Анжу неотрывно глядела в глаза Гарри, но вовсе не потому, что он приворожил ее, а так, для практики. Она уже давно не чувствовала на себе мужские руки, а Гарри держал ее очень умело.
— Вот уж не ожидала увидеть вас здесь, — сказала она, крепко прижимаясь к нему.
Затянутой в белую перчатку рукой он провел по ее спине, прижимая к себе.
— Обычно я не посещаю балы для дебютанток, — признался он. — Это не мой стиль. Но сегодня муж оставил Камиллу Стонтон одну. Он военный человек, и его внезапно вызвали что-то там инспектировать, и она попросила меня сопровождать ее. Сомневаюсь, что лорд Маунтджой пригласил бы лично меня.
— А почему нет? — с интересом спросила Анжу, чем рассмешила Гарри.
— Потому что, моя дорогая Анжу, я не из тех мужчин, кого отцы близко подпускают к своим дочерям.
— О? И по какой причине? — спросила Анжу с невинным видом.
— Мне кажется, вы сами знаете ответ на этот вопрос, — ответил Гарри, прижав ее к себе еще крепче. — И у меня такое ощущение, что мы с вами очень похожи.
— Возможно, — холодно ответила Анжу, слегка оттолкнув Гарри, — а возможно, и нет.
Музыка закончилась, и она, повернувшись к нему спиной, быстро ушла. Гарри с сожалением улыбнулся, но все же у него осталось чувство, что этим дело не кончится. Можно сказать, все еще только начинается.
Он пробрался сквозь толпу к Ханичайл.
— Мисс Маунтджой, полагаю, что сейчас наш танец, — сказал он, протягивая ей руку.
— Пожалуйста, зовите меня Ханичайл, — сказала девушка с вежливой улыбкой. — Все зовут меня так.
— Пусть будет Ханичайл, — ответил Гарри, вводя ее в круг танцующих и держа на почтительном расстоянии. — Вам доставляет удовольствие этот бал? — спросил он.
— Все просто удивительно. Я никогда не видела ничего подобного: великолепный обед, музыка, кусты гардении.
Она одарила Гарри сияющей улыбкой, и он подумал, что она очень даже хорошенькая, но не в его вкусе: слишком наивна, слишком прямолинейна. В ней не было даже намека на сексуальность, которая была у ее кузины. Ханичайл слишком хороша и невинна для такоге мужчины, как он. И тем не менее он сделал все возможное, чтобы очаровать ее, как очаровывал каждую женщину, и, когда танец закончился, он оставил ее улыбающейся, убежденной, что он прекрасный мужчина: такой нежный, вежливый и поистине добрый.
Анжу нашла Алекса, стоявшего в одиночестве и наблюдавшего за танцующими. На его лице было загадочное выражение, и она подумала, что он выглядит как человек, у которого много тайн. В нем определенно было что-то интригующее. Она подошла к нему и дотронулась до плеча:
— Мистер Скотт?
Вздрогнув, Алекс резко обернулся.
— Разве это не наш танец? — спросила Анжу, протягивая ему свою карточку.
— Я полагаю, что наш следующий, — ответил Алекс, сверясь с карточкой.
— О, значит, я должна подождать, — проговорила Анжу с притворным вздохом. Затем, посмотрев Алексу в глаза, добавила: — Но раз вы не танцуете, а я, кажется, потеряла своего партнера, так почему бы нам не станцевать этот танец?
Алекс засмеялся, взял ее за руку и ввел в круг танцующих. Он положил ей руку на спину, и Анжу почувствовала, как ее захватила волна возбуждения. Она подумала, что сегодня здесь он единственный мужчина, которого она по-настоящему хотела: он был старше, был богат, в нем была какая-то тайна, и он был сексуален. Что лучшего может желать девушка?
— Тебе не кажется, что я должна потанцевать с кем-нибудь другим? — спросила Лаура Билли.
— Определенно должна, — ответил он, еще крепче прижимая ее к себе, и они оба рассмеялись.
— Люди начнут сплетничать, — проговорила Лаура, осторожно оглядевшись по сторонам.
— Они будут говорить только о том, что я попросил тебя в-в-в-выйти за меня замуж.
Лаура споткнулась, но Билли поддержал ее.
— Что ты сказал? — удивленно переспросила она.
— Я сказал, что наступит день, и я попрошу тебя выйти за меня замуж.
— И я полагаю, ты знаешь, каким будет мой ответ, — сказала, подумав, Лаура.
— Нет, но никогда не надо терять надежды.
— Значит, это любовь с первого взгляда?
— Со второго. В первый раз твои глаза были красными, а из носа текло. Посмотрим правде в глаза: ты выглядела не лучшим образом, но, однако, достаточно хорошо, чтобы заинтересовать меня. С тех пор я не могу выбросить тебя из головы.
— О, Билли, — простонала Лаура, почувствовав внезапную слабость в коленках, потому что подумала, что тоже влюбилась в него, и это наполнило ее радостью.
Сидя рядом с Софи, лорд Маунтджой помахал Лауре рукой, а она, вне себя от счастья, тоже помахала и послала воздушный поцелуй.
— Маленькая кокетка, — заметил он, с радостью наблюдая за ней. — Принцесса Матильда сказала мне, что она выйдет замуж за Билли Сакстона, — добавил он, обращаясь к Софи.
Она посмотрела на Лауру с Билли, затем медленно обвела взглядом зал и ехидно заметила:
— Я не знаю, откуда Матильда получает свою информацию, если только не прямо от Бога, но на этот раз я думаю, что она сказала правду.
Маунтджой решил, что ему лучше не говорить Софи о том, что принцесса сказала о двух других девушках, и перевел разговор на интересующую его тему:
— Что этот бездельник Локвуд делает в моем доме? Ты приглашала его, Софи?
— Нет, не приглашала. Его привела Камилла Стонтон, так как ее мужу пришлось срочно уехать. Не знаю, зачем она это сделала. Думаю, что она не лучше его самого.
— Ты полагаешь? — Как мало знал лорд Маунтджой о женщинах его окружения. — А что ты скажешь об этом Скотте?
— Конечно же, я пригласила его. Он один из богатейших людей в мире, и я правильно поступила, пригласив его. Он не особенно светский человек, но, говоря откровенно, любая дама из лондонского общества готова умереть, чтобы заполучить его на свой обед. Он итальянец и поэтому привел с собой дочь итальянского посла. Похоже, что они старые друзья.
— Он слишком стар для нее, — заметил Маунтджой, глядя на пару.
— Он не женится на девушке, Уильям, он просто танцует с ней. — Она поднялась и расправила атласный шлейф. — Сейчас будет последний перед ужином танец, и мне лучше пойти к Джонсону, посмотреть, все ли у него готово.
Алекс довел до места свою партнершу Джину Маттео.
— Уверен, что ты не будешь возражать, — сказал он. — Я говорю о танце перед ужином.
— У меня есть свои планы, Алекс. Надеюсь, ты не думаешь, что я пришла на бал только ради тебя? — Рассмеявшись, она ушла.
Алекс оглядел зал в поисках Ханичайл и заметил ее около двери. Музыка уже играла, когда он, проталкиваясь сквозь толпу, направился к ней. Ее взгляд беспокойно скользил по залу. Но когда она его увидела, на ее лице отразилась радость.
— Я думала, ты забыл обо мне, — сказала она, шагнув ему навстречу.
— Конечно, нет, — вежливо ответил Алекс, подумав при этом, что никогда не забудет ее.
Оркестр играл популярную мелодию «Песня соловья в Беркли-сквер». Танцуя с Ханичайл, Алекс чувствовал, что она легкая как перышко.
— Мне кажется, что эта песня предназначается для меня, — сказал он, — так как я постоянно живу в гостинице «Беркли». Хотя мне только еще предстоит услышать песню соловья.
— Ты там живешь? — удивилась Ханичайл, так как гостиница располагалась в Мейфэре, недалеко от Маунтджой-Хауса. Она подумала, что проходила мимо сотни раз и даже не знала, что он там живет.
— Так же, как и в других местах. В Риме, Манхэттене. Но больше всего я люблю жить на своей яхте «Аталанте».
— Я помню, — сказала Ханичайл, так как Алекс много рассказывал ей о своей любимой яхте, когда она плыли на лайнере. — Я буду скучать, когда ты уплывешь на своей яхте, — сказала она, — или уедешь в другие места.
— Как ты можешь скучать обо мне? — спросил Алекс, рассмеявшись, хотя прекрасно понимал ее. — Мы с тобой едва знакомы.
— Но я все равно буду скучать, — ответила Ханичайл с грустью в голосе. — Ты знаешь обо мне больше всех других на свете. Хотя я тебе далеко не все рассказала.
— А почему?
— Потому что мне больно говорить об этом, — просто ответила она, содрогнувшись от мысли о Джеке и от всего того, что с ней произошло. — Когда-нибудь я расскажу тебе, — добавила Ханичайл, — а ты расскажешь мне все о себе. Откроешь все свои секреты.
— Возможно, — ответил уклончиво Алекс, понимая, что никогда не сможет этого сделать.
— Леди и джентльмены, ужин подан, — провозгласил Джонсон, когда музыка затихла.
Анжу заметила их, направляясь в комнату, где был накрыт ужин. Ханичайл держала Алекса за руку и улыбалась. Анжу почувствовала укол ревности, но решила, что Алекс не может заинтересоваться этой маленькой мисс Ханжой из Техаса. Когда Майкл Давенпорт взял ее под руку, она с благодарностью последовала за ним.
Всем надолго запомнился праздник в честь девушек Маунтджой: утонченные блюда, которые подавали на ужин, море шампанского, неописуемо красивое цветочное оформление и опьяняющий запах гардений в большом зале. Говорили, что это было что-то особенное; что этот чудный летний вечер войдет в историю; что они навсегда запомнят лобстеров и шампанское, горы свежей клубники, сдобренной густыми сливками из Девона. Они будут помнить, как оркестр играл на широкой мраморной лестнице, как все весело смеялись и болтали друг с другом, прогуливались по террасе под лунным светом, который, казалось, специально светил для них. А некоторые запомнят эту ночь, потому что тогда к ним впервые пришла любовь.
Алекс Скотт знал, что именно такой он запомнит эту ночь, потому что давно так не влюблялся. Его сердце было закрыто на замок для такого чувства. Но когда Ханичайл Маунтджой вошла в его жизнь, он был беззащитен против нее, так как она не играла в игры, которые он хорошо знал и понимал. Она вообще не умела играть, она просто предлагала ему свое сердце, и, хотя он знал, что не сможет его принять, он оказался слабым перед новым для него чувством.
Они прогуливались по освещенной лунным светом террасе, и она рассказала ему о своей жизни. Он говорил, что хочет знать о ней все. И она, рассмеявшись, поведала ему о своем мире, который так сильно отличался от мира Лондона и, как она понимала, его собственного.
— Здесь, в темноте, рядом с вами, я чувствую себя в полной безопасности, — сказала Ханичайл, облокотившись на балюстраду и глядя на парочки, прогуливающиеся в саду под деревьями, на которых горели маленькие китайские фонарики, придавая саду сказочную прелесть.
В бальном зале снова заиграла музыка. Обняв Ханичайл за плечи, Алекс сказал:
— Настало время для нашего последнего танца.
— Это звучит как расставание, — заметила Ханичайл. Алекс поцеловал ее в щеку; от нее исходил запах свежескошенной травы — самый чистый запах на свете.
— Увидимся ли мы снова? — спросила Ханичайл во время их последнего танца.
Алекс вздохнул от ее простодушия, так как не мог ответить ей отказом, сославшись на любой предлог.
— Я надеюсь, — сказал он, — хотя сомневаюсь, что лорд Маунтджой это одобрит.
— Я сделаю так, чтобы он одобрил, — с внезапной решительностью ответила Ханичайл.
Алекс рассмеялся и сказал:
— Мне кажется, что к вам выстроилась очередь. — Он отступил, уступая место молодому человеку, за которого, как он отлично понимал, она должна была бы выйти замуж.
Анжу увидела возникшую для нее возможность и решила воспользоваться ею.
— Прошу прощения, — сказала она мужчине, терпеливо ожидавшему своей очереди потанцевать с ней, и, подобрав юбки, бросилась к тому месту, где в одиночестве стоял Алекс.
— Наш танец, я полагаю, — сказала она, едва дыша.
— Опять? — удивленно спросил он, однако пошел танцевать.
— Мне кажется, что никто, кроме вас, не хочет танцевать со мной, — сказала она, недовольно надув губки. Он рассмеялся. От Анжу веяло такой сексуальностью, что ее было трудно игнорировать. — Во всяком случае, я готова танцевать с вами хоть всю ночь.
— А вы не задумывались о том, что могут сказать о нас люди, если мы будем танцевать всю ночь? — спросил Алекс.
— Конечно, задумывалась, — ответила Анжу, кладя голову ему на плечо.
Он отстранил ее от себя и, стараясь выглядеть как можно серьезнее, сказал:
— Анжу, постарайтесь вести себя хорошо.
— Но я веду. Поверьте мне, Алекс, если бы я вела себя плохо, вы бы сразу это почувствовали. — Откинув голову назад, она многозначительно посмотрела ему в глаза. — Не позволяйте этой девственной недотроге вводить вас в заблуждение. Алекс, дорогой, я все для вас сделаю, — прошептала она и, придвинувшись ближе, повторила: — Все.
Алекс раздраженно вздохнул, затем начал смеяться. Он подумал, что, должно быть, Анжу была рождена femme fatale.[5] Она была маленькой вампиршей и источником постоянных хлопот, и он надеялся ради блага лорда Маунтджоя, что она скоро выскочит замуж. Танец закончился, и он решительно отвел ее к тете Софи. Затем отыскал свою партнершу Джину, попрощался с хозяином и хозяйкой и уехал.
Ханичайл искала его, но Лаура сказала ей, что видела собственными глазами, как он уехал.
— В следующий уик-энд Билли собирался дать прием в своем доме Сакстон-Моубри, — заговорщически объявила она. — Я попрошу его пригласить Алекса специально для тебя.
В три часа утра на террасе был накрыт завтрак; голодные молодые люди с жадностью поглощали яичницу с беконом и рис с рыбой и яйцами, затем снова танцевали до самого рассвета, пока оркестр наконец не уехал.
После того как уехал последний гость и он проследил, как уставшие девочки поднимались к себе наверх спать, лорд Маунтджой сказал Софи, что это был самый лучший прием, который Маунтджой-Хаус видел за последние пятьдесят лет.
Когда все уехали, Суэйн тщательно обследовал бальный зал, где нашел бриллиантовую сережку и жемчужный браслет. Он положил их в карман вместе с другими драгоценными украшениями, найденными раньше, подумав при этом, до чего беспечны все эти богатые люди. Он составил список того, что он нашел и где, затем передал его Джонсону, чтобы тот завтра — а вернее сегодня, так как было уже пять часов утра, — передал его лорду Маунтджою, чтобы вернуть драгоценности их хозяйкам.
Это была долгая ночь, думал он, освещая фонариком углы сада, но ночь, полная чудес. Ему было интересно знать, как развлекается высшая часть общества. Он чувствовал своего рода гордость за то, какую роль он сыграл во всем этом: если бы не его успешные поиски, здесь не было бы девочек Маунтджой, а значит, не было бы и этого грандиозного бала. А лично он получил очень доходную работу и провел интересный вечер.
Он не мог дождаться, чтобы поскорее уехать домой и скинуть с себя эти ужасные туфли, от которых болели ноги. Он переобуется и выведет спаниеля на прогулку, а вернувшись, будет пить чай и рассказывать жене о том, что ему пришлось увидеть в эту ночь.
Глава 27
Лорд Маунтджой был единственным, кто на следующее утро ровно в половине девятого пришел на завтрак в малую столовую. Слуги хорошо потрудились, и дом снова выглядел безукоризненно чистым. Из серебряного блюда, стоявшего на буфете, он положил себе на тарелку рис с рыбой и яйцами и, сев во главе стола, стал пить кофе и просматривать газеты.
— Боже милостивый, да это мои девочки! — изумленно воскликнул он, глядя на большую фотографию, помещенную на видном месте светской хроники газет «Таймс» и «Экспресс». Заголовок гласил: «Кузины Маунтджой на балу, который дал в их честь двоюродный дедушка граф Маунтджой прошлым вечером в своей резиденции в Мейфэре».
К горлу Маунтджоя снова подступил комок, когда он стал рассматривать фотографию. Девочки стояли в театральных позах в развевающихся бальных платьях. Тоненькие как тростинки и юные: одна блондинка, одна рыжеволосая, одна темноволосая, но все три — красавицы. Ханичайл стояла, облокотившись на обитый розовым шелком шезлонг, и ее точеный профиль был полуразвернут к камере. Ее светлые волосы тяжелой копной ниспадали на плечи; конец длинной нити крупного жемчуга был намотан у нее на пальце; взгляд устремлен в пространство. Лаура, утонченно красивая, смотрела на Ханичайл, в то время как красавица Анжу смело смотрела в камеру, гордо подняв голову и широко раскрыв глаза, готовая принять то, что мир может предложить ей.