— Так вы нас за ней прислали? Чтобы мы забрали ее с собой?
— Да.
Мариам помолчала. Маленький смерч из песка и грязи танцевал на раскаленной от солнца улице. Море за рыбацкими домиками казалось почти черным.
— Заберите ее в Венецию.
Их взгляды встретились.
— Отдам свою лошадь.
Мариам взмокла, жилет прилип к спине. Она пошла к лагерю.
— Двух лошадей, синьор Бочелли! — крикнула через плечо. — Моя цена — две лошади!
— Целых две?
— Младенца ведь тоже надо взять.
Мужчина скривился и что-то невнятно пробормотал.
— Две так две.
Мариам кивнула:
— Сегодня ночью.
Елена посмотрела на девушку. В голове циркачки пронесся табун мыслей, но вслух она ничего не сказала. Акробатки устроили для «русалки» ложе из подушек. Девушка не двигалась, только прижимала к впалой груди грязный сверток, из которого время от времени раздавался тихий писк.
— Там малыш? — Елена удивленно взглянула на Мариам.
— Похоже, что да.
— Бедняжка! Что же с ней случилось?
— Никто не знает. Попалась в сети в открытом море. Если Бочелли сказал правду.
— Ты ему веришь?
— Кому? Этому скользкому типу? Конечно же, нет. Наверное, несчастную бросил муж или любовник, отец ребенка. А эти чушь городят…
— Они боятся?
— Да. Слишком сильно, чтобы оставить ее у себя и перестать кормить сырой рыбой…
Елена присела на корточки.
— Несчастное создание, — прошептала она, осторожно погладив девушку по голове, словно раненое животное, — не бойся, я тебя не обижу.
Но «морская нимфа» не пошевелилась, даже когда у нее забрали грязный сверток, обмыли раны на запястьях и щиколотках и переодели в чистую льняную сорочку. Она не протестовала, не пыталась сопротивляться.
— Боже, помоги ей, — сказала Елена, когда девушку привели в порядок, — у нее мозгов не больше, чем у малыша.
— Лохмотья надо немедленно сжечь.
Мариам подняла с пола тряпье, и оттуда неожиданно что-то выпало. Силачка нагнулась. Крохотная сумочка из розового бархата.
— Это еще что? — Она с удивлением показала находку Елене.
Та пожала плечами:
— Наверно, было спрятано под одеждой или зашито в сорочку. Посмотри, что там.
Мариам открыла сумочку и достала завернутый в ткань твердый круглый предмет размером с большое куриное яйцо.
— Что это?
— Пока не знаю. — Мариам развернула тряпицу и озадаченно посмотрела на Елену. — Камень.
— Что за камень?
— Обычный, галька с берега. Такое впечатление, — Мариам взвесила камень на ладони, — что его подобрали здесь, недалеко. Вот только зачем?
Силачка осматривала сумочку, а Елена взяла малыша на руки, развернула пеленки, больше напоминавшие лохмотья. И вдруг побледнела.
— Что с тобой, подруга?
— Только посмотри, — хрипло прошептала женщина, — это же… это… Синьор Бочелли не солгал.
Младенец был маленьким и хилым. «Чудо, что он до сих пор не умер», — подумала великанша.
Ребенок тихо лежал на руках у Елены. Казалось, жизнь теплится только в глазах, темно-синих, как море, из которого он появился. Крошечная грудка поднималась и опускалась — дитя боролось за каждый вдох, словно раненая птичка.
Там, где должны находиться ноги, у малыша была одна диковинная конечность, а вместо ступней — тонкая дырчатая плоть.
— Видишь! Русалка! Бочелли имел в виду не мать, а ребенка! Это и правда настоящая русалка!
ГЛАВА 4
Венеция, 1604 г.
— Он придет, ты же знаешь.
— Ода…
— Наверно, пьяный.
— А сама как думаешь?
— Кажется, такие вопросы называют риторическими, — донесся из полумрака голос куртизанки Констанцы Фабии.
— Сказал бы я тебе, как называют такие вопросы…
Джон Керью высунулся из окна и глянул на канал, протекавший возле дома.
— Смотри, а вот и он!
