– Ты ревнуешь?
– Это смешно!
– Тогда за что ты так ненавидишь Анну?
– За то, кем она является. Вернее, за кого себя выдает.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я поклялся, что никогда не выдам ее тайны, но раз уж ты больше ее не увидишь…
В двери противно заскрипел ржавчиной ключ. Корф замолчал, и оба друга в оцепенении посмотрели на дверь. Она распахнулась, и в камеру вбежала Наташа.
После разговора с Александром она вдруг так остро ощутила всю бессмысленность своей надежды на помощь наследника и милосердие императора, что поняла точно и бесповоротно – она лишь теряет время. И мысль о том, что ей, быть может, уже не суждено увидеть брата, сделалась невыносимой и пугающей. Наташа тотчас собралась и отправилась в крепость – она хотела упасть в ноги начальнику тюрьмы и просить его о снисхождении – о встрече с братом.
Но известного ей прежде полковника Заморенова на месте не оказалось. В его кабинете Наташу встретил помощник начальника Писарев.
Он был, очевидно, моложе Наташи, но его прожженный взгляд не оставлял ей ни малейшего повода на положительное разрешение просьбы. И все же Наташа попыталась предложить ему деньги.
– Да как вы смеете, сударыня! – с чрезмерным возмущением вскричал Писарев, брезгливо отодвигая ее руку с сумочкой, в которой лежали ассигнации. – Я – дворянин! Уберите это!
Наташа почувствовала усталость и отчаяние, как вдруг Писарев вкрадчиво сказал:
– Как вы могли решиться прийти сюда, сударыня? Тюрьма – не место для таких красивых девушек. А вы необычайно красивы, княжна…
Его намек был столь прозрачным, и вдобавок поручик подкрепил свои слова вполне понятными движениями, что Наташа задрожала. Она собралась сыграть на отвратительных желаниях этого негодяя, но уже через минуту поняла, что Писарев – не из тех, кто позволит себя обмануть хорошенькой девице.
– Где же ваше ложе любви? – полушутливо, но очень испуганно спросила она почти сблизившегося с ней Писарева.
– А мы люди простые, сударыня, – гадко улыбнулся он. – Обходимся без ложа и без любви…
От посягательств поручика ее спас только приход Заморенова, вернувшегося из Зимнего в сопровождении порученца Шубина.
– Что здесь происходит? – грозно спросил Заморенов.
– Господин полковник! – подтянулся Писарев, успев провести ладонью по ножу для бумаги, лежавшему на столе. – Она меня ранила! Она хочет устроить побег поручику Репнину!
– Ложь! – вскричала Наташа. – Я лишь хотела повидаться с братом!
А этот мужлан домогался меня!
– Господин полковник! Это заговор!
– Молчать! – велел ему Заморенов. – Сударыня, действительно ли ваш брат – Михаил Репнин?
– Да.
– Вы увидитесь с ним, сударыня, – кивнул Заморенов.
– Но, господин полковник… – начал Писарев.
– С вами, Писарев, я поговорю позже! А вы, сударыня, мужайтесь.
У меня приказ императора. Ваш брат сегодня будет казнен…
Заморенов не договорил – Наташа стала оседать на пол.
– Воды! Скорее! – крикнул Заморенов, подхватывая ее.
– Не стоит беспокойства, все в порядке… – прошептала Наташа. – Я хочу видеть брата…
И все же она отпила немного из кружки, принесенной Шубиным, и, пошатываясь, пошла вслед за Замореновым, показывавшим дорогу к камере, где сидели ее брат и Корф.
– Миша! – Наташа бросилась брату на шею, едва охранник открыл дверь.
– Наташа! – Репнин встал ей навстречу. – Этого не может быть! Что ты здесь делаешь?
– А главное, что вы здесь делаете? – ядовито спросил Корф у Заморенова. У Владимира был наметанный глаз, и он узнал в вошедшем полковнике того самого польского старика, с которым они так трогательно беседовали перед его мнимой казнью. – Интересно, Мишель, здесь все казненные воскресают?
– Я должен просить у вас прощения, господа, за давешний спектакль, – сказал Заморенов без лишних объяснений. – Такова моя работа.
Я отношусь к вам с большим уважением, но, к сожалению, мои рекомендации не оказали никакого влияния на решение императора…
– Можете не продолжать. Дальнейшее нам известно, – прервал его объяснения Корф.
– Приказ должен быть приведен в исполнение немедленно, – Заморенов говорил, отводя глаза в сторону. – Пора идти, господа.
– Подождите! – вскричала Наташа.
– Не надо, Наташа, – мягко попросил Корф. – Не терзайте себя и не лишайте мужества Михаила.
– Я прощаю вас, Владимир, – прошептала Наташа, торопясь обнимать брата.
– Если бы я мог простить самого себя…
В камеру вошел караул. Заморенов взял Наташу под руку и отвел от брата.
Он не оставлял ее и по дороге во двор, но к месту расстрела не пропустил – не положено. Наташа, шатаясь, осталась стоять у караульной будки, опершись на полосатый шлагбаум, – слезы лились из ее глаз градом, соленые и большие. А Михаила и Корфа уводили все дальше, куда-то за строй солдат в самом дальнем углу крепостной стены. Наташа слышала, как Писарев читал приказ, – в крепости слова были слышны издалека грозным, но ясным эхом.
– По высочайшему повелению Его Императорского Величества, Государя императора и Самодержца всероссийского, царя Польского…
– Готовсь! – раздалась команда ведущего расстрел.
По душе и сердцу противно скребнули затворы винтовок. Наташа снова почувствовала дурноту…
В это мгновение у караула спешился всадник. Он выхватил у солдата ружье и выстрелил в воздух, привлекая к себе внимание. Наташа вздрогнула и очнулась – перед ней стоял цесаревич.
– Где они? – крикнул он Наташе.
– Их вывели во двор, – только и смогла проговорить она, ослабевшим от волнений и горя голосом.
– Надо отменить казнь! У меня приказ императора!
Александр с ненавистью посмотрел на караульного, оторопело возившегося со шлагбаумом, и побежал по двору крепости. Наташа кинулась за ним следом. Караульный пытался ее удержать, но она оттолкнула его, сама не понимая, откуда у нее взялось столько силы сопротивляться рослому гвардейцу. А Александр уже прорвался сквозь строй солдат, взявших ружья наизготовку.
– Остановитесь! Если вы собираетесь стрелять, то вам придется выстрелить и в меня!
Появление Александра произвело впечатление разорвавшейся бомбы.
– Отставить! – только и мог скомандовать Писарев.
– Ваше Высочество, – поклонился наследнику растерявшийся Заморенов, – я исполняю приказ…
– Я тоже, – Александр поспешно достал из внутреннего кармана мундира сложенную вчетверо бумагу. – Вот приказ, подписанный Государем императором. Господа Корф и Репнин свободны.
– Как вам это удалось? – пробормотал Корф, уже простившийся с жизнью.
– Миша! – добежавшая, наконец, к ним Наташа снова бросилась на шею брату.
– Невыносимо было смотреть на страдания вашей сестры, – улыбнулся Александр Репнину, – вот и пришлось выкручивать императору руки.
– Вы тоже ее боитесь? – в тон ему сказал Корф.
– Я ваш должник, – дрогнувшим голосом проговорил Репнин, шутливо уклоняясь от поцелуев, которыми его осыпала сестра.
– Восхищен вашим мужеством, господа, – сказал подошедший к ним Заморенов.
– Благодарю за поддержку, – кивнул ему Репнин.
– Второй раз на волосок от смерти… – Корф оглянулся, все еще не веря своему счастью.
Заморенов понимающе кивнул и пошел прочь. Писарев побежал за ним следом.
– Это куда же ты так торопишься, братец? – нагнал его Репнин.
– Не твое дело! – огрызнулся Писарев.
– Нет, мое! – Репнин схватил поручика за грудки и прижал к стене. – У тебя осталось кое-что из моих вещей. Пришло время вернуть!
– Бежал бы ты отсюда, пока новый приказ не поднесли! – нагло процедил сквозь зубы Писарев.
– Я жду! – с такой угрозой сказал Репнин, что Писарев тут же дрожащей рукой пошарил за обшлагом рукава и вытащил изъятый им у Репнина при первом обыске платок Анны.
Репнин бережно взял платок и пригрозил, дыша поручику прямо в лицо:
– Запомни: если ты хоть раз приблизишься ко мне или моей семье, я тебя убью!
Домой Корф и Репнины поехали в экипаже, который ждал Наташу. Уже у самого особняка их нагнал Александр. Он был на коне и гарцевал уверенно, как настоящий полководец.
– Господа, – Александр уже отдышался от бешеной скачки наперегонки со временем, которую ему пришлось устроить ради спасения новых друзей, переполошив и распугав половину Петербурга. – Новость о вашем помиловании – не единственная. Я должен вам сообщить, что государь, прощая ваш проступок и даруя свободу, не отказывается от наказания вообще. И в качестве такового лишает вас воинского чина.
– Что это значит? – заволновалась Наташа.
– Простите, но я взял на себя смелость сам сообщить вам об этом, чтобы хотя бы как-то уменьшить неприятность этой новости. Но вы…
Вы больше.., не служите в армии, господа…
Глава 5
Любви волшебный сон
Проснувшись, Репнин долго не мог понять, где он. События минувших дней так утомили его, что сейчас он уже не сознавал – происходило ли все это в действительности, или ему просто привиделся сон, полный кошмаров и чудовищных наваждений.
Михаил сел на постели и оглянулся.
Он ночевал у Корфов, в одной из гостевых комнат, отведенных вчера Владимиром для него и Наташи.
Значит, ему ничего не приснилось – дуэль, промозглая камера в крепости, расстрел и божественное провидение – явление Александра с приказом императора о помиловании.
Щедрая рука монарха, великодушно дарующая жизнь, но отнимающая честь и доброе имя. Есть ли что-либо ужаснее для дворянина, чем лишение его права служить своему государю и Отечеству на поле брани?! Репнину как-то сразу стало неуютно – Боже, что скажут родители?! Наташа грозилась написать им в Италию. Маман последнее время что-то слишком часто кашляла и жаловалась на грудь, и князь Репнин повез супругу на Капри – излюбленное, после Ниццы, место для желающих поправить свое здоровье лечебными ароматами бриза и несравненной теплотой солнечного и вечнозеленого Средиземноморья.
Михаил оделся и вышел в зал.
В доме было тихо, и оттого он казался опустевшим. На Репнина напала меланхолия и склонность к романтическому. Он открыл крышку рояля, пробежал по клавишам – чуть робко и тихо, словно опасаясь кого-либо потревожить или разбудить. Но инструмент звучал мягко и сдержанно, у него был редкий клавесинный звук.
И Михаил сел к роялю. Он заиграл старинный русский романс, и слова вдруг полились из него сами собой.
Михаил говорил и говорил, уносясь в мечтах так далеко, как рисовало его воображение.
– Здравствуйте, Анна! Несмотря на ваш запрет, пишу вам! Сегодня я уже написал письмо маме, потом отцу, потом тетушке по поводу ее собачек, губернатору по поводу состояния дорог и городовому с требованием отменить пьяных на улицах… А теперь хочу задать вам глупый и вместе с тем жизненно важный для меня вопрос: когда вы вернетесь в Петербург? Я спрашиваю вас об этом не просто так, я очень хочу увидеть вас… И, честно говоря, даже не подозревал, что можно столь сильно желать кого-либо просто увидеть!
– Дорогой Миша! – раздался рядом серебристый и такой желанный голос. – Я перечитала ваше письмо сто раз и сто раз восхитилась вашим эпистолярным талантом! Прежде всего, передаю привет собачкам тетушки…
– Боже! Это вы! – вскричал Михаил, поспешно и неловко вставая из-за рояля.
В дверях залы он увидел ее – не воображаемую, а настоящую, прелестную, чудную… Михаил бросился к Анне, потом смутился и отступил за рояль. Он испытывал одновременно и чувство неловкости, и безмерную радость от этой неожиданной встречи.
Анна ободряюще улыбнулась ему, прошла в комнату и присела на диван.
– Однако в своем письме вы не сообщили о вашем счастливом избавлении, – участливо сказала она.
– Вы знаете, что с нами случилось? – Михаил на мгновение вернулся из царства грез в реальность недавних событий.
– Князь Долгорукий передал Ивану Ивановичу шкатулку от сына, и он же рассказал об обстоятельствах дела.
Но, – Анна подняла на Михаила глаза, полные удивления и искренней радости, – как вы очутились на свободе?
– Поверьте, я бы хотел ответить вам, вы ждете от меня объяснений…
Но мне совсем не хочется говорить о прошедшем. Я желаю лишь писать вам письма, держать вас за руки, говорить глупости и испытывать одновременно отчаяние и счастье! Я, наверное, болен? – шутливо спросил Михаил.
– Думаю, мне известна эта тяжелая болезнь! Ее не лечит ни один доктор, – с притворной обреченностью посетовала Анна.
– Вы ошибаетесь, лечение и доктор известны. И мой целитель – предо мной!
– Отчего вы так решили? – смутилась Анна.
– Потому что мне вдруг стало лучше, – Михаил, наконец, решил изменить диспозицию и присел на диванчик рядом с ней. – Я вспомнил – государь помиловал меня и Владимира Корфа, мы свободны! И я точно знаю – почему. Все это время со мною был мой талисман – ваш платочек.
Вспоминаете? Вы обронили его при нашей первой встрече.
– Вы все время хранили мой платок? – растрогалась Анна.
– Да, и он принес мне удачу! – Михаил порывисто потянулся к Анне и обнял ее.
Анна не сопротивлялась – ее потрясло услышанное. Сколько раз за эти дни воображение рисовало ей картины ее встречи с Михаилом, но она даже предположить не могла, что действительность окажется намного прекраснее. Анна запрокинула голову, ожидая продолжения столь пылкого объятья, но Михаил внезапно почувствовал стеснение и робость – Анна была так хороша, так доверчива! Мягким, ласковым движением Репнин отстранился от девушки и уж очень потерянным тоном сказал:
– Кажется, в письме я не дописал вам две строчки…
– И что же это за строчки? – с шутливым соболезнованием спросила Анна, с трудом очнувшись от флера овладевшего ею чувства.
– В них заключалось жуткое признание – я разбил любимую ночную вазу Владимира! Только т-с-с! Ему ни слова, – Репнин театрально приложил палец к губам, пытаясь шуткою разрядить обстановку.
– И как же вы скрыли следы этого ужасного преступления? – подыграла ему Анна.
– У меня есть алиби! Я обнимал самую прекрасную женщину в мире!
– Вазу припомню! – грубовато сказал Корф, входя в залу и переводя недобрый взгляд на Анну. – А вы здесь каким ветром? С отцом или одна?
– Одна, – Анна как-то сразу поблекла и сжалась. – Приехала на прослушивание к директору Императорских театров. И случайно встретила…
– А я, тоже, совершенно случайно, услышал обрывок вашего разговора! – раздраженно бросил Владимир, подойдя ближе. – Кстати, я знаю, какие две строчки на самом деле не дописал Михаил!
– Володя… – попытался остановить его Репнин.
– О том, что его с позором выгнали из армии!
– Это шутка? – Анна растерянно посмотрела на Михаила.
– Это правда, – кивнул Репнин. – Но этого человека с его тонким слухом постигла та же участь.
– но не мог же я оставить тебя одного, Миша! – саркастически усмехаясь, сказал Корф.
– Бедный Иван Иванович! Это окончательно разобьет ему сердце, – горестно прошептала Анна.
– А что с его сердцем? – бравируя, поинтересовался Владимир.
– У дядюшки был сердечный приступ, и он так плох…
– Во-первых, не смей называть отца дядюшкой, – с откровенной злостью прервал ее Корф. – А, во-вторых, почему ты сразу не сказала?
– Но вы же не дали мне и рта раскрыть…
– Эй, полегче! – вступился Репнин за Анну, которая под страшным взглядом Корфа напоминала райскую птичку в когтях хищника.
– И вы оставили его одного? Да о чем вы думали? – не мог успокоиться Владимир.
– Иван Иванович настоял, чтобы я отправилась на прослушивание. Но я больше приехала за тем, чтобы разыскать вас и умолять повиниться перед государем. Вы должны жить, вы нужны своему отцу, и немедленно – ваше поместье в опасности!
– С чего бы это? – удивился Корф.
– Княгиня Долгорукая затеяла отобрать у вашего отца имение в Двугорском. Она утверждает, что барон не выплатил покойному князю Долгорукому давний долг.
– Это немыслимо! – вскричал Владимир. – Есть расписка…
– Ее украли. И сегодня у барона Корфа встреча с доверенным лицом княгини Долгорукой – господином Забалуевым, предводителем местного дворянства…