Попав сюда, Артем долгое время не подавал никаких признаков жизни. Марина не слышала ни единого звука от него, кроме как тяжелого дыхания, он никак не откликался на ее голос, и Марина иногда думала, что ей подселили не разумного человека, а некое существо или животное, но в человеческом облике, чтоб еще больше ослабить ее дух. Но, когда она услышала его голос, то очень обрадовалась этому. Ее страх немного отступил на задний план.
Придя в сознание, Артем рассказал ей о том, кто он такой и, что случилось с ним в поезде, Марина же — о своей истории. Ей было очень приятно слышать, что с Кириллом все в порядке, но в свою очередь она терзала и казнила себя за то, что втянула его во все это. Ведь это именно она вытащила его из сна. Если бы ни это, она могла бы увидеть его будущее и быть может что-то изменить. Но вытащив его в реальную жизнь, их связь оборвалась и все время, проведенное здесь до появления Артема, она думала о нем.
Так же, Артем рассказал ей о еще одном человеке в этой игре — Ладе, про ее способности и про ее рисунок, на котором он видел себя. О Стражах, которые ценой своих жизней не дают Нубару захватить их, в общем, он рассказал ей все, что сам недавно узнал от Смирнова. У Марины было мало сведений, ведь Малышев, придя она в сознание, просто отвез ее к себе домой, она даже толком не помнит, что случилось в тот вечер, когда взорвался дом. Однако, она рассказала ему о статуе, которую недавно видела и, которая забравшись к ней в голову, играла с ее разумом, как будто игрушкой в руках непослушного ребенка.
Теперь, узнав новые подробности, единственное чего она хотела, чтобы Кирилл не приходил за ней. Даже без своего дара, она могла догадаться, чем это может закончиться и лучше бы он попытался вместе с этой девушкой убраться куда подальше отсюда, чтобы их не нашли.
Пусть ей будет плохо. Пускай она даже умрет, но он, он — будет жить, ведь он не заслуживает этого, а она… Ведь она не рассказывала ему о тех вещах, которые она вытворяла во снах людей. О порой даже извращенных способах получения своего, и она само собой не рассказала о том голоде, который она чувствует во снах. Лишь раз ее голод вырвался на свободу и чуть было не завладел ей, но тогда Кирилл, сам того не подозревая спас этого несчастного пьянчужку. Оставшись тогда наедине с собой, она лишь говорила себе: «За все нужно платить Кирилл и лучше чтоб ты не знал цену, которую я за это плачу». Ну, а сейчас, ей просто хотелось больше его не видеть ради его же безопасности.
В темноте послышался некий тихий шорох и негромкое царапание, чьи-то пальцы пошкребли по массивной, деревянной двери и за ней послышался голос.
— Как здесь поживают наши постояльцы? — дверь открылась и мощный поток света ударил прямо в лица постояльцев, отчего они прищурили, отреагировавшие болью, на свет глаза, — Есть какие-то пожелания мои дорогие? — снова произнес все тот же хриплый мужской голос.
Привыкнув к свету, Артем отодвинул прислонившуюся к нему Марину и встал на затекшие ноги, неуклюже двинулся на голос.
— Выпусти нас отсюда, — закричал Артем и двинулся еще быстрее, но тут некая сила подняла его в воздух где-то на сорок сантиметров, отчего Артем просто завис в воздухе. Все его мышцы тела напряглись, а икры ног свело судорогами…
— Я могу переломать тебе и твоей соседке все кости, — грубо заговорил голос. — А потом, обратно их срастить, знаешь, это очень больно, но то, что вы нужны моему хозяину, еще не значит, что вы должны быть телесно здоровы. Ему главное ваше душевное здоровье, так, что будь добр, — и недоговорив, он отбросил Артема на тоже место где он сидел, — Не нужно строить из себя героя, я повторю свой вопрос еще раз, чего-то желаете?
Артем вновь попытался приподняться, но рука Марины остановила его, покачала ему отрицательно головой.
