– Надолго? – с радостным сочувствием спросил Зарецкий.
– Не знаю. Может быть, навсегда. Звал меня с собой.
– А учеба?
– Поэтому я и осталась. Хотя не уверена, что поступила правильно.
– Жалеешь о своем решении? Не надо… – Зарецкий нежно опустил руку на ее плечо. – Лика… у тебя еще будет время и на Канаду, и на большую любовь.
Он на своей машине довез расстроенную Лику до дома.
– Спасибо, что подвезли… – поблагодарила она.
– Спасибо, что выбрали нашу авиалинию, – в тон ей ответил Зарецкий. – В офисе можешь больше не показываться.
– Андрей… Я… Вы… меня увольняете? – испугалась Лика.
– Я хотел сказать: до экзамена в офисе не появляйся.
А сдашь экзамены – милости просим, – улыбнулся он и подумал, как она, по его мнению, должна была подумать: шеф влюбился – надо ковать железо, пока горячо. Но Лика совершенно искренне удивилась:
– Но как же не показываться! Сейчас столько работы! Вы один не справитесь. А материал я в прошлом году вызубрила и целую зиму занималась. И осень, и весну. А экзамен действительно лотерея… Вот не пройду, и вы меня уволите.
– Все в твоих руках! – намекнул он и по-отечески посоветовал: – Лика, ты все-таки еще позанимайся, чтоб комар носа не подточил, лады?
– Лады… – вздохнула она, не чувствуя его намека.
Из машины по дороге домой Зарецкий позвонил доценту Дроздову и попросил сделать ему два одолжения: протолкнуть в институт Лику и провалить Раису Кислицину.
– А это еще почему? – удивился Дроздов.
– Из стратегических соображений.
***
У Галановых Насте жилось неплохо. Ирина угадывала все ее незатейливые желания, отменно кормила, приговаривая: «Вам с малышом надо очень хорошо питаться», сама все делала по дому. Самое главное – много говорила о будущем малыше, называя его своим. И Насте это было особенно приятно.
– Спасибо вам. Вы такая… без вас бы я пропала, – благодарила Настя.
– Глупости. А завтра пойдешь на работу, я тебе с собой курочку вареную заверну. И бульончик в термосе.
– Я как раз поговорить хотела… Про завтра… Мне нужно будет отлучиться на пару часов… В загс… Надо подать заявление… на развод.
– Он не будет препятствовать? – не сдержала испуга Галанова.
Он считает, что ребенок не от него. Я ему сама так сказала, – грустно ответила Настя. – Так что теперь он со мной разведется с превеликой радостью.
– Это же замечательно!
Настя с удивлением посмотрела на Ирину, и та спохватилась, поняв, что сказала лишнее.
– Я хотела сказать… Хорошо, что развод будет быстрым, без нервотрепки. Тебе нельзя нервничать.
Вечером, когда Настя ушла в свою комнату, Ирина сказала мужу:
– Завтра отвезешь меня на рынок пораньше… А то мне не управиться…
– А что у нас завтра? – насторожился Сергей Александрович, видя нездоровое возбуждение жены. – Ты мне не говорила…
Ирина подсела к мужу, шепотом, чтобы не услышала Настя, объявила:
– Завтра у нас – поездка в загс. Настя разводится с мужем.
– А тебе зачем туда?
– Я должна поддержать ее. Надо проследить, чтобы муж не смог с ней поговорить. Подписали заявление – и до свидания.
– Ира, это не наше с тобой дело. Мы приютили Настю… Мы помогаем ей. Но ее отношения с мужем нас не касаются. В ее положении ей лучше помириться с мужем, – приводил разумные доводы Сергей Александрович.
– Разве он может стать нормальным отцом? Он… он даже не хочет этого ребенка! – возмутилась Ирина.
– Тогда тем более необходимо поговорить с ним, попытаться его переубедить. Ребенку нужна не только мать, но и отец…
– И они у него будут. Помнишь, когда нам сообщили, что у нас никогда не будет детей… а я сказала тебе: «Если очень-очень хочешь… и если долго-долго ждешь… если сильно-сильно веришь… ребенок будет». И я оказалась права.