Керью молча наблюдал, как из-за поворота, словно разрезая острым носом тягучее черное масло, появилась гондола. Лампа на носу покачивалась, бросая на воду отблески. Но когда лодка подошла ближе, он не увидел на ней герба Левантийской торговой компании.
Над кроватью висел расшитый серебром балдахин, на стенах — гобелены, но комната казалась пустоватой. Пара богато украшенных росписью и резьбой сундуков да огромный резной буфет приютились по углам. Констанца сидела в ногах кровати за накрытым турецким ковром складным столиком. Джон подумал, что в этой поразительно огромной комнате женщина кажется еще миниатюрнее, чем она есть.
— Бога ради, сядь, — попросила Констанца и, перетасовав колоду, привычными движениями разложила карты. — Не поможет, — произнесла она без тени волнения, — и ты это прекрасно знаешь.
— Что не поможет?
Куртизанка посмотрела на Керью и сонно улыбнулась, словно ленивая кошка, но ничего не ответила.
— Давай погадаю, — сказала она чуть позже.
— Предскажешь мою судьбу? — Джон рассеянно дотронулся до длинного серебристого рубца, разрезавшего его лицо от скулы до уголка рта. — Увы, я прекрасно знаю свою судьбу. И твою тоже, если мы продолжим видеться.
Констанца и не подумала ответить. Долгое время тишину нарушало только шуршание карт и тихое потрескивание свечей в тяжелых серебряных канделябрах по обе стороны окна.
— Куда он отправился на этот раз? — спросила женщина.
— В какое-то ридотто[4] над винной лавкой. «Под знаком Пьеро», кажется.
— «Под знаком Пьеро»? — переспросила Констанца.
— Да, а что?
Повар впервые увидел обычно невозмутимую Фабию взволнованной. Они переглянулись.
— Пол в беде, — сказала женщина.
Керью снова отвернулся и вгляделся в канал. Над водой клубился туман.
— Или он убьет себя, или кто-нибудь сделает это за него, — бесстрастно продолжал Джон. — И этим кем-то вполне могу оказаться я.
— О, перестань. — Констанца тихо прищелкнула языком.
— Денег почти не осталось. Ночи напролет, представляешь… Не интеллектуальные состязания, в которые у него есть хоть маленький шанс выиграть, а азартные. Спустил состояние, играя в кости, и ради чего?
Куртизанка вновь перетасовала карты и ловко разложила веером: Башня, Солнце, Маг. Девятка дисков.
— Он несчастен.
— Несчастен? — с отвращением повторил Керью. — Думаешь, мне есть дело до этого? Вот что я тебе скажу, Констанца: он повредился рассудком.
— Сколько времени… — начала было Фабия, но собеседник прервал ее:
— …пройдет, прежде чем я его убью?
— Нет. — Она напряженно улыбнулась. — Долго он так себя ведет?
— Тебе это известно не хуже, чем мне. Три года, может, больше… С тех пор, как мы поселились в Венеции. Вернулись из Константинополя…
— С тех пор, как он потерял ту девушку?
— Девушку? Ну да.
— Сначала ведь все думали, что она погибла в море?
— Да, — мрачно подтвердил мужчина.
— А что случилось на самом деле?
Керью знал, что Констанца слышала все в подробностях. Пиндар сам рассказывал ей тысячу раз. Сейчас она спрашивала лишь из сочувствия.
— Девушку звали Селия Лампри, — ответил Джон. — Ее отец был капитаном одного из торговых кораблей компании. Мы думали, он потерпел крушение в Адриатике, но, похоже, судно захватили корсары. Они убили экипаж и пассажиров, а девчонку продали в рабство. Теперь она наложница турецкого султана.
Керью нажимал на веки, пока перед глазами не заплясали цветные пятна.
— Я видел ее там. Хотя потом тысячу раз казалось, что это был сон… А Пол… так и не встретился с невестой… Мы делали что могли… — Слуга помолчал. — А потом обо всем узнала валиде, мать султана. В общем, длинная история…
— Значит, девушка жива?
— О нет! Она умерла. Для него — умерла.
— Это горе, Джон, — медленно произнесла Констанца. — Все это из-за его тоски по ней.
— Горе? Нет.
— А что же тогда?
— Ярость.
— Как это?
— Он злится на самого себя.
Слова сорвались с языка Керью прежде, чем он успел додумать мысль:
— Злится, что не смог спасти ее.
