Медленно выпрямившись, он положил нож на полку и сдержанным тоном произнес:
Я выслушал все, что вы сказали. Вы меня не поколеблете.
Может быть, вы слушали предубежденно.
Немного подумав, он заявил:
Я никогда не бываю предубежден.
О’кей, — оживилась она. — Почему бы вам вновь не привести мне все ваши аргументы?
Он небрежно выгнул бровь.
А это что-нибудь изменит?
Может быть.
Разглядывая ее в течение нескольких долгих мгновений, он наклонился, открыл ящик и принялся выгружать оттуда книги.
Джон, — запротестовала она.
Я привожу свои мысли в порядок. Дайте мне минуту.
Нина с трудом сдерживала нетерпение. Он отнес полдюжины книг на одну полку, полдюжины на другую. Она подумала, не нарочно ли он тянет время. Наконец он вернулся и посмотрел ей в лицо. Кожа его поблескивала влагой, взгляд же оставался ясным.
Я полагаю, — медленно и тихо произнес он, — что мы должны снизить цены на эти объекты, потому что, во-первых, — он поднял длинный прямой палец, — у нас появляется хороший шанс все распродать, что, в свою очередь, сделает магазины более привлекательными как для хозяев, так и для широкой публики. — Он поднял второй палец. — Во-вторых, мы добьемся большего равновесия в составе покупателей, и, в-третьих, прибыль будет более чем значительной.
Он опустил руку и вернулся к коробке с книгами.
И это все?
Этого достаточно. — Склонившись над коробкой, он взял еще пачку. — Я вас не убедил?
Не совсем.
Искоса взглянув на нее, он ответил ее же словами:
Может быть, вы слушаете меня с предубеждением?
Я всегда сужу непредвзято.
Если бы это было так, вы бы уже сдались. Мои аргументы вполне разумны.
А мои сильнее.
Вы думаете о прибыли, и только о прибыли.
Ей хотелось рвать на себе волосы.
Но ведь ради прибыли и задуман весь проект!
Верно, но своей алчностью вы можете все испортить. Взвинтив цену на товар, мы подвергнем риску весь проект.
О’кей, — вздохнула она. — Если за полгода или около того объекты не распродадутся, можно будет снизить цены.
Он помотал головой.
Это попахивает поражением и испортит все дело. Чем дольше эти дома будут оставаться незаселенными, тем хуже. — Он терпеливо вздохнул. — Утиный пруд будет вырыт за полгода до того, как будет разбита сосновая роща, а луг засажен через полгода после этого. Если мы не продадим, прежде всего, утиный пруд, то нам никак не удастся продать сосновую рощу, а если не продастся сосновая роща, забудьте о луге.
О’кей. — Нина изо всех сил пыталась быть разумной. — Тогда давайте оценим утиный пруд тысяч в шестьсот, а стоимость луга доведем до семисот с небольшим.
А если мы оценим утиный пруд тысяч в пятьсот, а стоимость луга не будет превышать шестисот с небольшим? — Он опять потянулся за книгами.
Наклонив голову, она крепко закрыла глаза и прижала два пальца ко лбу.
Это не сработает.
Все сработает, если вы прислушаетесь к голосу разума.
Она вскинула голову и посмотрела на него умоляющими глазами.
Но я в этом деле эксперт. Я зарабатываю на жизнь оценкой собственности! Если бы я не знала, что делаю, я бы не добилась такого успеха!
По-прежнему держа в руках книги, Джон выпрямился и бросил на нее шокирующе пристальный взгляд.
Вы успешны, потому что готовы всех стереть в порошок. Но в данном случае вы не на того напали. Меня вам в порошок не стереть.
Нину ошеломили столь страстные нападки в ее адрес. Она не могла поверить своим ушам, не могла поверить в то, что тихий, задумчивый, спокойный книгопродавец может загореться таким гневом. Справившись с волнением, она спросила:
Почему вы так не любите меня? Я чем-нибудь вас обидела?
Все ваше поведение обижает меня.
Потому что я много работаю и хорошо зарабатываю? Потому что я знаю, чего хочу, и борюсь за это? Или потому что я женщина? — Она сделала шаг назад. — Дело в этом, не правда ли? Я сильная женщина и представляю для вас угрозу.