Галанов спорить не стал, предложил:
– Ириш, давай попьем чайку, – и незаметно бросил в ее чашку таблетку сильного снотворного.
***
Поездку в загс Галанова проспала, а когда днем проснулась, поначалу и забыла о поездке. Через полчаса пришел вызванный Сергеем Александровичем пожилой психиатр, за десятилетие болезни Ирины ставший уже другом семьи.
Втроем сели пить чай. Ирина ни о чем другом не говорила, как только о будущем «ее ребенке». Мужчины осторожно поправляли: ребенок Насти… Она вдруг согласилась, но было ясно, что внутри Ирина непоколебимо оставалась на камне своей болезненной веры.
Потом психиатр выписал рецепты, и Галанов пошел его провожать. На улице врач сказал:
– На нее плохо влияет вся эта ситуация с вашей беременной жиличкой. Кто она такая?
– Вы же помните эту историю… – с беспокойством начал Галанов. – Мы взяли из детского дома девочку, а потом… вернули, потому что оказалось, Ирина беременна. А потом у Ирины случился выкидыш. Настя… та самая девочка, которую мы хотели удочерить. Она сейчас в затруднительном положении. Я думал, мы хоть как-то загладим свою вину…
– Вот беда-то, – покачал головой психиатр. – Если вы не хотите, чтобы все вернулось… Понимаете, Ирина перевозбуждена, ей нужен покой.
– Вы считаете, что… Настя не должна у нас жить?
– Ох, как неразумно вы поступили, – только и ответил врач. – Не знаю даже, что теперь лучше: жить ли ей у вас или все-таки подыскать девушке другое жилье… И то, и другое может спровоцировать сильное ухудшение психического состояния супруги. Пока присматривайте за Ириной, следите, чтобы она принимала все лекарства.
Когда Галанов вернулся в квартиру, жена плакала:
– Я забыла про развод, Сереженька! Почему ты мне не напомнил? Теперь она уйдет к мужу, наша Настенька, с нашим ребеночком…
Но вскоре вернулась хмурая Настя. Молча она прошла в свою комнату. Галанова оживилась, осторожно приоткрыла дверь и ласково спросила:
– Настенька, ты развелась с ним?
– Он сказал, что жаждет увидеть штамп о разводе в своем паспорте, – отрезала Настя. – Развод через месяц.
***
После нескольких поездок на фабрику Люба категорически отказалась заниматься делами и предложила сделать на мужа доверенность. Гриша отказался, но волей-неволей взял на себя руководство, разрываясь между фабрикой и складом. Когда Калисяк представил бухгалтерские отчеты – оказалось, что их объем на порядок превосходил складскую документацию. Возвращаясь домой, Гриша всякий раз докладывал Любе, что дела фабрики в запущенном состоянии, но та отвечала, что так и думала, и прибыли семье Жилкиных не видеть, как собственных ушей. А после этого она еще жаловалась Наталье Аркадьевне, что Гриша стал каким-то алчным. Хочет иметь много денег…
Чтобы разобраться в отчетности, Гриша решил нанять бухгалтера, а пока…
– Зачем Прорва купил линию для разлива воды? – удивлялся он.
– Чтобы разливать воду, – отвечал Калисяк.
– А почему линия до сих пор не работает?
– Из-за отсутствия воды. Речь идет об уникальной родниковой воде. Вам это должно быть известно лучше меня.
– Мне? – сделал огромные глаза Гриша.
Ну как же! Платон Лобов ведь ваш тесть? Он и зарубил проект. Потому что эта чудо-вода находится под лобовским садом. Вот в этой папке – вся документация. Продать землю Лобов не захотел. Шеф ему предлагал хороший вариант. Все без толку, только инфаркт заработал. Вот такие пироги: шеф на том свете, машины стоят на складе и ржавеют. А воды как не было, так и нет.
Калисяк и внушил Грише, что успех работы фабрики напрямик зависит от воды Лобовых.
Гриша явился в Бережки и стал вентилировать вопрос через Леню. Леня ничего утешительного не сказал, лишь сообщил, что отец никогда не продаст свою землю. Но самое плохое было то, что сад и земля под ней принадлежали теперь Насте.
Выяснив про воду, Гриша завел другой разговор с Любой.