— Пожелания, говоришь? — все, тем же грубым и громким голосом обратно заговорил Артем, — Сена бы какого-нибудь или соломки… Понимаешь, неудобно на холодном полу сидеть, попе — холодно. Да и кофейку бы Американо с французскими вафлями не помешало, — с сарказмом продолжал он. — Ну, и окошечко хоть какое-то, темновато у вас здесь.
— Постель и свет я вам устрою, а вот с остальным… Ваш организм здесь не нуждается в пище. Дверь закрылась и где то наверху под самым потолком в углу появился скудный луч света, пробившийся через небольшое отверстие, сантиметров двадцать в длину, и такое же в ширину. Свет упал прямо на пол, на котором расположилась небольшая кипа сена. Артем усмехнулся…
— Нужно было двух спальную кровать попросить с ортопедическим матрасом.
Не спеша, поднявшись Артем подал Марине руку и они перебазировались на кучу сена. Сено было довольно мягкое по сравнению с твердым каменным полом, а солнечный свет хоть немного разрядил обстановку. От сена шел приятный душистый аромат свежести. Похоже, оно состояло из высушенных луговых трав, обладающих своим совершенно непередаваемым ароматом, умиротворяющим, снимающим усталость и позволяющим забыть о суете.
— Что будем делать? — тихо спросила Марина.
— Нам остается только ждать своего часа, кто знает какую участь нам уготовили эти твари. Выбраться отсюда сейчас не реально, даже моя сила сейчас не действует. Пытаясь я представить Кирилла или Ладу, так мой разум заполняют совершенно другие мысли и к тому же нам не дают закрыть глаз.
— У меня та же самая ситуация, я не могу ничего сделать здесь.
Неизвестно, сколько они так просидели в полной тишине, не проронив больше ни слова. Внезапно, в своей голове Марина услышала знакомый мужской голос. Да, без сомнения, это был он…
— Марина, ты слышишь меня? Отзовись, прошу тебя… Марина… Марина.
— Кирилл, — соскочив с сена на ноги, закричала она.
— Что случилось? — отвлекшись от своего безделья, спросил Артем.
— Я слышу его… Он в моей голове… Кирилл, Кирилл я слышу тебя.
— Марина, родная, это и в правду ты? Или, мое воображение?
Собравшись с мыслями, Марина смогла найти в себе силы и начать думать. Но в ее голову помимо ее мыслей, начали лезть совершенно другие образы и слова, отчего Кирилл практически ничего не смог разобрать. Но он был рад слышать пусть и несуразную речь, но зато эта речь принадлежала ей — его любимой Марине.
— Я найду вас и вытяну, только дождитесь меня, я лю… — и его голос затих.
В дверь внезапно вошел Поларис, в руках он держал фонарь и направил свет на Марину.
— Я значит, для них доброе дело делаю, а они здесь безобразничают, не хорошо ой как не хорошо. Что ж, голуби мои, думаю, немного холодного воздуха вам не помешает, а то я вижу, вы совсем разжарились тут и пользуетесь гостеприимством моего щедрого Господина.
Дверь закрылась, и вместе с ней срослись стены на месте окошка. Мягкая солома также как и окно прекратила свое существование, и в одном из углов образовалась большая глыба льда, охлаждая воздух в помещении, который в считанные минуты охладил обитателей еще больше.
— Прости меня, Артем, — дрожащим от холода голосом прошептала Марина, и села поджав ноги на пол в том месте, где раньше была солома, впитывая в себя оставшееся от нее тепло, и зажала ладони между коленями, пытаясь таким образом унять напавшую на нее дрожь. — Во всех моих воспоминаниях ты рядом. В тишине я представляю, что ты рядом. В моих воспоминаниях, я вижу твою улыбку. Слышу твой тихий шепот и чувствую твои нежные объятия. Все эти воспоминания так дороги для меня — шептала Марина, рисуя в своей голове образ Кирилла.
Выйдя на коридор, Поларис направился к соседней комнате, запалив идентичный подсвечник. Забитая дверь исчезла, он вошел в комнату. Комната была такого же размера, как и место пребывания Марины и Артема, с одним лишь отличием: в ней стояло три кровати. На двоих лежали тела Марины и Артема накрытые легкой тканью. Пройдя по периметру комнаты, Поларис поочередно подошел к каждой из кровати и посмотрев на лица лежащих на них, вышел из нее, попутно потушив свечу. Следующей его остановкой стала комната со статуей Нубара. Зайдя в нее, слуга поклонился своему Господину и мысленно заговорил:
— Их тела в полном здравии, а сознание практически подавленно, защита слабеет, в отличии от последнего Стража — ему удалось наладить с ними мысленную связь, но это было не надолго, уверен пока он не представляет для нас… Вас угрозы. Но он учится, читает «Фолиант
Боль стихала, давая возможность Поларису подняться на свои ноги и быстро выйти из комнаты.
— Будь ты проклят, Демон. Я позор собственного рода, поддавшийся своей слабости и немощи защитить своих близких, — он вышел из здания.
Здание напоминало снаружи обычный, не примечательный, старый сельский домик, со всех сторон окруженный небольшим деревянным забором, который служил больше условностью, ведь его гнилые штакетники сыпались от одного только взгляда. За забором проходил заросший камышом ручей, который пересекал деревянный мост, состояние его было такое же плачевное, как и у дома. Далее простирались деревья, образующие в некоторых местах участки леса, который был в таком же древнем состоянии, что и забор. Это подобие леса находилось в удаленности от города, и сюда очень редко ступала нога человека. Кроме тех местных обитателей, которые жили в поселке, находившийся рядом. Люди, жившие в нем, боялись подходить к мосту, и тем более, переходить его, и видимо не напрасно.
Перейдя через мостик и пройдя в глубь зарослей, Поларис остановился и сел на траву, облокотился спиной на старый дуб и прикрыл глаза.
Солнце клонилось к закату, озаряя его своими скудными осенними лучами. Как бы он хотел сейчас ощутить их тепло на своей коже, но, увы из всего человечного, у него остался лишь этот образ который он ненавидел всей своей сущностью. А ведь, когда то он был молод и полон сил, он был красив и весел, у него была любимая женщина и любимая парочка детей, но это было давно — несколько веков назад, а может и того более. Но слуга помнил все это, будто эти времена были только вчера.
Его звали Поло и тогда, когда все это случилось, он также сидел облокотившись на ствол дерева и наблюдал за своей пасущейся отарой овец. Размышляя о своей жизни, жене и двух маленьких ребятишках, о том, что последнее время их всех все чаще и чаще посещают ночные кошмары и некоторые из этих кошмаров были настолько реальны, что его жена и дети просыпались ночью, громко крича на всю ферму. От этого крика, наверное, просыпались все его овцы, и может, даже, соседи. Рассказать о проблемах комуто из соседей или друзьям он не мог, его родных, да и его самого, сразу приняли бы за нечистивых и заживо спалили на костре. И сейчас, отдыхая, от очередной бурной ночи под кроной дерева Поло думал, как ему поступить. Именно тогда он и увидел его. Мужчина, лет пятидесяти, пробирался сквозь отару его овец. Мужчина был весь окровавленный, в руках он нес мешок, в котором было явно нечто тяжелое, он плелся из последних сил, ноги его подкашивались. Поло подбежал к нему и помог дойти к дереву, у которого Поло буквально несколько секунд назад отдыхал. Усадив пострадавшего и дав ему воды. Поло разорвал одежду на нем, чтоб осмотреть раны. Раны были ужасные, одному Всевышнему было только известно, как бедолага еще держался на ногах и еще мог самостоятельно передвигаться. В некоторых местах на теле были следы от когтей, вырванные куски плоти кровоточили, а обугленные пятна на коже давали понять, что несчастный, явно, спасая свою душу, совершил побег из владений самого дьявола. Сквозь всю свою боль он смог выдавить из себя связанную речь.
— Парень… Ты, назови свое имя, — прохрипел он из последних сил.
— Я, Поло, лежите не разговаривайте.
— Поло, послушай меня… Пообещай уничтожить мой мешок, утопи, спали, разбей, умоляю, в моем кошеле на ремне есть несколько монет, возьми их — это за труды, но поклянись, что уничтожишь его содержимое, не открывая мешка.
Он схватил ладонь Поло своей окровавленной рукой:
— Поклянись, уничтожить это иначе нашему миру придет конец, — вытягивал из себя незнакомец все с большим трудом.
— Вам нужен отдых, лежите, не двигайтесь я сбегаю за лекарем, здесь не далеко.
— Нет, постой, — шипя от боли, выдавливал незнакомец из себя. — Молю, ради всего святого, ради нашего создателя, уничтожь это… Поклянись… — Не договорив, незнакомец испустил последний вздох и его тело обмякло у ствола дерева. Его окровавленная рука упала на землю и темная струйка крови показалась в уголке рта.
Поло провел рукой по еще открытым глазам путника, они закрылись навсегда. Сняв с его пояса кожаный кошель, парень высыпал его содержимое себе в руку:
— Да здесь на много больше, чем несколько монет, — взглядом пересчитав, он обнаружил четырнадцать золотых монет. — За это я могу себе еще не одну отару из трех дюжин овец купить, что ж, благодарю тебя незнакомец. Хорошо, клянусь, выполню я твою просьбу.
Он разжал мертвые пальцы на второй его руке и подтянул к себе мешок, взял его в руку. Он был весом с полпуда при своих небольших размерах. Обернувшись в сторону мирно пасшейся отары, он направился подальше от них, чтобы развести костер и выполнить свою работу, за которую он уже получил вознаграждение, предвкушая, как обрадуется Риса — его супруга. И, что, наконец, они смогут зажить достойно.
Костер уже трещал возле ног Поло, собираясь уже предать мешок огню, как он ощутил в нем толчок. Что-то в мешке зашевелилось, от неожиданности Поло выронил его из рук и из мешка донесся детский плач.
— Не может быть, — опустившись к мешку и начиная его развязывать, бормотал он. Неужели он, только что, чуть было не совершил поступок, из-за которого горела бы его душа в аду не одну тысячу лет.
Узел был завязан как назло туго и никак не поддавался, а младенец внутри шевелился и плакал. Поло с силой дернул узел. И наконец, злополучный узел поддался. Мешок раскрылся. Моментально движение и плач в нем прекратились.
— Что за чертовщина?
Поло запустил в него руку, но не почувствовал ничего, что напоминало ему тело младенца. Перевернув мешок вверх дном, он высыпал его содержимое возле костра. Из мешка посыпались какие то лохмотья, бумаги с рукописями и поверх всего этого упала каменная статуя неизвестного им существа с вытянутой головой. Он присел возле всего содержимого и осторожно стал перебирать содержимое. Лохмотья ничего особенного не представляли, рукописи были написаны на непонятном ему языке, некоторые листы были с отпечатками кровавых следов, а некоторые и полностью залиты кровью. Единственное, что было на каждом листе внизу, справа находился герб с изображенной на нем недорисованной стрелкой. Поло взял в руки статую и с интересом осмотрел ее. На ней не было ни единого дефекта от удара или от шлифовки. Выполнена она была великолепно, он знал это, ведь его отец был каменщиком и посвятил в свое ремесло еще юного Поло.
— Ты хочешь спокойствия и больших возможностей, смертное существо? — услышал он где то возле себя, но обернувшись не увидел никого, кроме мирно пасущихся вдалеке овец.
— Ты хочешь, чтоб мучения твоей семьи прекратились? — снова услышал он, но уже с другой стороны.
— Покажись, черти тебя дери, — закричал Поло и бросил статую в сторону голоса. Но статуя не ударилась об мать землю, а застыла в нескольких дюймах от нее, и начала подниматься все выше и выше, пока не поравнялась с лицом Поло.
— Сгинь, дьявольское отродье, — снова закричал, крестясь Поло. — Боже милосердный, помилуй мою грешную душу, — продолжал креститься он и пятиться назад.