Я не...
Не считайте себя кем-то из ряда вон выходящим, — быстро произнесла она и подняла руку. — Вы не одиноки. Я представляю угрозу для многих мужчин. Я заставляю их чувствовать, что они недостаточно расторопны, сообразительны или проницательны. Они хотят поставить меня на место, но им это не удается.
Джон смерил ее уничижительным взглядом.
Я не говорю, что знаю, где ваше место, сомневаюсь, что и вы это знаете. Вы хотите играть роль мужчины в семье, но примериваете штаны с таким упорством, что семья может лопнуть по швам. Сколько вам лет?
Это не имеет значения.
Имеет. Вы должны сидеть дома и нянчить детей.
Она уставилась на него, не веря своим ушам, открыла рот и снова закрыла. Наконец она выпалила:
Кто вы такой, чтобы говорить мне подобные вещи? Вы ничего обо мне не знаете. Вы понятия не имеете, чем я живу. Да даже если бы и имели, на дворе девяностые годы. Женщины не сидят дома, нянча детей.
Некоторые сидят.
А некоторые работают. Это личный выбор каждой.
Очевидно, вы свой выбор уже сделали.
Очевидно, если бы вы были настоящим мужчиной, вы бы этот выбор уважали. — Она вдруг почувствовала усталость. Перевесив сумку на другое плечо, она направилась к двери. — Мне кажется, мы застыли на мертвой точке. Завтра я вызову Картера и объясню ему ситуацию. А с вами нам никак не сработаться. Никак.
Чушь.
Она остановилась как вкопанная, затем повернулась:
Нет. Я практична. Стоять здесь и спорить с вами совершенно бесполезно. Мои аргументы не изменят вашего мнения, а ваши — моего. Мы оба зашли в тупик. Поэтому нам придется сделать то, что я хотела сделать с самого начала: пусть весь комитет выслушает наши доводы и проголосует. А мы на этот раз запишем себе в заслугу развитие в пользу клиента.
Что это значит?
А то, что в один прекрасный день, когда вы будете продавать этот дом и захотите, чтобы самый паршивый брокер устроил это вам с наибольшей выгодой, обратитесь ко мне.
С этими словами она открыла дверь и вышла на ночную улицу. Спустилась по деревянной лестнице и зашагала по тропинке вдоль фасада, как вдруг услышала:
Нина?!
Приберегите это для банка, — отозвалась она не поворачиваясь, отмахнулась от него и обошла свою машину.
Погодите, Нина.
Она подняла взгляд и увидела, что Джон стоит по другую сторону машины.
Может быть, стоит еще попытаться, — предложил он.
Мы только зря потратим время. — Она открыла дверцу и села за руль.
Он наклонился к открытому окну.
Почему вы не дадите мне время на размышление?
Одной рукой держась за руль, а другой включая зажигание, она сказала:
Дружище, вы можете думать до самого заговенья, все равно вам не увидеть ситуацию моими глазами.
Может быть, нам все-таки удастся прийти к компромиссу?
Она понимала, что это было бы единственно разумным выходом, но мысль о том, что ей придется еще раз встретиться с Джоном Сойером, не привлекала ее ни в малейшей степени.
Почему бы вам не внести такое предложение в следующий вторник на собрании?
От нас все ожидают рекомендаций.
Мы можем рекомендовать консорциуму голосовать. — Она завела машину.
Послушайте, — произнес он, подняв голос так, что его ровный тембр заглушал шум мотора. — Для меня не имеет такого уж большого значения, если кто-то подумает, что мы не смогли достичь согласия. Черт возьми, я всего лишь книгопродавец, пытающийся заработать кое-какие деньги, вложив их в недвижимость на побережье. Но вы известны как мастер назойливой рекламы. Впечатление такое, что вы хотите любым возможным способом произвести впечатление на этих парней за столом.
Она действительно этого хотела. Вне всякого сомнения. Глядя в темноту сквозь ветровое стекло и держась за руль, она сказала:
Если мы сможем остановиться на сумме средней между той, которую хотите вы, и той, которую хочу я, это и будет нашим соглашением.