– Фабрика может быть очень прибыльной! И тебе придется вникать в ее дела!. Потому что это касается твоих родителей. И их сада… Не делай такие глаза! На земле твоих родителей, как раз под садом, есть прекрасная, можно сказать, минеральная вода…
– Странно… Родители ничего об этом не говорили…
– Еще одна семейная тайна, – разозлился Гриша. – А ты поговори с ними. Если у нас будет эта вода… Ты не представляешь, какие это перспективы!
– Гриша, даже не проси… Об одной семейной тайне… Гриш, а по-другому как-нибудь нельзя?
– Нет, нельзя! Все расчеты Прорвы строились вокруг этой воды! Автоматическая линия уже закуплена. Не хватает только воды… Прибыль будет огромная! Знаешь, сколько офисов в Москве? И все заказывают воду. Мы задавим конкурентов себестоимостью. Нам-то она достанется, считай, даром! Что плохого в том, что я хочу сделать фабрику рентабельной?
– А что плохого в том, что я уважаю решение родителей? Они этого не хотели…
– Они не хотели, чтобы это делал Прорва! И в этом ничего удивительного. А теперь фабрика принадлежит тебе…
Наталья Аркадьевна внимательно следила за разговором. Когда Гриша ушел спать, Люба спросила у нее:
– Вы заметили? Для Гриши деньги стали важнее всего.
– Это не так, Люба, – чуть подумав, ответила свекровь. – Как всякий мужчина, он старается обеспечить свою семью.
– Думаете, я к нему несправедлива?..
– Думаю, что у вас начинается тяжелый период жизни. Каких еще не было…
– Да что вы! – отмахнулась Люба. – Я Гришку знаю как облупленного. Его надо правильно корректировать – и порядок!
***
Родиона Козловского Гриша теперь почти совсем не видел и старался с ним не разговаривать – участки их работы на складе были разграничены, и каждый занимался своим делом. Волей-неволей пришлось разговориться, когда Гриша стал потихоньку таскать в складской офис пухлые тома фабричной документации и потихоньку разбираться в них.
– Правильно делаешь, что сам все проверяешь. Людям нельзя верить, – сочувственно сказал Козловский, наблюдая за совладельцем. – Гляжу, хорошую тачку я тебе привез: директорского ранга… Что скажешь, хозяин?
– Я не хозяин, – сухо ответил Гриша, не отвлекаясь от своих бумаг.
– Будешь!
– Сколько раз тебе повторять, фабрика принадлежит Любе.
– Это формальность. Главное – кто у руля… Если тебе понадобится помощь, то я… Ты же знаешь, у меня большой опыт…
Гриша поднял наконец голову и выразительно посмотрел на Козловского.
– Гриш, ну что ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию! – обиженно произнес тот. – Я же вижу, что ты зашиваешься, а у меня есть пара-тройка идей, как сделать твою фабрику суперрентабельной и…
– В прошлый раз, когда ты так говорил, меня чуть в тюрьму не упекли, – перебил его Гриша. – Оставь свои идеи при себе.
– Ладно… – согласился Козловский, зная, что пробьет и его час.
***
Вскоре оказалось, что на фабрике нечем платить зарплату рабочим.
– Денег нет, – объяснил Калисяк.
– Как нет? Куда же они делись? И почему я узнаю об этом последним?
– Во-первых, бухгалтер вам уже докладывала о временных затруднениях. Во-вторых, я не хотел беспокоить вас раньше времени. Надеялся, что деньги на счета поступят…. Но пока что-то не сложилось, – рассудительно сказал Калисяк, потом сбился на упаднический тон. – Эх, ладно: не хотел вам говорить… думал, все образуется. Но если уж совсем откровенно, дела наши плохи.
Гриша оторопел и даже сел в столь им нелюбимое директорское кресло, для значимости.
– Юрий Демьянович, ты же сам говорил, что наши соки и джемы не хуже, чем у других, а в чем-то – даже лучше…
– Плохая конъюнктура, – просто ответил Калисяк.
– А чего это она вдруг так поплохела?! – завелся Гриша. – Юрий Демьянович, ты мне сказки не рассказывай! Учти, я не первый день в бизнесе! Ты же сам говорил, что у фабрики был приличный доход – и что же с теми деньгами случилось?
