— Мадам Сюзетта д'Аранвиль? — спросил незнакомец, улыбаясь.
— Вы знаете мое имя?
— Знаю, мадам. Я Джером Суэйн из частного детективного агентства «Суэйн и Маршалл», Стрэнд, Лондон.
— Частного агентства? — повторила Сюзетта, вдруг занервничав.
— Я являюсь представителем английского джентльмена графа Маунтджоя и по его просьбе провожу расследование. Чтобы быть точным, мадам, мой клиент заинтересован в том, чтобы найти возможных отпрысков Джорджа Маунтджоя. Благодаря предоставленным им документам и моему собственному расследованию я наконец оказался здесь, в вашем магазине «Мадам Сюзетта», — продолжал подозрительный тип, неуклюже переминаясь с ноги на ногу под стальным взглядом мадам Сюзетты.
— А почему вы решили, что я буду отвечать на ваши вопросы? — спросила она высокомерно.
— Насколько я понимаю, мадам, это в ваших интересах.
Сюзетта явно заинтересовалась.
— Я думаю, нам надо это обсудить, — сказала она, откидывая тяжелую шелковую драпировку, отделявшую ее крохотный магазин от еще более крохотного офиса. Она села за маленький столик, не предложив сесть Суэйну. — Расскажите мне, месье Суэйн, что вы знаете о семье Маунтджой.
Сюзетта с каменным лицом выслушала рассказ Суэйна.
— Мне удалось проследить линию, ведущую от Джорджа Маунтджоя к вашему мужу, ныне покойному Антуану Маунтджою д'Аранвиль, и, наконец, к вашей дочери Анжу, — заключил он.
— Сейчас, когда вы располагаете такой чисто личной информацией о моей семье, мне хотелось бы знать, что именно предлагает лорд Маунтджой?
— Этого я не могу сказать. Мне лишь поручено передать вашей дочери, что она может узнать кое-что интересное для себя. Не сомневаюсь, что в свое время граф сам даст о себе знать. Благодарю, что вы потратили на меня свое время, мадам д'Аранвиль.
— Графиня д'Аранвиль, — ледяным тоном уточнила Сюзетта. — Вы можете отметить это в своем докладе лорду Маунтджою. Думаю, что ему будет приятно узнать, что у его родственников тоже есть титул.
«Напыщенный осел», — подумала она, наблюдая, как Суэйн складывает бумаги и засовывает их в карман плаща. Затянув на талии пояс, он нахлобучил свою ужасную шляпу и откланялся.
— До свидания, графиня, — сказал он и повернулся к занавеске, тщетно пытаясь найти выход. Сюзетта наблюдала, как он делает из себя дурака, не помогая ему ни словом, ни делом. Наконец ему удалось распутать занавеску, и она услышала, как звякнул колокольчик и хлопнула дверь.
Достав из ящика стола спички, Сюзетта зажгла ароматизированную свечу, чтобы перебить неприятный запах Суэйна. Затем снова села и, глядя в пустоту, стала обдумывать то, что ей рассказал этот ужасный детектив, и возможную перспективу, так внезапно открывшуюся перед ней.
— И все благодаря Мари, — сказала Сюзетта громко, — которая какой была, такой и осталась.
Откинув назад голову, она рассмеялась. По иронии судьбы любовные похождения Мари обеспечили будущее ее внучки.
Глава 7
Джордж Маунтджой встретил маленькую Мари д'Аранвиль на скачках в Довиле. Стояла великолепная весенняя погода, с Атлантики дул легкий ветерок, который сорвал с красивой, тщательно причесанной головки Мари соломенную шляпку с розовыми шелковыми розочками и лентами, и она оказалась в руках Джорджа, куда спустя несколько дней последовала и сама Мари.
Для Мари это была любовь с первого взгляда. Она была хорошенькой, с ярко-рыжими волосами, с пухленькими красными губками и зелеными глазами, опушенными длинными темными ресницами. Ей был двадцать один год, и она была ужасная кокетка; взгляд, которым она одарила Джорджа Маунтджоя, благодаря его за шляпу, обещал больше, чем входило в ее намерения. Но Мари совсем не знала Джорджа. Он выяснил, что у ее семьи почти такая же родословная, как и у него, и что она, как и он, получила хорошее воспитание; ее отец отказался от нее, когда она, выйдя из повиновения, решила стать актрисой.
Она была «в простое», как говорят актеры, и, встретив Джорджа, была счастлива проводить время с красивым молодым человеком, завалившим ее цветами и подарками и водившим по уютным ресторанчикам.
Когда она вернулась в Париж, Джордж последовал за ней. Он вывез ее из тесной маленькой комнатушки, где она жила, и переселил в квартиру недалеко от Люксембургского сада.
По ее мнению, квартира была не очень большой, но в хорошем месте, с высокими окнами, выходящими в сад, и очень светлой для французских квартир. Джордж помог Мари выбрать мебель из антикварного магазина, и она заполнила свою маленькую квартирку бесценными предметами: огромными зеркалами в позолоченных рамах, мраморными и деревянными с позолотой консолями, обюссонскими коврами, стульями эпохи Людовика XIV и просторной кроватью, которая, как ей объяснили, когда-то принадлежала императрице Евгении. Все эти предметы превратили ее квартирку в шикарное жилище.
Джордж был щедрым: в тот день, когда Мари переехала на новую квартиру, он вручил ей документы, подтверждающие, что она является ее законной владелицей.
— Это тебе в благодарность за то, что ты была такой очаровательной любовницей, — сказал он с улыбкой, полной раскаяния, и распрощался с ней.
На следующее утро он уехал в Вену. То, что они снова встретятся, было невероятным.
Мари не могла притворяться, что ее сердце разбито. В конце концов, их любовная связь продолжалась всего несколько месяцев. Джордж даже отдаленно не намекал на возможность брака, и она не чувствовала себя проигравшей стороной. По крайней мере до тех пор, пока месяцем позже не почувствовала, что беременна.
— Дай ребенку мою фамилию, — ответил Джордж, когда она сообщила ему о своей беременности. — Я немедленно высылаю деньги. — Но он так и не предложил ей выйти за него замуж.
Чтобы спасти от потрясения свою единственную родственницу, бабушку, графиню д'Аранвиль, Мари изобрела неудавшийся брак, который был быстро расторгнут. Имея хорошие деньги, положенные Джорджем на ее счет в банке, она вернулась домой, в приходящий в упадок замок.
Бабушка Мари, графиня, была стара, и ее легко было ввести в заблуждение. К тому же она была в восторге, когда Мари сказала ей, что хочет дать ребенку их семейное имя. Мари считала, что таким образом решит проблему, связанную с тем, что она никогда не была замужем; но она также не забыла и пожелание Джорджа и дала сыну его имя.
Антуан Джордж Маунтджой д'Аранвиль родился в замке спустя шесть месяцев. Если не считать копны пламенеющих рыжих волос, он был вылитый отец. Те же яркие голубые глаза, тот же нос с легкой горбинкой, а когда он стал молодым человеком, то и такое же сильное гибкое тело. На этом сходство кончалось. По своему темпераменту Антуан был прямой противоположностью своему беззаботному, жизнерадостному, щедрому отцу.
Антуана растила в замке старая графиня, а Мари, вернувшись в парижскую квартиру и к своей «карьере», часто говорила друзьям, что ее лучшие роли не на сцене, а в жизни, в спектакле «Любовник и содержанка». Она была довольна своей жизнью. «Ну разве это не жизнь?» — часто спрашивала она, весело смеясь.
Старая графиня гордилась своей родословной. Она была в отдаленном родстве с королевскими семьями Румынии и Испании, а фамилия д'Аранвиль значилась во французском реестре голубых кровей. Она правила своим приходящим в упадок замком, как властная старая принцесса, с помощью нескольких оставшихся слуг, таких же старых, как и она сама. Она ежедневно напоминала Антуану о его статусе, о значительности его имени и его обязанностях перед семьей и Францией.
Мальчик воспитывался в полном одиночестве. Он рос, а его прабабушка становилась все старее; иногда она помнила, кем он ей приходится, но бывали дни, когда она напрочь забывала об этом. Антуан стал принимать это как должное и продолжал жить своей жизнью.
Когда ему исполнилось четырнадцать, его прабабушка продала последние семейные драгоценности — необыкновенно красивую бриллиантовую тиару, хранившуюся в семье д'Аранвиль четыре поколения, — и отправила Антуана в военное училище в Сен-Сире.
Антуан понимал, чем она пожертвовала, отправив его в это дорогое военное училище. И это была не только тиара; графиня была очень старой леди, и она знала, что может долго не протянуть на этом свете. Антуан восхищался и уважал ее за это и был полон решимости оправдать ее жертву. Но он не был эмоциональным молодым человеком: он не любил ни свою прабабушку, ни свою мать, которую он редко видел и которую презирал за глупость и распущенный образ жизни.
Антуан хорошо усвоил уроки своей прабабушки. Его имя и его карьера значили для него все. Старая графиня дожила до окончания им училища и присутствовала на выпускном вечере, где смотрелась как королева в своем старомодном платье лилового шелка и со сморщенным лицом, почти спрятанным под шляпой. Совершенно неожиданно для Антуана на вечере появилась и его мать, похожая на субретку в платье из желтого шелка и с огромной шляпой на голове. За ней тянулся шлейф аромата крепких духов. Антуан уважал прабабушку и стыдился своей матери.
До настоящего момента он никогда по-настоящему не думал о семье своего отца, но сейчас твердо решил выяснить все о нем. Проводив старую графиню в ее номер в гостинице и оставив ее на попечение старой служанки, Антуан спустился с матерью вниз, чтобы пообедать. За бутылкой шампанского, которое она заказала для себя, и простого бордо, которое предпочел он, Антуан спросил мать о семье Маунтджой.
Мари удивленно посмотрела на сына зелеными глазами.
— Хорошо, я все могу тебе рассказать, — сказала она, потягивая шампанское. — Их семья уходит корнями к норманнским завоевателям, а может, и еще глубже. Они очень богаты. И их богатство заключается не в землях, как в семье д'Аранвиль. У них есть не только собственность, но и деньги. Они оказались умнее нас: инвестировали свои деньги и с каждым годом становились все богаче.
Вздохнув, Мари драматически закрыла глаза.
— Ах, если бы только у тебя были деньги Маунтджоев, мой дорогой сынок, ты бы не сходя с места нашел бы себе здесь, в ресторане, родовитую невесту.
Она критически оглядела дочерей богатых семей, приехавших на выпускной вечер своих сыновей.
— Теперь тебе остается только полагаться на свою внешность. Боюсь, что в наши дни титул не заменит деньги, когда дело касается брака. Если, конечно, ты не женишься на богатой наследнице. Возможно, американке, — задумчиво добавила Мари. — Здесь столько несчастных созданий. Согласна, что большинство из них кособоки и непривлекательны. Но богаты, мой дорогой сынок. Богаты как Крез.
Антуан покраснел, и его лицо почти слилось по цвету с рыжими волосами. Мать говорила так громко своим хорошо поставленным голосом актрисы, что он был уверен: все вокруг слышат каждое ее слово. К тому же он сам был еще девственником и поэтому покраснел еще гуще, когда поймал на себе удивленный взгляд хорошенькой девушки, сидевшей за соседним столиком.
Склонив ниже голову, он тихо заговорил:
— Но если Маунтджой так богат, то почему мы так бедны?
Мари скептически посмотрела на сына:
— Не могу поверить, что ты не думал об этом раньше и не сделал для себя определенных выводов, Антуан.
— Определенных выводов? — растерянно переспросил он.
Мари недоуменно пожала плечами, что было красноречивее всяких слов.
— Ну хорошо. Джордж и я были любовниками.
Антуан сидел словно пораженный ударом молнии. Мать молча наблюдала за ним. Злобная улыбка исказила ее лицо. Ее сын был таким ханжой, таким балбесом, что она не могла поверить, что родила такого.
— Но я думал… ты всегда говорила… графиня рассказывала мне, что ты вышла замуж за англичанина и что он развелся с тобой, поэтому ты предпочла дать мне нашу семейную фамилию…
Мари подумала, что это так похоже на Антуана — со свойственным ему снобизмом называть свою прабабушку графиней. Она подозвала официанта, чтобы тот наполнил ее бокал, затем раздраженно сказала:
— Конечно же, я сказала твоей прабабушке, что была замужем. Неужели ты думаешь, что мне хотелось, чтобы она умерла от сердечного приступа? Ради Бога, пошевели мозгами, Антуан.
Антуан смотрел на мать полными ужаса глазами.
— Ты хочешь сказать, что я… что я…
Издевательский смех Мари будет звучать у него в ушах до конца его дней, когда она свистящим шепотом ответила:
— Ублюдок? О да, мой дорогой сынок. Именно таким ты и являешься.
Сложив салфетку, Антуан аккуратно положил ее на стол, затем поднялся, и официант поспешно отодвинул ему стул. Щелкнув каблуками, Антуан поклонился матери, повернулся и быстро вышел из ресторана. Он больше никогда в жизни не разговаривал с ней.
Год спустя Мари приехала в замок д'Аранвиль на похороны старой графини, но Антуан не смог приехать, так как в это время находился со своим полком в Индокитае.
Когда командир сообщил ему печальное известие, Антуан только плотно сжал губы. Командир выразил ему соболезнование. Антуан поблагодарил его, отдал честь и вышел из комнаты.
Командир задумчиво посмотрел ему вслед.
— Я бы сказал, что у этого молодого человека стальные нервы, — заметил он, обращаясь к своему помощнику. — На его лице не было и тени печали, хотя, как мне известно, старая графиня воспитывала его. Впрочем, каждый человек ведет себя по-разному, когда сталкивается с горем. — И тем не менее он считал Антуана д'Аранвиль совершенно бесчувственным человеком.
Антуан уже не был девственником, когда в тридцать лет женился на Сюзетте Мариго. Он потерял свою невинность сразу после окончания военного училища и с тех пор пунктуально удовлетворял свои потребности в сексе, посещая одни и те же бордели, и чаще всего, чтобы сэкономить время, брал одних и тех же девушек в каждом городе, где квартировался их полк. Он смотрел на это дело как на облегчение мужской потребности, и не более того, сосредоточив всю свою энергию на продвижении по службе.
Он хорошо послужил своей стране во время войны 1914–1918 годов, получил увечье ноги, когда спасал своего товарища под кромешным огнем, и железный крест за доблесть. Хромота сделала невозможным его дальнейшую службу в армии. Получив чин майора, Антуан поступил на службу в военное министерство.
Он оказался блестящим политическим игроком, хорошо знавшим свою работу, и очень скоро дослужился до звания полковника. Он был хорошо известным, чрезвычайно красивым и храбрым молодым полковником д'Аранвиль к тому времени, когда встретил Сюзетту.
Она была молодой, но не слишком красивой, хотя производила впечатление хорошенькой женщины, так как у нее было чувство стиля. И она была почти такой же высокой, как и он: около шести футов вместе с каблуками. У нее были прямые темные волосы, модно подстриженные, беспокойные карие глаза и твердый рот.
Ей было двадцать семь лет, но она еще не была замужем. Ее жених погиб во время войны, и она даже хотела уйти в монастырь, пока ее отец не сказал ей, чтобы она не глупила, а постаралась поскорее выйти замуж, потому что он устал оплачивать огромные счета за ее одежду от-кутюр.
Их брак был скорее не по расчету, а от взаимного недопонимания. Антуан думал, что у ее семьи было больше денег, чем оказалось на самом деле, так как они были транжирами. А отец Сюзетты настолько желал сбыть дочь с рук, что даже не поинтересовался финансовыми делами д'Аранвилей. Но даже если бы он знал, что Антуан беден, то все равно не возражал бы против их брака.
Мать Антуана Мари не была приглашена на свадьбу, которая состоялась в доме невесты близ Лиона. Да она бы и сама не пришла — была слишком занята, наслаждаясь жизнью, и не хотела тратить время на своего педантичного, скучного сына.
— Ты только посмотри на него, — ехидно сказала Мари своему давнему любовнику, указывая на фотографию в газете, на которой ее сын стоял, словно проглотив палку, у кафедрального собора рядом со своей невестой. — Хочу надеяться, что его инструмент такой же твердый, как и его спина. — Разразившись громким смехом, Мари упала в объятия своего любовника.
Антуан разочаровал Сюзетту. Он действительно был красивый, с рыжими волосами, голубыми глазами, военной выправкой и формой, которая придавала ему дополнительный блеск. Но она слишком поздно обнаружила у него полное отсутствие юмора и поняла, что он живет ради своей работы. Они занимались любовью по заведенной им привычке только раз в неделю, и она была почти удивлена, обнаружив, что забеременела.