Полагаю, нам надо это обсудить.
Это единственное решение.
И все же я полагаю, нам надо это обсудить.
Ранее она думала, что он упрям. Она и сейчас так думала. Джон, наверное, был одним из самых упрямых мужчин, которых она встречала за многие годы. Повернув голову и встретившись с ним взглядом, она сказала:
Звучит заманчиво, но есть одна небольшая загвоздка. Сегодня утром мы рассмотрели все дни на этой неделе и остановились на единственном времени, когда мы оба свободны, — на сегодняшнем вечере. Но сегодняшний вечер прошел. Итак, что вы предлагаете?
Найдем другое время.
Она помотала головой:
У меня эта неделя очень загружена.
Тогда в выходные.
Я вам уже говорила. У меня семинар. Он проходит каждый день с девяти до пяти плюс по часу на дорогу туда и обратно.
Значит, к шести вы будете дома. Тогда мы и сможем увидеться.
Она снова помотала головой:
С понедельника я на неделю занята. У меня переезд. Каждый вечер после семинара я буду собираться. Я должна это сделать.
Я помогу вам собраться.
Черта с два он поможет. Метнув на него взгляд, она подняла подбородок.
Нет.
Почему?
Потому что я могу это сделать сама.
Конечно, можете, — снисходительно произнес он. — Но я могу помочь. Я не такой уж тщедушный слабак, за которого вы меня держите.
Она посмотрела на него.
Я никогда не говорила...
Но думали. И тут вы ошибаетесь. Я вполне могу помочь вам собраться.
Не можете. Я не хочу вашей помощи. Мне не нужна ваша помощь.
Он молчал, выражение его лица в темноте казалось таинственным. Наконец, успокоившись и став тем Джоном, которого она знала в банке, он сказал:
Во вторник утром до собрания. Встречаемся в половине восьмого в «Изи Овер». Мы сможем поговорить за завтраком. — Прежде чем она успела произнести хоть слово, он похлопал по борту машины и удалился.
Джон! — крикнула она ему вслед, но он не отозвался.
Медленным, ровным шагом он подошел к дому и исчез внутри не оглянувшись.
Глава 3
Нина тщательно готовилась к завтраку во вторник. Пробежав глазами весь свой гардероб и исключив все красное, пурпурное или зеленое, она остановила свой выбор на бежевом костюме. Его нельзя было назвать консервативным. Приталенный блейзер, короткая юбка, при каждом шаге обнажающая бедро. Желая приглушить этот эффект, она отложила в сторону подходящую ему по цвету прозрачную блузку с глубоким вырезом и выбрала более закрытую шелковую. Надев нитку жемчуга и жемчужные серьги, она решила, что выглядит вполне достойно, как и должна выглядеть Нина Стоун.
Она поставила себе целью произвести впечатление на Джона Сойера, но не как партнерша для романтических встреч, поскольку никогда не думала о нем в этом ключе, а как деловой партнер. Обычно она одевалась в ярком, шикарном, несколько сексуальном стиле, ставшем ее фирменной маркой; клиенты шли к ней, потому что видели в ней человека, достигшего определенного успеха. Она почему-то не думала, что Джон Сойер окажется среди них, но она должна была завоевать его, чтобы он принял ее сторону в деле продажи Кросслин-Райз, а для этого надо произвести на него впечатление.
Ровно в половине восьмого она приехала в «Изи Овер», место для легкого завтрака и ланча недалеко от банка. Не увидев Джона, она заняла столик, заказала кофе и принялась ждать. Он появился через пять минут, несколько сонный, в широких брюках цвета хаки, рубашке из шотландки, неуклюжем коричневом блейзере и в очках.
Простите, — сказал он, садясь в кресло. — Я с трудом выбрался. — Взгляд его остановился на кофейнике. — Свежий?
Она кивнула и налила ему кофе.
Что-нибудь серьезное?
Да нет. — Он сделал глоток, затем второй, поставил чашку, откинулся на спинку кресла и встретился с ней глазами. — Вот так-то лучше. А то дома я не успел.
А что случилось?
Он сделал еще один глоток, на этот раз более лениво, словно только сейчас возвращался в свое нормальное состояние.