— Пожалуйста, отойди от окна и сядь.
В голосе куртизанки звучала усталость.
— Тысячу раз говорила, это не поможет.
Мужчина прижался лбом к стеклу и на мгновение прикрыл глаза.
— Что не поможет?
Кажется, они уже говорили об этом, но Джон слишком устал. С отсутствующим видом он сжал кулак одной руки ладонью другой. Раздалось несколько щелчков.
— Смотреть в окно, ждать, — взглянула на него Констанца, — хрустеть костяшками пальцев. Ради бога, Керью!
Она отложила карты, подошла к сундуку, накрытому льняной салфеткой. Там стояли серебряный кувшин и два хрустальных бокала на тонких длинных ножках.
— Еще вина?
— Благодарю, не стоит. — Слуга Пиндара даже не открыл глаза. — Я в последнее время не чувствую вкуса.
Куртизанка наполнила бокал, поднесла к губам и внимательно посмотрела на мужчину поверх хрусталя.
«Немного вина тебе полезно, carissime[5] Керью», — чуть было не сорвалось с ее губ.
Женщина украдкой взглянула на собеседника: крепкое тело, длинные спутанные кудри, подозрительный взгляд. Таких обычно называют пройдохами. Образ нарушали потрясающе красивые руки, словно посеребренные множеством шрамов и ожогов. Если хотите узнать, что за человек перед вами, посмотрите на его руки. «Не так давно, друг мой, ты сам шлялся по проституткам и игорным домам, — размышляла Констанца, — из одной передряги попадал в другую. Кто бы мог подумать, что ты станешь так нянчиться с собственный хозяином?»
И, как и полагается мудрой женщине, оставила эти мысли при себе.
— Он скоро придет, — повторила Фабия.
— Обязан прийти. Если не доберется сюда раньше Амброза, значит, он… — Керью осекся.
— Что? — Констанца приподняла идеальную бровь.
— Исчез, вот что, — вздохнул Джон. — Погиб.
Женщина собиралась спросить, кто такой Амброз, но не успела открыть рот, как к мосткам под окном со скрипом причалила гондола. Послышались слегка раздраженные мужские голоса, потом всплеск, словно в воду бросили что-то тяжелое.
Констанца вернулась к столику. Вновь посмотрела на расклад: кубки, мечи, диски, жезлы. Маг. Сколько бы ни гадала ему, всегда выпадал Маг. Если Керью и заметил, что сегодня она далеко не такая уверенная, как обычно, то счел за лучшее промолчать. Голоса за окном утихли. Значит, гости прибыли не к ним.
— Dio buono![6]
— Думал, это он.
— Я тоже…
Собеседники посмотрели друг на друга, в глазах у обоих читалось одобрение.
— Тебе нечего бояться, Констанца, — заговорил Джон.
— Знаю. — Куртизанка отвела взгляд.
— Я не позволю ему…
— Полу?! Он никогда… Только не со мной…
Керью хотел было ответить, но передумал.
Меньше всего ему сейчас нужны новые расспросы об Амброзе, и так сболтнул лишнее. Мистер Джонс — часть его собственных интриг. Если все выяснится слишком рано, жди неприятностей. «Ну что ж, теперь ничего не поделаешь, — с содроганием подумал повар. — Амброз может стать моим спасителем или палачом. Или тем и другим, с моим-то везением в последнее время…»
Боже, долго еще ждать? Время от времени доносился знакомый чистый звон колоколов новой церкви Сан-Джорджо Маджоре на острове по ту сторону Гранд-канала. Значит, прошло еще четверть часа. В какой-то момент, уже глубокой ночью, Керью все же уснул. А очнувшись, обнаружил, что так и стоит у окна, а вокруг темно. Свечи догорали. Воск паутинками тянулся с массивных серебряных канделябров к озерцам жемчужной лавы на выложенном каменными плитами полу.
В противоположном углу Констанца склонилась над картами. Неужели она так и не сомкнула глаз? Джон присмотрелся к куртизанке.
