Глаза ее распахнулись, но в них не было страха, как перед этим. Только какое-то сонное любопытство.
Он прикасался к ней как целитель, изображая искусного знахаря, но пожирал ее взором влюбленного. Она оцепенела, уловив его взгляд, устремленный на то место, которое ему невероятно хотелось поцеловать. Дремоту как рукой сняло, глаза прояснились, как будто полуденное солнце прогнало набежавшие на небо тучки. На этот раз Силван сумела высвободить свою ногу из его цепких пальцев и надежности ради отодвинулась от него подальше. Усевшись поодаль, она потянула юбку вниз с таким ожесточением, словно опасалась, что он сможет вновь приподнять ее одной лишь силой своей мысли. Потом быстрым, безошибочным взмахом руки она не глядя ухватила сиротливо лежавшую соломенную шляпу и водрузила ее на голову.
— Вы — испорченный человек.
— Просто мужчина. К тому же истомленный желанием, — поправил ее Ранд. — Так я угадал, почему вы не высыпаетесь? Да или нет?
— Нет! Нет! — Силван отвернулась, благо широкие поля ее шляпки позволяли ей укрыть лицо от его нескромного взгляда. — Окажите любезность, верните мою туфлю.
Ранд собрался было передать ей этот предмет из рук в руки, но она отдернула свою ладошку так резко и держала при этом голову так решительно, так стараясь не встречаться с ним глазами, что он заколебался: Она и так уже решила, что он испорчен и порочен. К чему увеличивать список своих прегрешений? А впрочем, почему бы и нет? Вернув туфельку себе на свои колени, он сказал:
— Сами возьмите.
Вся ее растерянность улетучилась как дым — он, стало быть, исцелил ее в один миг. Встав на ноги, она подошла к его креслу и только наклонилась, чтобы взять туфлю, как он поймал ее за руки и усадил к себе на колени. Силван снова попробовала вырваться, но он цепко держал ее запястья, и, воюя за свободу, она в негодовании выпалила:
— Вы — мошенник, жулик, вы, сэр, — уголовник, на вас пробы ставить некуда, и я…
— Поцелуете меня?
— С чего это вдруг? В порядке поощрения за ваши безобразия?
— Нет, в порядке выкупа. Вам же нужна обувь?
Вывернувшись, она опять потянулась за туфлей, а он дождался, пока она ее возьмет, и лишь тогда попытался опять схватить Силван. Краска залила ее щеки, стоило ей распознать коварный замысел Ранда.
— Ваши мальчишеские выходки, сэр, не производят на меня впечатления.
— Зато ваши прикосновения меня очень даже впечатляют. — Он наклонился к ней. — Один поцелуй.
— Ни в коем случае. — Она попробовала вырваться.
И на этот раз Ранд удержал ее:
— Тогда — два поцелуя.
Конечно, он должен был это предвидеть, но в тот момент ему и в голову не пришла возможность такой реакции. Одна рука Силван оставалась свободной, и вот этой-то свободной рукой она съездила его по физиономии. И до того крепко, что у него аж в ушах зазвенело. Обхватив своей рукой ее голову на манер циркового борца, он притянул ее лицо к своему и рассмеялся прямо ей в глаза.
— Тяжела же ваша карающая десница, о моя госпожа, и вы задолжали мне уже три поцелуя, коль уж вы позволили себе пустить ее в ход.
Силван увернулась от первого поцелуя, а когда он поцеловал ее во второй раз, осталась холодной, безучастной, недвижной, но уже третий.., ах, как же не хватало постели, того мрака и той близости, что смогли вызволить ее из пут сдержанности в прошлый раз. Но он все же попытался доказать себе и ей, что способен вызвать у нее отклик и тут, на ветру и под жарким солнцем. И ему это, кажется, удалось. Разжав, наконец, объятия, Ранд ласково провел рукой по ее щеке и прошептал:
— Если бы вы пришли ко мне как-нибудь ночью, я бы показал вам, что такое настоящее удовольствие.
Ее веки упали вниз, а ресницы у Силван были такими длинными, что отбрасывали заметные тени на скулы. Она отвечала тоже шепотом:
— А что, вы способны на удовольствия?
— Не знаю. Но даже если я сам ни на что не годен, вы удовольствие получите, это я вам обещаю.
Он так и не понял, не смутил ли ее опять, да и не знал, правильно ли она поняла его слова, но, прежде чем он решился задать следующий вопрос, вдруг возле самого уха прозвучало:
— А что это вы делаете, дядя Ранд?
Силван и Ранд испуганно отпрянули друг от друга и увидели Гейл. Девочка стояла неподалеку, склонив голову набок, и наблюдала за возней взрослых, озадаченно наморщив лоб. Силван только с ужасом вздохнула и, схватив туфельку, вскочила с колен Ранда. На этот раз он и не пытался ее удержать.
— Несчастное дитя, — обратился Ранд к девочке. — Ты тут давно?
Поджав губы и мастерски копируя чопорные манеры тети Аделы, Гейл ответила:
— С того самого времени, как вы начали бороться.
— А почему ты ничего не сказала? — Силван, судя по голосу, по-настоящему разозлилась, хотя, может быть, оттого, что ей никак не удавалось нацепить на ногу свою туфлю.
— Я вас звала, но вы не услышали.
— Силван смерила взглядом Ранда, потом со вздохом воздела глаза к небу, словно решение всех проблем следовало искать там, наверху, меж кудрявых облаков.
— Это, верно, потому, что я слишком громко визжала, да?
— Дядя Ранд зато смеялся. Тоже громко. А потом с чего-то вдруг поцеловал вас, а я не поняла — за что это.
Ранд решил предупредить дальнейшие расспросы на столь щекотливую тему и подумал, что откровенное признание может пойти на пользу.
— Я просто решил показать мисс Силван, как она мне нравится.
— И потому вы так себя вели? — Девочка неодобрительно покачала головой.
Ранд вообразил, как должны выглядеть со стороны его приставания к Силван, и понял, что не всякому такое зрелище придется по вкусу. Не удивительно, что девочке это их развлечение показалось странным и что в голосе ее такое неудовольствие — сам он, помнится, испытал отвращение, впервые увидав нечто подобное. Было ему тогда лет десять, примерно столько же, сколько сейчас Гейл.
— А ты что тут делаешь, ветреница Гейл? — решил он сменить тему.
— Да я на фабрику хотела пойти. Только одной нельзя. — Голубые глаза Гейл, почти такие же, как у него самого, широко распахнулись, выражая терпение и смиренную просьбу.
Ранд усмехнулся. Он узнавал в ней себя самого — та же смекалистость, умение быстро соображать И придумывать всякие затейливые ходы. Он очень надеялся, что судьба будет милостива к этому ребенку. Пока жив он, Ранд, у Гейл одним защитником больше, но кто знает, сколько ему суждено прожить? Он молился о каком-то щите, способном отразить те стрелы бессердечной жестокости, на которые так щедр этот мир, если речь идет о незаконнорожденных.
— Так ты хотела, чтобы мы тебя туда отвели?
— А вы можете? — Она даже подпрыгнула. — Какая замечательная мысль.
— Я согласна, — суховато сказала Силван. — Мысль действительно замечательная.
— Хотя мне и чрезвычайно жаль расставаться с нашим уединенным местечком. — Ранд лукаво скосил глаза на Силван и шутливо втянул голову в плечи, встретив ее свирепый взгляд, — но я полагаю, что нам стоит поторопиться. Не то, не ровен час, мисс Силван вновь окажется во власти необоримого желания.
— Желания врезать вам по физиономии, — выпалила Силван.
— Еще раз. — Он провел рукой по своему до сих пор пылающему лицу. — Ну что, пошли?
Они не стали выдерживать свой привычный маршрут и свернули с тропы, ведущей к господскому дому, на дорогу, которая, виляя между скал и утесов, должна была привести их на фабрику. Силван толкала кресло-коляску сзади, а Ранд изо всех сил старался помочь своей сиделке провести этот экипаж через то и дело попадающиеся на пути, поросшие густой травой кочки. Один крутой подъем вообще казался непреодолимым, но Гейл поспешила на помощь, и они сумели взобраться на холм. Оттуда уже была видна фабрика.
Море в этом месте глубоко врезалось в берег, и там образовалась небольшая бухточка, окруженная холмами, но фабрика, безусловно, господствовала над окрестностями. Мощное сооружение из местного камня под шиферной крышей сотрясалось от грохота и выбрасывало черный дым из паровой машины, в топку которой закидывали уголь. Работник, стоявший на лестнице, белил стены, но его труд был заведомо обречен на неудачу. Пепел плавал в воздухе, трава кругом была засыпана шлаком, что как будто ничуть не смущало женщин, решивших перекусить под открытым небом.