Мой сынишка не в восторге от своей няни. Он не хотел, чтобы я уходил.
А я думала, дети всегда привыкают к своим няням. Она приходит к вам не каждый день?
Он любит вечерних нянь. Это школьницы, обладающие огромным запасом энергии и энтузиазма. Когда я ухожу на утренние заседания банка, мне приходится нанимать других. Эта достаточно добра, ответственна, но отношения с ним наладить не умеет.
Он, должно быть, очень привязан к вам?
Я все, что у него есть.
Нина подумала о матери мальчика, о том, что могло стать причиной ее смерти и помнит ли ее ребенок. Впрочем, расспрашивать об этом Джона она не собиралась. Это не ее дело.
Что будем заказывать, друзья? — спросила официантка, листая блокнот и держа наготове ручку.
Нине не требовалось смотреть меню. Как завсегдатай «Изи Овер», она и так неплохо его знала.
Мне, пожалуйста, фирменное блюдо Ронни. Яйца всмятку, бекон с хрустящей корочкой и сухой пшеничный тост. И к этому большой томатный сок. — Она проследила, чтобы официантка все записала, затем выжидательно повернулась к Джону.
А мне омлет, колбасу и ржаной тост с маслом, — помолчав, произнес он.
Сок? — предложила официантка.
Апельсиновый. Большой.
Продолжая записывать, официантка неторопливо удалилась. Джон уставил на Нину безмятежный взгляд.
Для такой миниатюрной девушки у вас зверский аппетит.
Это необходимость. Я редко прерываюсь на ланч, а обедать сегодня раньше восьми или девяти не придется.
Это не полезно для здоровья.
Она пожала плечами:
Ничего не поделаешь. Сейчас у меня самый оживленный сезон. Если я не сделаю большую часть работы, все пропадет, и с чем же я останусь? — С этими словами она взяла папку, стоявшую у ножки ее кресла, положила ее перед собой и открыла. — Вчера весь день я работала с цифрами. — Она взяла первый лист из папки, но прежде, чем успела передать его Джону, тот поднял руку:
Пока не надо.
Не надо?
Не за завтраком. — Он поудобнее уселся в кресле. — Я не умею заниматься делами до завтрака.
Но это деловой завтрак. Это означает, что мы едим беседуя. Нам еще не принесли наш заказ. Давайте займемся делами.
Но ее предложение осталось без ответа.
Нина хотела сказать, что незачем зря тратить драгоценное время, что если ей придется переходить от плана А к плану Б или В, их время истечет до того, как они придут к соглашению. И что дела лучше всего обсуждать утром, на свежую голову. Она хотела сказать, что им надлежит быть в банке в половине девятого, и, учитывая медлительность Джона и время, уже потраченное ими на пустую болтовню и заказы, в их распоряжении не более сорока пяти минут.
Ничего этого она не сказала, потому что спокойный властный взгляд Джона сквозь очки остановил ее. Она увидела, что глаза у него янтарного цвета, скорее не увидела, а вспомнила. Должно быть, это запечатлелось в ее подсознании с первой встречи.
Осторожно, с сердцем, бьющимся чуть чаще, чем несколько мгновений назад, она положила бумагу, откинулась на спинку кресла, сложила руки на коленях и задалась вопросом, о чем же с ним поговорить, пока не принесут заказ. Ей хотелось задать ему миллион вопросов: о его жене, сыне, интересе к книгам. Только все это ее не касалось.
Она привыкла беседовать. Она всегдабеседовала. Ее роль в жизни сводилась к тому, чтобы поддерживать свой бизнес в движении, одерживать победы над людьми, совершать продажи. Но она не знала, что сказать Джону.
Нина почувствовала неловкость и раздражение, когда он вдруг спросил:
Вы уже собрались?
Она с облегчением кивнула:
В основном да.
Вам наверняка кто-то помог.
Нет.
Он вопросительно выгнул бровь и покачал головой.
Неужели у вас нет толпы поклонников, сгорающих от нетерпения похвастаться своими мускулами?
Говорил он почтительно. С добродушным выражением лица. И все же ее не покидало чувство, что в глубине души он питает к ней неприязнь.