Я сделала это уже однажды.
Я сделала это, и я знаю, что это значит. А еще моя агрессия, которая наверняка за 13 дней увеличится в сотню раз, отравит мою душу сильнее.
Я должна выдержать эти дни. Я буду делать все, что прикажет мне Рэн.
Его джинсовая штанина, задела мою голую ногу, и я, вздрогнув, открыла глаза. Он спал. Его голова съехала на бок, по подушке, поэтому наши лица были в опасной близости сейчас. Ощутив в своей груди странный укол желания, я попыталась отвернуться, но Рэн сильнее прижал меня к своему прохладному телу.
Нервничая, я попыталась уснуть.
***
Мне снились кошмары. Изо дня в день, я стояла посреди пустынной улицы, и наблюдала за хаосом. Городскую тишину нарушали сигналы машин… затем, все погружалось во мрак. И я чувствовала, как к моим босым ногам текут реки крови людей, которых я растерзала сама.
Я чувствовала, что горю в пламени желания, обладать их душами, и сил сопротивляться не было. Но я должна. Я должна справиться со всем, ведь мама с папой отняли меня у Изабеллы, и заботились обо мне всю мою жизнь. Они надеялись, что смогут спрятать меня от судьбы, что уготована мне. И я не хочу становиться монстром, тем самым заставляя Рэна убить меня. Он бы не хотел этого. И я не хочу, чтобы он увидел меня другой. Какой вижу себя я – жалким подобием человека. Существом, извергающим из своей груди адское пламя, готовое спалить мир дотла.
Но я уже другая. Моя кожа бледна, словно у мертвеца, словно у призрака. Глаза тусклые, и губы сухие. Должно быть, я сильно уменьшилась в размерах, потому что старая одежда мне велика.
Я превращаюсь в скелет.
И я начинаю забывать о своих желаниях, потому что мои сны стали путеводителем в будущее. Я вижу, что случится, если я не смогу пережить эти тринадцать дней. Каждый человек умрет. Они все умрут. Не потому, что я так захотела, а потому, что Падшие завладеют их душами. Сопротивление людей, скоро сойдет на нет. Есть ведь столько желаний, столько тщеславных, алчных мыслей, и все они должны воплотиться в жизнь. А я не буду в состоянии помешать этому. Но если я не стану истинным злом, если я не согрешу, если воспротивлюсь, у человечества еще может быть шанс. Хоть какой-нибудь шанс на выживание.
И внезапно меня посещает мысль: а зачем бороться?
Для чего все это, ведь люди никогда не изменятся, для чего мне стараться быть лучше? Возможно, я должна быть самой собой?..
***
Мне было очень плохо; во рту пересохло, и сколько бы воды я не пила, я не могла утолить жажду. Аппетита не было, я ослабла, из-за чего едва хватало сил встать с постели.
- Ты должна поесть, – упрашивал меня Рэн, держа в руке плошку с кашей. Я помотала головой:
- Не хочу.
Думала, что мне было плохо весь тот год взаперти, но сейчас я понимаю, где истинный ад.
Я смотрела на мир, чужими глазами, словно через старый кинопроектор, в черно-белых тонах, и когда я замечала, как проскальзывают яркие тона, мое сердце беспокойно вздрагивало.
Рэн почти не беспокоил меня, кроме тех моментов, когда пытался заставить меня поесть. В остальное время он сидел, углубившись в книги, но даже тогда мне казалось, что он наблюдает за мной. Мне было страшно и неловко. Но страх был, конечно, сильнее. Я все думала о том, что случится, если я просто уйду из дома, и причиню кому-нибудь зло.
Я попаду в Ад? А с теми людьми что случится? Что произойдет с остальным миром?
Интересно, что чувствует человек, когда умирает? И, что буду чувствовать я?
Я не сомневалась в том, что умру. Это даже оказалось каким-то облегчением для меня - больше не нужно прятаться и пытаться побороть себя. Потому что, это ведь я! Как можно выбросить часть себя, словно ненужный хлам?
Я знала, что умру, и я знала, что даже если бы этого не случилось – этой крови, отравления, ловушек, я бы все равно когда-нибудь стала чудовищем. Я бы не смогла прятаться всю жизнь, и кто-нибудь в итоге меня бы выследил, поэтому это ничего. Моя смерть — это ничего.
Интересно, куда я попаду после смерти, в Рай или Ад?
Я не могла спросить у Рэна, потому что тогда он разозлится. Я чувствую напряжение, исходящее от него, когда он сидит напротив двери, в старом кресле, с книгой, в ожидании моего срыва.
Приходилось притворяться, что мне не больно.
Я не хотела последние свои дни на земле провести, причиняя боль другим людям, а в последнее время, Рэн занимает в моей жизни далеко не последнее место.
Вечером в четверг, то есть, на четвертый день моих мучений, он с беспристрастным видом произнес:
- Осталось девять дней, ты должна продержаться.
- Да, – отозвалась я, чужим голосом. Боль в моей голове сосредоточилась посредине лба, разливаясь струями к вискам. Я усиленно пыталась делать вид, что мне вовсе не больно, но я уверена, Рэн итак все знал.
Он обошел кровать, и присел рядом с таким лицом, словно хотел мне что-то сказать, однако не мог найти слов, и это нервировало меня. Я хотела, чтобы он был прежним со мной. Мне не нужны привилегии сейчас.
- Ты что-то хотел сказать? – спросила я, глядя на парня слезящимися от света глазами. Он до конца задернул штору, от чего комната погрузилась в приятный для меня полумрак. – Спасибо.
- Ты знаешь, что я замечательный, правильно? – невпопад спросил Рэн.
- Что? – Я фыркнула, и рассмеялась хриплым смехом. – Кто тебе такое сказал?
- Одна девушка в магазине, – озадачился Рэн, явно не поняв, с чего я над ним смеюсь. Я почала головой:
- Ты точно… странный…
- Знаешь, в чем странность людей?
- В чем? – спросила я, удивляясь, как он повернул разговор на эту тему. Чувствую, в итоге мы приблизимся ко мне.
- Люди часто сдаются, даже не начав действовать, – протянул Рэн, с задумчивым видом глядя на меня. Я подозрительно прищурилась:
- К чему ты клонишь?
- Я говорю, что это несправедливо. Почему одни люди кажутся такими слабыми, но сильными внутри, а некоторые, как ты, решили сдаться, несмотря на то, что рядом есть кто-то, кто постоянно твердит, о том, что все получится?
- Ты говоришь о себе? Ты – тот, кто твердит что все получится? – мрачно спросила я. Рэн действительно сделал то, что я и предположила – он перевел разговор на меня.
- Я говорю о нас. О людях, и о нас, ангелах. Мы никогда не сдаемся, как бы не было сложно. Я говорю это для того, чтобы ты прекратила распускать вокруг себя отрицательную энергию, а то мои крылья скоро почернеют.
- У ТЕБЯ И КРЫЛЬЯ ЕСТЬ?! – изумилась я, боль отступила на задний план.
- Я ангел, – сказал Рэн с таким видом, словно я спросила, есть ли у него мозг. - У всех ангелов есть крылья, и мы не должны их обсуждать, потому что это личное. Как часть тела, которую не показывают.
Его крылья могут почернеть? Из-за меня? Я уставилась на Рэна, а он на меня. Я думала о том, мог бы он показать мне свои крылья, и думала о том, что произойдет, если такая как я увидит их. Еще, я пыталась представить крылья Рэна сейчас; они, мне кажется, совершенно не подходят ему. Он сидит сейчас на кровати, со своим надменным видом, высокомерно вскинутой бровью, и встрепанными волосами, и его крылья… совершенно не вписываются в его сексуально-бесстрастный образ.
Рэн осторожно лег на бок, и я повернулась в его сторону. Его глаза с усталостью миллионов лет, прожитых где бы то ни было, уставились на меня.
- Ты сейчас пытаешься скрыть то, что у тебя внутри, верно? – мягко поинтересовался он. - Эти четыре дня, я провел, словно сам очутился в огне, знаешь?.. Я чувствую то же что и ты сейчас, несмотря на то, что ты закрыла свои мысли от меня. Ты решила сдаться? Даже несмотря на то, что еще ничего не закончилось, ты хочешь умереть?
Мне не нужно было отвечать, потому что он уже знал ответ на свой вопрос.
- Почему ты никогда не слушаешь меня? – Рэн болезненно нахмурился, и я сама ощутила дискомфорт, от того, каким потерянным прозвучал его голос. – Аура, будь сильнее. Просто продержись, пока из твоего организма выведется демонская кровь. Я сделаю все за тебя, просто подожди.
Поддавшись порыву, я приподнялась, и прильнула своими губами к его губам. Я почувствовала, как он улыбается, и отстранилась.
- Ты не слушаешь меня, потому что думаешь о другом?
Я была растеряна, и чувствовала, как мои щеки горят, поэтому не отвечая, опустилась на подушки. Рэн не отрывал от меня своего изучающего взгляда, словно пытался рассмотреть меня, и запомнить, а мое сердце колотилось в нервном припадке.
Он полюбопытствовал:
- Ты боишься меня?
- Я…
- Думаешь, я сделаю тебе больно?
Рэн сел, и поднял меня вслед за собой, а я уткнулась взглядом в колени, чтобы не смотреть на парня. Я не могу пересилить себя. Боль, которая ослепила меня год назад, когда мы были в заброшенной церкви, вновь напомнила о себе, от чего даже ладони вспотели.
- Посмотри на меня, - Рэн положил руку мне на колено, и я подняла на него взгляд. В глазах Рэна было что-то такое, чего я никогда прежде не видела - понимание, сожаление, и желание.
Я снова опустила голову. Не было сил смотреть на то, как солнечный свет, пробивающийся сквозь шторы, играет на его волосах, не было сил, знать, что он сейчас привлекает меня, и возможно, я привлекаю его, и знать, что нам никогда не быть вместе.
Рэн переместил руку с моей ноги, на поясницу, и осторожно опустил назад. Я затаила дыхание, следя за его пальцами. По моей коже, там, где он прикасался, побежали мурашки. Наконец, его рука остановилась, на моей талии, и Рэн приподнялся мне на встречу.
- Что ты делаешь? – удалось мне спросить. Волнение и страх, пересиливали ослепляющую боль в голове. Из-за того, как он нависал надо мной, мне пришлось лечь на подушку. Рэн опустился еще ниже, балансируя на руках, по обеим сторонам от меня.
- Ты не должна бояться меня, - прошептал он. - Я хочу, чтобы ты почувствовала это. Как свет распространяется по твоим венам.
Я сглотнула.
Мне с трудом удавалось думать, но все же одна мысль протиснулась через сплетение страха и волнения.
- Ты… - мой взгляд метался от его челки, к глазам, и задерживался на губах. – Ты делаешь это, чтобы я не сошла с ума?
- Нет… - безмятежно прошептал Рэн, почти касаясь своими губами, моих. – Я делаю это, чтобы самому не сойти с ума.
***
Сотня поцелуев…
Его поцелуи сводят меня с ума. Поцелуи на моих плечах, на шее, на руках, сводят с ума; душа пылает от жара и боли, и эта боль внезапно становится такой привычной, такой родной, что мне удается не замечать ее.
Я схожу с ума…
Один. Два. Три.
Один. Два. Три.
Один…два…три….
Скрип.
Что это?
Я ничего не вижу. Один скрип. Два…
Один… два….
Мои шаги. Что я делаю? Что я делаю? Что я делаю?
Куда я иду?
Один шаг, второй, третий.
Сто шагов.
- Девушка? Девушка?
Ко мне обращается женщина - владелица мотеля. Я не слушаю, что она говорит. Кажется, она спрашивает о том, все ли со мной хорошо. Я быстро иду, босиком, по гравийной дороге. Мои волосы разлетаются позади меня.
Мои шаги звучат в моей голове. Шаги, и еще кое-что.
- Аура, остановись, – я слышу голос Адама в своей голове. – Хочешь ли ты этого? Ты действительно хочешь сделать то, что собираешься? Ты, правда, собралась сделать это?
О чем он говорит? Я ничего не хочу делать…
Я просто иду…
- Не делай этого. В твоей голове – голос Кэтрин. Но никто не хочет, чтобы ты причиняла людям боль. Не делай этого, Аура.
Я ничего не делаю.
Аура… Аура, давай…. Слушай только меня…
Мой внутренний голос приказывал мне не слушать никого вокруг. И я не слушала. Я буду делать то, что хочу…
Убей их, Аура… убей их всех…
Сделай то, что должна, Аура.
- Не делай, этого, Аура… - шептал в противовес Адам.
Что они говорят? Я ничего не понимаю…
Я ничего не чувствую. Вокруг темнота. Темнота окрашивается красным. Мое тело, мои руки, и даже лицо – все окрасилось красным. Липким, горячим, с приятным запахом.
Очень хорошо… очень хорошо…
- Убить… убить…
В моей голове взрываются фейерверки.
Они везде, и даже мои волосы орошаются восхитительными звездами. Я в сияющем саду и вокруг меня эти звезды, освещающие темноту красным.
Я легла на спину, любуясь звездами. Автоматически вытерла влажные ладони о штаны, повернула голову, и в ужасе закричала. На меня смотрели пустые глаза отца. По его переносице еще струйками стекала свежая кровь, падая на пол.
Кап, кап, кап.
С протяжным воплем, в котором звенел такой ужас, который я еще никогда не слышала от себя, я отскочила к стене, поскальзываясь в лужах крови, растекающейся по паркету. С криком, я шлепнулась на спину, ухватившись за что-то.
Волосы мамы.
Она лежала у стены, словно только что вышла посмотреть на шум, разбудивший ее.
- Мама! Мама! МАМОЧКА!
Из моего горла вырвались всхлипы, сменяющиеся нечеловеческим ревом.
- Кто это сделал?! КТО ЭТО СДЕЛАЛ?!! – вопила, я боясь прикоснуться к маминому лицу, без каких-либо признаков макияжа, с остекленевшими глазами. Ее лицо было окроплено собственной кровью.
- Мама! Мама! Нет! Папа! Очнитесь! Вы не можете так поступить! Вы не можете умереть!! Кто это сделал?! Мама! Кто это сделал?!
Я зажала рот мокрыми ладонями, давясь слезами.
С воем я подскочила на ноги, бросившись вон из дома, и тут же угодила в чьи-то объятия. С протяжным криком я стала вырываться:
- Там убийца! Убийца! Маму и папу убили! Кто-то их убил! Помогите!
- Аура! Аура, замолчи!
Рука Рэна зажала мне рот – похоже, он беспокоился, что соседи выйдут на шум (в окнах дома напротив загорелся свет). Рэн сгреб меня в охапку, вытаскивая за калитку дома.
- Что ты делаешь?! – в панике закричала я, упираясь босыми ногами в асфальт, и сдирая ноги в кровь. – Мы не можем уйти! Там мои родители! МЫ НЕ МОЖЕМ УЙТИ!!! ОТПУСТИ МЕНЯ!!!
- Я сказал тебе замолчать! – Рэн повысил на меня голос, но мне было плевать, что он говорит.
- Я не оставлю их!!
- ОНИ МЕРТВЫ! – голос человека, который все время особенно хорошо держал себя в руках, сорвался на крик, оглушая меня, пугая, приведя в бешенство.
- Заткнись! – Я рванулась назад к дому. – Заткнись! Замолчи!!
- Аура! – Рэн крепко схватил меня за талию, таща в переулок за нашей улицей.
Я кричала, брыкалась, билась в истерике, но Рэн не замечал этого; он упорно продолжал тащить меня за собой. И даже когда я особенно больно ударилась коленями об асфальт, свалившись, словно мешок картошки, он, не церемонясь, поднял меня на ноги, заставляя идти дальше.
Мы оказались в месте, куда мне в жизни не позволяли ходить. «Улица Страха» - так мы ее называли. Говорят, тут приносили в жертву девственниц в полнолуние. Я не верю в это конечно, но мне было страшно, в общем, потому, что здесь всегда было темно.
Рэн отпустил мою руку, и я упала на тротуар. Свет фонарей с улицы, едва проникал сюда, освещая заброшенные многоэтажные здания, склады, с разбитыми стеклами, граффити и баки, в которых копошились мыши.
В моей голове стучала кровь.
Кто-то убил моих родителей.
Кто-то убил моих родителей.
Кто-то убил моих родителей.
- Кто это сделал? – прошептала я, обессилев.
Наверное, кровь Кэтрин полностью съела меня изнутри, раз я даже не помню, как оказалась дома.
- Кто это сделал? – я повторила громче, решив, что Рэн, наверное, меня не слышал.
- Ты сама знаешь.
Мое сердце ухнуло вниз:
- Нет, не знаю.
Рэн опустился на корточки возле меня и взял мое лицо в свои ладони.
- Аура, это я виноват…
Я отбросила его руки. Мое сердце громко заколотилось в груди. К своему ужасу, я видела, как его глаза наполнились слезами, и сверкают в темноте, словно драгоценные камни.
- Нет…
- Аура, я не должен был…
- Нет! – я замотала головой. – Я говорю, нет, Рэн! Нет!
Я закрыла уши руками, и он положил сверху свои ладони: