прилично. Ворчанием делу не поможешь.
По-прежнему не размыкая век, Рул поднес к лицу ее ладонь и потерся щекой.
– Только ради тебя, – уступил он. – Знаешь, нелегко улыбаться, когда голова вот-вот взорвется от боли.
И Рул оставался верен своему слову: вел себя безупречно и был до смешного послушен. Однако медсестры быстро смекнули, что стоило Кэт отойти, как пациент тут же наотрез отказывался сотрудничать, игнорируя любые их просьбы. Рул требовал, чтобы она постоянно находилась рядом, и после пары неудачных попыток его образумить Кэтрин смирилась с этим, как и персонал больницы. Хотя и понимала, что Рул без стеснения пользуется своим состоянием, чтобы держать ее подле себя. Но подобные уловки ее, скорее, не раздражали, а переполняли мучительной нежностью, давая новые силы ухаживать за любимым.
Где-то во второй половине дня громкое бурчание в животе напомнило Кэт о том, что она оказалась здесь без денег, косметики, смены белья и даже расчески. За съеденный утром сэндвич заплатил Льюис, и теперь она рисковала заполучить голодный обморок, о чем и предупреждал пустой желудок. Кэт аккуратно накормила Рула с ложечки мясным желе. От горохового пюре тот наотрез отказался, и, попробовав его сама, Кэт поняла почему: какой бы голодной она ни была, есть это и впрямь не хотелось. Протертый горох никогда не входил в число ее любимых блюд, и Рул, похоже, целиком разделял полнейшее безразличие к данному пункту меню.
Сейчас, слегка придя в себя, он уже начал обращать внимание на то, что творится вокруг. Наблюдая сквозь ресницы за стараниями скривившейся Кэт проглотить пюре, он мягко предложил:
– Сходи в кафетерий и возьми себе что-нибудь перекусить. Ты ведь, наверное, проголодалась. Обещаю вести себя хорошо, пока тебя не будет.
– Ага. Слона бы съела, – призналась она и, усмехнувшись, добавила: – Но сомневаюсь, что меня накормят из одной лишь жалости к моему бледному виду. Я не захватила с собой даже расчески, не говоря уж о деньгах или смене одежды. Несясь сюда, я даже не вспомнила о кошельке, мы по-быстрому загрузили тебя и тут же взлетели.
– Позвони Льюису и скажи, что тебе нужно. К вечеру он все привезет, – приказал Рул.
– Мне неудобно просить его…
– Очень даже удобно. Это ведь твое ранчо, верно? – раздраженно заявил он. – Ладно, я сам ему позвоню. А ты пока достань из верхнего ящика тумбочки мой бумажник и сходи поешь.
Но Кэт медлила. И только после того, как лицо Рула покрыла восковая бледность от резкой попытки приподняться, выпалила:
– Хорошо, хорошо!
Уложив Рула обратно на подушки, она выдвинула ящик и достала бумажник. Потом постояла немного, глядя на него с сожалением. Ей очень не хотелось тратить деньги Рула, но почему это ее так беспокоит, она не смогла бы ответить.
– Давай, иди уже, – подтолкнул Рул, и подгоняемая голодом Кэтрин так и сделала.
Сидя в кафетерии и подкрепляясь картофельным супом, медленно пережевывая сухие крекеры, она, поддавшись искушению, раскрыла бумажник. Зачем-то виновато оглянувшись по сторонам, первым делом внимательно изучила лежащие там фотографии. На первой, очевидно, была мать Рула, которую Кэтрин совсем не знала, потому что та умерла очень рано. Слабое сходство в форме бровей и очертаниях губ – вот и все, что указывало на их кровное родство. На втором снимке стоял отец Рула, высокий и жилистый, с худеньким десятилетним мальчиком, напряженно застывшим рядом и хмуро смотревшим в камеру. Кэтрин слабо улыбнулась, узнав это неоднократно виденное ею угрюмое выражение на лице уже зрелого мужчины.
Когда же она перевернула прозрачную пластиковую вкладку-карман, ее рот непроизвольно приоткрылся. Кэт, конечно, втайне надеялась обнаружить тут и свой снимок, но представшее ее взору оказалось несколько не тем, что она ожидала увидеть. Кэтрин полагала, что у Рула могла остаться фотография, сделанная, когда она училась в старших классах средней школы или даже позже – в колледже, – но на карточке, которую хранил Рул, ее запечатлели еще первоклашкой. В то время Кэт была самой маленькой среди остальных учеников и даже еще не обзавелась полным набором коренных зубов, а потому мрачно глядела в объектив огромными темными глазенками, отчаянно впившись в нижнюю губу теми немногими зубами, что уже выросли. Откуда у него этот снимок? Ведь, когда Рул приехал на ранчо, ей уже исполнилось двенадцать или тринадцать. Точнее вспомнить не удавалось. Рул мог заполучить эту карточку, лишь полистав их семейный альбом.
Была там и еще одна фотография… Уорда Донахью. Кэтрин пару минут смотрела на лицо отца затуманенными от слез глазами, а затем продолжила свои изыскания. Помимо снимков, в бумажнике Рула хранились немногочисленные документы: водительские права, летная лицензия и медицинская страховка. Кроме этого и сорока трех долларов, там больше ничего не обнаружилось.
Слезы грозили пролиться. Четыре фотографии и три идентификационные карточки – вот и все личные бумаги Рула. Ни в одном отделении его бумажника не оказалось ни клочка бумаги, ничего, что хоть немного могло рассказать о столь наглухо закрытом человеке. Кэт вдруг поняла, что за всю свою жизнь Рул Джексон говорил «Ты мне нужна» лишь ей одной, а она едва не отвернулась от него.
Кэтрин прерывисто вздохнула. Она чуть не совершила самую ужасную ошибку в своей жизни и сейчас была почти что благодарна несчастному случаю, не позволившему ей снова сбежать и, возможно, навсегда потерять Рула. Но теперь, осознав, что любит его, Кэт собиралась побороться за сердце Рула. Сначала она решила ни о чем ему не говорить, но поздно вечером слова сами собой сорвались у нее с языка: