— Наконец-то я нашел место, где можно тебя поцеловать, — сказал он и тут же выполнил свое желание.
Ханичайл трепетала в его объятиях; в этом поцелуе участвовали не только ее губы, но и все ее существо, и это было чудесно.
— Попались! — сказала Анжу торжественным голосом, широко распахнув дверь. Она понимающе посмотрела на них, когда они отпрянули друг от друга, и Ханичайл выбежала в коридор. — Застала вас на месте преступления, — добавила Анжу, когда они все вместе были вынуждены вернуться в гостиную.
Закатав ковры, они ставили пластинки и танцевали. Постепенно пары медленно стали скользить к террасе, чтобы прогуляться по саду.
— Должно быть, я старею, — устало сказала тетя Софи Анжу. — Мне хочется лечь спать, а вам, молодым, танцевать всю ночь. Наверное, мне тоже этого хотелось, когда я была молодой.
— Пожалуйста, тетя Софи, почему бы вам не пойти спать, — предложила Анжу. — Мы знаем, как надо себя вести, и я обещаю, что мы вас не опозорим.
— Пожалуй, пойду, — согласилась тетя Софи, вставая с помощью тросточки, так как всю последнюю неделю ее беспокоил артрит. — Только не гуляйте допоздна. Помните, что ничто не делает девушку более красивой, чем хороший сон, — добавила она, целуя Анжу.
Анжу с удовольствием наблюдала, как тетя Софи, хромая, подошла пожелать спокойной ночи хозяину дома и Лауре. Затем она остановилась перекинуться словом с Алексом, сидевшим рядом с Ханичайл. Он галантно поднялся, взял старушку под руку и помог подняться наверх в ее комнату. Когда он снова спустился вниз, Ханичайл, Лаура и Билли строили планы на утро, чтобы еще до завтрака наведаться в конюшни.
— Рассвет — лучшее время для верховой езды, — сказала Лаура. — Особенно когда это скаковая лошадь, а мне просто не терпится покататься на Лаки Дансер.
— А пока я предлагаю соревнование по триктраку, — сказал Билли, и они, разбившись на команды, стали играть на четырех досках. Все были очень удивлены, когда Алекс вышел победителем.
— Просто повезло, — скромно сказал он, но Ханичайл видела, что он был умелым игроком. — Я научился этой игре в юности, — добавил Алекс, — когда проводил долгие часы в море, плавая на грузовом судне.
Он в первый раз сказал ей что-то о своем прошлом, и она ждала продолжения, но он сменил тему:
— Но лучше всего я играю в покер.
— Спорим, что я побью тебя? — с вызовом произнесла Ханичайл.
— Господи, где ты могла научиться играть в покер?
— Ковбои научили меня, когда я была еще ребенком. После ужина они сидели на террасе и играли, а я смотрела, заглядывая им через плечо, и очень скоро поняла, как надо играть. Когда я стала постарше, они позволяли мне играть вместе с ними. Том был единственным человеком, который иногда мог победить меня. Так что берегись.
Затем они вместе с другими парами вышли в сад и стали прохаживаться среди розовых кустов.
— Уже поздно, — с сожалением сказал Алекс. — Мне следует отвести тебя в постель.
— Но мне не хочется расставаться с тобой.
— Всегда наступает завтра, — заметил Алекс, чувствуя себя счастливым, потому что знал, что так оно и будет. Он поцеловал Ханичайл и почувствовал, что не хочет с ней никогда расставаться.
Они вернулись в дом, и Ханичайл с беспокойством спросила:
— Не заметно ли по мне, что я только что целовалась?
— Я на это очень надеюсь, — ответил Алекс с улыбкой, но затем, откинув с ее лица волосы, дал ей свой носовой платок, чтобы она могла стереть с лица расплывшуюся помаду, и снова поцеловал ее в кончик носа.
— Спокойной ночи, Ханичайл, — сказал он, подведя девушку к лестнице, а про себя снова подумал, что сегодня он счастливейший из мужчин и этот день никогда не забудет.
Когда Ханичайл вошла в комнату, Лаура была уже в ночной рубашке.
— Ну? — спросила она нетерпеливо. — Он поцеловал тебя?
Ханичайл покраснела, и это послужило ответом.
— Я знала, что это случится, — торжественно заявила Лаура. — Он весь вечер не спускал с тебя глаз. А Билли приберег наш первый поцелуй на завтра, когда мы отправимся в конюшни. Он сказал, что таким образом скрепит наши судьбы, наши вместе с лошадьми, потому что скоро я буду ухаживать за ними.
— Он сделал тебе предложение? — удивилась Ханичайл.
— Уже несколько раз. — Лаура с удовольствием потянулась и легла в постель. — Ну разве мы не счастливейшие из девушек? — спросила она сонным голосом. — И все благодаря лорду Маунтджою.
Готовясь ко сну, Ханичайл надеялась, что будет такой же счастливой, как и Лаура.
Билли ждал Лауру в конюшне еще задолго до восхода солнца. Его конь, черный как смоль гунтер с беспокойным взглядом по кличке Монстр, нетерпеливо бил копытом, стремясь поскорее на волю. Билли почистил его щеткой, потрепал по холке и пошел взглянуть на своего нового жеребенка, у которого пока еще не было имени, но на которого Билли возлагал большие надежды.
Жеребенок был очень красивым. Взяв щетку, Билли стал чистить его, и молодое животное вздрагивало от удовольствия. Билли с радостью подумал, что они уже полюбили друг друга.
— Вот ты где, — произнесла Лаура, стоя в дверях и наблюдая за Билли. — О, Билли, — сказала она, забыв о том, что всю дорогу бежала, чтобы поскорее получить поцелуй, — какой же он красавец.
— Ведь правда? — спросил Билли, отступая назад и с гордостью оглядывая жеребенка. — Ты только посмотри на его длинные ноги. Чувствуешь их силу?
Лаура провела рукой по бокам жеребенка, ощущая, как играют его мускулы, потом похлопала его по шее и быстро поцеловала в нос.
— Красавец, — сказала она, — настоящий красавец.
— Это не имя для жеребенка, — рассмеялся Билли. — Надо придумать какое-нибудь другое.
— Я только подарила ему первый поцелуй, — сказала Лаура, внезапно вспомнив, зачем пришла сюда ни свет ни заря.
— Ты хочешь, чтобы я подарил ему второй? — спросил Билли, обхватив ее руками за талию.
— Не обязательно, — ответила Лаура.
Билли поцеловал ее. Когда он оторвал свои губы от ее, Лаура открыла глаза и улыбнулась.
— Знаешь, как мы назовем его? Крек-оф-дон. О нет, лучше Дон Крекер.[6] Когда он станет призером, мы посмотрим друг на друга и вспомним наш первый поцелуй здесь, в конюшне, перед самым рассветом.
— И второй, — согласился Билли, снова целуя Лауру.
— Всем доброе утро, — раздался вдруг голос Алекса, и Билли и Лаура отпрянули друг от друга.
— Мы здесь, Алекс, — отозвался Билли. — Заходи и скажи нам, что ты думаешь о моем новом жеребенке. Лаура только что назвала его Дон Крекер.
Пока Алекс восхищался жеребенком, грумы оседлали лошадей, а на дорожке, ведущей к конюшням, появилась бегущая Ханичайл. Как и на Лауре, на ней были желтый свитер, брюки для верховой езды и сапожки, и Алекс подумал, что она выглядит такой очаровательной и естественной, словно была здесь не впервые.
Они пожелали друг другу доброго утра и вместе полюбовались жеребенком.
Ханичайл вскочила на Игл Риджа, и радостное возбуждение от предстоящей езды на таком великолепном животном в это раннее туманное утро заставило ее громко рассмеяться.
— Если бы Том мог меня видеть! — крикнула она Алексу, скачущему рядом с ней.
Затем она и Лаура, пригнувшись в седле, устроили настоящие скачки.
— Словно пара жокеев, — с гордостью заметил Билли. — Вы только посмотрите, как скачут эти девочки.
Позже они позавтракали на террасе, а после отдыхали, читая газеты и играя в крокет.
Затем Билли организовал соревнование по теннису, и, к удивлению Лауры и Ханичайл, Анжу, великолепно смотревшаяся в короткой белой юбочке, устроила настоящий спектакль, отбивая мяч с такой яростью, словно ей хотелось уничтожить противника, а не просто победить его.
После игры Алекс и Ханичайл, взявшись за руки, гуляли вдоль берега. И потому, что они так сблизились и были в такой гармонии друг с другом, и потому, что Ханичайл чувствовала, что Алекс все поймет, она рассказала ему, что с ней произошло, когда Джек Делейни вернулся, чтобы забрать ее, как и предсказывала Элиза.
Они сидели на берегу маленькой речушки, смотрели на пролетавших мимо диких уток и куропаток.
— Тогда я думала, что уже никогда не увижу голубого неба, не стану взрослой и никогда не полюблю, — заключила Ханичайл свой грустный рассказ.
Алексу хотелось стереть тяжелые воспоминания из ее памяти. Он знал, как тяжело жить с такой болью: он жил с ней вот уже много лет.
— Наступит день, когда ты забудешь об этом, — сказал он с уверенностью, держа Ханичайл за руку. — Обещаю, что со временем ты будешь все реже вспоминать о Делейни, а потом он полностью исчезнет из твоей памяти. Он больше не существует, а ты — да. Ты должна быть сильной и выбросить его из головы.
Ханичайл с надеждой посмотрела на Алекса. Ей хотелось верить ему, но старый страх был сильнее.
— Теперь ты знаешь обо мне самое худшее, — сказала она, вздохнув. — Теперь мне абсолютно нечего тебе рассказывать.
Тетя Софи была довольна тем, как выглядят ее девочки в этот вечер и за обедом в честь дня рождения Билли, и во время танцев: молоденькие и хорошенькие в длинных шелковых платьях. Еда была отличной, вина первосортными, и местный оркестр хорошо играл. Она решила, что Ханичайл проводит слишком много времени с этим Скоттом и что Билли настолько подходит Лауре, что она сама не могла бы выбрать лучше. А кто это танцует с Анжу? Неужели Гарри Локвуд? Господи, как этому парню удается везде проникать?
— Как случилось, что тебя пригласили? — спросила Анжу.
— Меня не приглашали, — ответил Гарри. — Я сопровождаю Камиллу Стонтон.
— Ты снова замещаешь мужа? — спросила ехидно Анжу. Гарри усмехнулся и немного отстранил ее от себя.
— У тебя скучный вид, — сказал он.
— Это заметно?
— Заметно для такого внимательного и наблюдательного, как я.
— Ты бы тоже заскучал, окажись на моем месте со всеми этими мужчинами, ведущими себя как дети и играющими в детские игры, — язвительно заметила Анжу. — Я начинаю думать, что англичане никогда не повзрослеют.
— Они веселятся как умеют. Просто это не твой стиль. — Гарри перехватил взгляд Анжу, брошенный в сторону Алекса, танцевавшего с Ханичайл, и добавил: — Итальянец тоже не в твоем духе.
— Давай убежим отсюда, — прошептала Анжу, глядя Гарри в глаза. Она посмотрела вокруг и увидела, что все танцуют или разговаривают. — Выжди несколько минут, а потом следуй за мной. Я буду ждать тебя на террасе, — добавила она и ушла.
Спустя несколько минут Гарри вышел на террасу. Анжу появилась из тени и взяла его за руку.
— Идем со мной, — прошептала она, увлекая его вниз по лестнице в сад.
Они вошли в бельведер, и Анжу обняла Гарри.
— А теперь поцелуй меня.
Гарри нравилось целоваться с Анжу: она была страстной и умела целоваться. Он был уверен, что она знает и большее, но сегодня наверняка не позволит ему убедиться в этом, хотя он и пытался: он положил руку ей на грудь, и она страстно прильнула к нему, но затем внезапно вырвалась из его объятий и сказала:
— Этого достаточно, Гарри.
Она пригладила волосы, расправила юбку и сказала, что они должны вернуться к танцующим.
Гарри понимал, что Анжу дразнит его, это было вполне в ее духе, но был уверен, что настанет день, и она будет принадлежать ему. А он так страстно желал ее, что решил сделать все, чтобы приблизить этот день.
Ханичайл обыграла в карты всех мужчин, включая и Алекса, а женщин пообещала научить искусству игры в покер. Было пять часов утра, когда она наконец рассталась с Алексом, пожелав ему спокойной ночи. Он не смог поцеловать ее, так как вокруг было много народа.
Он с сожалением смотрел, как она поднимается наверх. Уик-энд почти закончился. Он понимал, что вел себя плохо, целуя ее и позволяя ей верить, что он увлечен ею, когда знал, что у них нет будущего. Его жизнь была совершенно другой. Он ступил на эту тропу много лет назад и уже не мог сойти с нее. Даже ради такой девушки, как Ханичайл Маунтджой.
Когда Ханичайл проснулась в воскресенье утром, служанка принесла ей поднос с завтраком, на котором лежал и конверт. Узнав почерк Алекса, Ханичайл поспешно открыла его и прочитала:
Улыбка исчезла с лица Ханичайл. Она не знала, что думать. Было ли это прощанием? Она перечитала письмо и поняла, что так оно и есть. Алекс уходил из ее жизни и желал ей найти свое счастье с кем-нибудь другим. «Но почему?» — спрашивала она себя в этот день тысячу раз.
— Почему? — спросила она и Лауру, когда та вернулась с верховой прогулки с Билли. — Я думала, что небезразлична ему. Он был таким понимающим, таким любящим. Черт возьми, я могу поклясться, что он любит меня.
— Он сказал тебе об этом? — спросила Лаура.
— Нет, — с несчастным видом ответила Ханичайл.
— Тогда не надо и говорить об этом. Мужчины иногда бывают такими бесчувственными, — сказала Лаура, обнимая плачущую кузину.
Весь оставшийся день прошел для Ханичайл как в тумане. После чая, когда они возвращались в Лондон, тетя Софи сказала, что ее лицо такое же облачное, как и небо, грозившее дождем.
— Вот и уходит наше чудесное лето, — пожаловалась тетя Софи, когда первые капли дождя забарабанили по стеклу, и Ханичайл печально подумала, что она совершенно права.
Глава 28
Спустя несколько недель лорд Маунтджой сидел в библиотеке, потягивая свой ежевечерний стаканчик виски «Макаллан» и слушая шум, которым был наполнен дом. Громко играла пластинка, одна из девочек подпевала ей; две другие спорили; двери хлопали; телефон звонил так же бесконечно, как и все предыдущие дни, и всегда звонок предназначался для одной из девочек. Маунтджой-Хаус был снова полон смеха, а иногда и слез, приходов и уходов, импровизированных вечеринок после театра. На пороге постоянно появлялись молодые люди, и лорд Маунтджой всегда бросал на них быстрый, но внимательный взгляд, прежде чем они забирали его девочек в театр, конечно, всегда в группе, так как им не позволялось выезжать с каким-нибудь одним мужчиной. За исключением, возможно, ленча, и только с тем мужчиной, в котором Софи была абсолютно уверена. Изредка им позволялось ходить в ночные клубы, но всегда в компании других, и каждый раз лорд Маунтджой звонил туда, чтобы быть уверенным, что главный официант «Парижского кафе», или «Сирано», или любого другого кафе под глупым названием мог напомнить сопровождающим, что девочкам пора домой.
Сегодня намечалось большое событие: представление при дворе. Лорд Маунтджой посмотрел на стоявшее на каминной доске приглашение: «По поручению их королевских величеств управляющий двором приглашает леди Софи Маунтджой, мисс Анжу, Лауру и Элоиз Маунтджой в Букингемский дворец. Леди: парадные платья с перьями и шлейфами. Джентльмены: полная парадная форма».
Старый лорд немного обеспокоился, но Софи заверила его, что она все предусмотрела и что девочки каждый день практикуются, как приседать в глубоком реверансе и как носить платья с длинными шлейфами.
В восемь часов лорд Маунтджой был уже одет. На нем была парадная гвардейская форма с чрезвычайно тесными белыми бриджами из оленьей кожи, которые он долго натягивал на себя с помощью камердинера; высокие кожаные ботинки, отполированные до зеркального блеска; хорошо сшитый мундир алого цвета с высоким воротником, золотые эполеты и пуговицы с золотыми шнурами и воинскими знаками отличия. Белые перчатки с крагами и украшенный кисточкой позолоченный шлем были приготовлены в холле, и его решимость вынести все неудобства ради девочек только окрепла.