Ранду пришлось бороться со своими чувствами: инстинкт велел ему прятаться или бежать прочь. Женщины-то с фабрики все были ему знакомы. Это их лорд Ранд Малкин приветствовал в церкви, им он помогал в суровые зимы, их он веселил шутками и розыгрышами на святочных гуляниях. Он был для них господином и благодетелем, а вот теперь они увидят его прикованным к инвалидной коляске.
Он боялся увидать жалость к себе или услыхать перешептывания за спиной.
Гейл убежала далеко вперед, радостно приветствуя знакомых, а Силван, видимо почувствовав состояние Ранда, ласково коснулась его плеча. И Ранд немного успокоился: все равно рано или поздно придется через это пройти.
Но когда при виде его приближающегося кресла-коляски сидящие на траве женщины дружно вскочили на ноги и уставились на него, на мгновение зажмурился, призывая на помощь всю свою смелость. Когда же Ранд опять отважился взглянуть на мир, он увидел вокруг себя дюжину сияющих лиц.
— Лорд Ранд, как это хорошо, что вы выходить стали. — Лоретта вылезла из толпы вперед. Ширококостная, с большим животом, она часто выступала от лица деревенских жителей и хорошо была знакома с Рандом. — Мы о вас весь прошлый год непрестанно молились.
И Лоретта от души приложилась к его руке. Наина, двор которой стоял на отшибе от деревни, как всегда, держалась в стороне. Роз и Чарити взяли за руки Гейл, и девочка, воспользовавшись возможностью пошалить, стала весело прыгать, поджимая ноги и звонко хохоча. А вот Ребекка, Ширли, Сузан и все прочие женщины, которых Ранд знал по именам и о которых ему случалось заботиться, старались подойти поближе. На их губах вспыхивали смущенные или радостные улыбки, и все они норовили поцеловать ему руку или приложиться к плечу. Он даже покраснел, растрогавшись, — очень уж искренне они ему обрадовались, и теперь как-то не понимал даже, чего это он от них так старательно прятался.
— Очень мы скучали без вас в это Рождество, лорд Ранд, — сказала Ширли. — И выпивка, и закуска у нас имелись, но вот ухажера ни единого.
— Ага, а когда кавалеров не видать, муженьки наши совсем уж спесивыми делаются, — подхватила Роз.
— Но ты-то, Роз, уложила своего благоверного на обе лопатки, разве не так? — Лоретта стояла, уперев руки в бока, а Ранд захохотал, глядя на зардевшуюся Роз.
— Ну, нрава-то она крутого, кто ж не знает, — согласился он с Лореттой.
— Какая беда с ногами-то вашими, милорд, — Лоретта, нисколько не смущаясь, смело затронула деликатный предмет. — Но его милость говорит, что лучше вашей сиделки не найти и что она хорошо смотрит за вами. — Лоретта схватила руку Силван и прижалась к ней губами. — И я верю, что так оно и есть, и все, как надо, мисс. Лицо у вас доброе, да еще и такое красивое, сразу видно, что вам можно верить — вы позаботитесь о нашем любимом лорде Ранде.
Теперь Силван покраснела, и Ранду это понравилось. Будет знать, каково это — в центре внимания быть.
— А что-то я Перт не вижу, — сказал он.
— Тут я, сэр. — Из толпы вышла невзрачная женщина.
Синяки под ее глазами отливали зеленым и желтым, а на щеке багровел глубокий порез. С тех пор как Ранд видел ее в последний раз, она лишилась двух верхних зубов, но, может, они у нее сами выпали. Перт только жалко улыбнулась, видя, что Ранд пристально рассматривает следы ее недавних увечий.
— Уж очень крепко он бьет, этот призрак. Настоящий разбойник, а не бестелесный дух.
Тут на глаза Перт навернулись слезы, и она боязливо оглянулась, будто страшась, что кто-то за ее спиной и подслушивает.
— Было не так чтобы совсем уж темно, и я разглядела, что на нем все черное было надето. Я сама, верно, виновата, что пошла одна, да еще так поздно, но его милость пообещал мне заплатить, если я задержусь и помогу ему, а мне и в голову никогда не пришло бы, что кто-то.., кто-то…
Лоретта обняла Перт за содрогающиеся худые плечи.
— Что ты коришь себя? Где тут твоя вина? Еще не хватало — за какого-то трусливого негодника, что на тебя накинуться вздумал, ты винить себя будешь? Чтобы я больше такого от тебя не слыхивала.
Во всем Малкинхампстеде не сыскать другой такой кроткой и тихой женщины, как эта Перт, думал про себя Ранд. У кого только рука поднялась сотворить с ней такое?