Интересно, сколько ей лет? Его хозяин, Пол Пиндар, представитель Левантийской торговой компании, называл Фабию сфинксом, существом без возраста. Керью, человек куда более практичный, понимал, что ей должно быть далеко за тридцать или даже больше. Казалось бы, старуха, но…
Она вновь разложила карты. Констанце очень шел наряд византийской знатной дамы, который Пиндар подарил ей, в первый раз вернувшись из Константинополя: платье без рукавов, из алого дамаста, расшитое золотыми тюльпанами. Куртизанка носила его расстегнутым до талии. Под платьем виднелась легкая рубашка из тончайшего батиста с расшитым воротом и крошечными жемчужинами на рукавах. Никаких драгоценностей. Темные волосы свободно ниспадали на плечи. Керью подумал, что Констанца — единственная женщина во всем христианском мире, которую он уважает, причем с самой первой встречи. Настолько глубоко уважает, что даже не пытается представить, каковы на вкус ее губы, как пахнет ее тело… Ну, почти не пытается.
Женщина почувствовала взгляд и обернулась.
— Уснул все-таки.
— Не знаю, — потянулся он. — А ты?
— Я? Нет, — с улыбкой ответила Фабия.
— Как думаешь, зачем мы делаем это? Вопрос прозвучал неожиданно и для самого Керью.
— Кто знает? Потому что любим его? — предположила Констанца. — Потому что в нравственном отношении чем-то похожи?
Джон будто не заметил ее насмешливого взгляда.
— Не льсти себе, — мрачно ответил он. Констанца от удивления приоткрыла рот, а потом вдруг запрокинула голову и зашлась радостным звонким смехом.
— Вот видишь! За это я тебе погадаю. Куртизанка еще раз перетасовала колоду.
Выложила карты на столик и впилась в них взглядом. Диски. Она щелкнула языком.
— Ну, что там?
Женщина смешала карты, словно с трудом очнувшись от глубокого сна.
— Нет-нет, ничего. Давай попробуем еще раз. Перетасуй.
Керью перемешал карты и вручил ей. Фабия развернула колоду веером.
— Выбери одну и дай мне. Пока не смотри. Он послушно выполнил указания.
— Только не говори, что снова Шут, — попытался рассмешить ее Джон, хотя веселья не ощущал.
— Шут? — Куртизанка одарила Керью томной улыбкой. — Шут — это невинность и безрассудство. Не очень-то похоже на тебя. По крайней мере, что касается невинности. — На щеках Констанцы появились ямочки. Она посмотрела на карты, нахмурилась и протянула: — Любопытно…
— Ладно, не Шут, значит, Повешенный, — высказал повар предположение мрачным тоном.
«Потому что сейчас я себя чувствую именно так, — подумал он. — Как приговоренный к позорной смерти».
— Нет не Повешенный, хотя это далеко не самый плохой аркан. — Фабия держала в руке карту. — Повешенный часто означает перемены.
— К лучшему?
— По-всякому бывает.
— Что может быть хуже? Покажи наконец.
Керью протянул руку, но гадалка отдернула карту.
— Нет, рано. Я еще не решила.
— Что не решила?
— Каков ее смысл.
Некоторое время оба молчали.
— Говоришь, Пол поехал в «Знак Пьеро», — задумчиво сказала женщина. — Уверен?
— Еще как, — удивился вопросу Джон.
— Ладно, может, это ничего и не значит. — Куртизанка вновь смешала карты. — Он упоминал когда-нибудь Зуана Меммо?
— Нет, я бы запомнил, — покачал головой повар. — А кто это, твой друг?
— Друг? — рассмеялась Констанца. — Не думаю, что у Меммо вообще есть друзья. Он владелец дорогого ридотто. Очень дорогого. Там бывают мужчины, мальчики, иногда даже женщины. Слышала, там много чужеземцев. — Куртизанка предостерегающе посмотрела на Керью. — Не было недели, чтобы на его играх не проливалась кровь.
— Ты видела его на картах? — Джон кивнул на колоду.
Он не особенно доверял гадалкам, будь то Констанца или кто-то другой.
— Расклад неясный, — нахмурилась та. И задумчиво продолжила, словно разговаривая сама с собой: — Но почему ты, а не Пол… И Зуан Меммо…
Она вновь глянула на Керью.
— Слышала, в его новом ридотто скоро будет большая игра. Говорят, победитель получит тот самый алмаз, о котором столько слухов.
— Что за алмаз?