Нашелся кто-то. Какой-то человек. Какой-то мужчина. Какой-то безумец.
— Лорд Ранд! — воскликнула Перт. — Мне больно!
Он поспешно выпустил ее руку и с ужасом увидел, что на коже остались красные пятна — уж очень крепко он ее схватил.
— Виноват, прости меня, — смущенно сказал он. — Я что-то задумался.
Перт попыталась улыбнуться.
— Да уже и не болит.
— Вы не тревожьтесь, — сказала Лоретта обычным своим уверенным голосом. — Мы, женщины, не такие дурные, как вы, может, про нас думаете. Мы больше не станем по ночам в одиночку ходить.
— Очень разумно, — — согласился Ранд.
В это время открылась дверь, и раздался голос Гарта:
— Что-то вы долго обедаете. Работать пора.
Женщины переглянулись, а потом расступились, чтобы Гарт увидел, что привлекло их внимание. Гарт удивленно и радостно улыбнулся и широким шагом направился к гостям.
— Ранд! Слава Богу, ты наконец-то выбрался сюда. Без тебя мне с этими бездельницами не справиться. — Он деланно нахмурился, изображая притворное неудовольствие. — На меня они работать не хотят, может, на тебя будут.
— Так не мы в том виноваты, ваша милость, вы же знаете, — заспорила Лоретта. — Машины все время крутятся, да только не как положено. Нитки они то и дело рвут, а когда мы сунемся, чтоб узелок связать, так того и гляди тебя эта чертова машина затянет.
— Знаю, Лоретта. — Гарт осторожно потрепал женщину по плечу. — Но готов присягнуть, хватает и неумех, не знающих, как подступиться к хлопку. Вот пойдем сейчас и начнем, и еще поглядеть надо, управимся ли мы вовремя.
— Что, опять допоздна работать будем, ваша милость? — спросила Ширли.
— По крайней мере, до тех пор, пока машины не заработают гладко. — Он вздохнул и пообещал:
— Зато заплачу больше.
Женщины засмеялись и побрели на фабрику, явно в добром расположении духа.
— Мисс Силван, прошу вас, — Гарт вытер ладони о замасленную тряпицу, и предложил руку Силван. Вторую руку он протянул Гейл, и она ухватилась за его ладонь, ослепительно улыбаясь. — Я очень рад видеть вас. — Ведя их к двери, Гарт сказал:
— Позвольте мне показать вам мою гордость и радость.
— Эй! — закричал Ранд, оставшийся в одиночестве в своей инвалидной коляске. — А я что?
— Ну и ты давай присоединяйся, — распорядился Гарт. — Не отставай.
Силван, извинившись, вернулась к Ранду, чтобы хоть немного подтолкнуть его инвалидное кресло сзади, а дальше он и сам поедет. Добравшись до входной двери, Ранд, не задерживаясь у порога, въехал в цех фабрики. А вот Силван туда совсем заходить не хотела. Ее отец вложил часть своих средств в ткацкие фабрики, так что Силван доводилось знакомиться с этим производством. Ничего хорошего: шум, жара, вонь. Женщины у станков запихивают в машины вату, снимают нитки, когда те уже готовы, то есть когда машина напрядет целую катушку, а если нитка порвется, то работница должна завязать узелок. Ни особенной силы, ни большого ума такая работа не требовала, только терпения, и вот эти женщины из Малкинхампстеда согласились заняться этим делом по своей воле, да еще подменяли друг друга, когда кто-то из них уходил пообедать.
Гейл вцепилась в руку Гарта и тараторила без умолку, ей, видно, все вокруг было необыкновенно интересно, а Гарт глядел на девочку такими глазами, что сердце у Силван дрогнуло. Наверное, Гарт — отец девочки. Чем лучше Силван узнавала Гарта, тем более она утверждалась в мысли, что и он — обыкновенный человек и, значит, во времена юности своей мог себе позволить какую-нибудь легкомысленную интрижку, за что теперь и расплачивается со всем присущим ему чувством долга и ответственности. Он определенно очень обрадовался Гейл, да и вел себя с девочкой так, как должен вести себя с дочерью отец, но что, если это он делает потому, что ни Джеймс, ни Ранд не хотят или не могут позаботиться о Гейл? Всякий раз, когда Силван, казалось, уже наталкивалась на разрешение мучившей ее загадки — кто отец девочки? — обязательно случалось что-то, заставлявшее ее менять мнение и не спешить с выводами.