– Распоряжался деньгами Вадим Борисович, царствие ему небесное, мое дело было – только исполнять… Пожалуйста, смотрите документы, там все отражено. Он заказал у немцев машины…
– Какие машины? – подозрительно спросил Гриша.
– Разные. Для удаления косточек, сепараторы… На ремонт сколько ушло. Вот эти инвестиции все и съели.
Гриша помчался в бухгалтерию. Там подтвердились худшие подозрения: непродуманные инвестиции, платежи опаздывают, фабрика лишь со своими джемами и вареньями не может конкурировать с подобными в округе, вот если бы лобовскую воду достать…
Гриша, недолго думая, распорядился:
– Пожалуйста, составьте списки наших работников, и все, что возможно, выдайте. Да. И повесьте объявление, что долг по зарплате будет погашен в течение двух недель… Это мои проблемы.
– А списки работающих для чего? Увольнять будете? – спросили в бухгалтерии.
Гриша перестал изучать пухлые тома на складе и весь день просидел мрачнее тучи. Козловский весь день крутился у него на глазах.
– А как у нас с деньгами? – вдруг спросил Гриша.
– Неплохо. Аскольд так клиентов уламывает – просто песня! Но тебе теперь наши успехи как мелкие облачка?
– Мне деньги нужны. Можно, я возьму из общей кассы? Отдам в следующем месяце… – стараясь говорить бодро, попросил Гриша.
– Хочешь еще фабричку прикупить? Небось деньги шапкой гребешь.
– Скоро с этой шапкой пойду Христа ради просить, – вдруг признался Гриша.
– Быть такого не может! У Прорвы фабрика работала отлично, а развалить ее так быстро – даже ты не смог бы… – сказал Козловский, чувствуя, что становится «горячо». Увидев испепеляющий Гришин взгляд, поправился: – Шучу, шучу.
– Сколько я уговаривал Любу принять наследство… Но эта фабрика скоро оставит нас без штанов. Вот какой я молодец!
Гриша, помяни мое слово: тебе впаривают туфту, а ты уши развесил! Соглашайся, пока я добрый: посмотрю документы – найду, кто на фабрике воду мутит.
– Да почему ты так уверен, что сможешь разобраться и этого… который ворует, поймать? – внутренне Гриша уже согласился с предложением Козловского.
– Гриша, ты знаешь, кого в казино нанимают, чтобы ловить разных мухлевщиков? Самых лучших шулеров, которые на этом деле зубы съели. Между прочим, платят им большие деньги. Вот и я… Ты же знаешь, в махинациях я целую стаю собак съел!
– Один раз ты меня уже кинул… мордой об забор…
– Виноват! Дай кровью смыть позор… как штрафнику на фронте.
– Ладно. Только очень тебя прошу: чтоб случайно никого понапрасну не обидеть, об этом не должен знать никто, кроме нас с тобой.
– Гриша, об этом даже мы с тобой знать не будем.
***
Старшего Жилкина теперь трудно было застать дома: его жизнь теперь была работа, работа, одна работа… Помочь никто не хотел, но домашние стали все чаще предъявлять к нему претензии. Наталья Аркадьевна не выдержала и однажды за ранним завтраком, за которым только и можно было застать сына, поставила вопрос ребром:
– Гриша, скажи, тебе что дороже: фабрика – или семья? Люба, дети, я, наконец…
Гриша растерялся, перестал жевать, так и застыл с набитым ртом. Дальше Наталья Аркадьевна произнесла заготовленную проповедь:
– Ты в самом деле не видишь, что все стало другим: разговоры, отношения, даже смотрите вы с Любой друг на друга теперь по-другому. На детей у тебя вообще нет времени. Гриша, зачем тебе все это нужно? Ну, не нажили палат каменных – так что же? Большинство так живет…
Зато у вас была такая семья – очень многие позавидовали бы.
– Почему была? Есть… – тихо возразил Гриша.
– И все это ты разрушаешь сам, своими руками. С чем же ты останешься, Гришенька? – Наталья Аркадьевна, не слушая сына, взяла заключительный аккорд.
***
На фабрику Гриша поехал в подавленном настроении.
Весь день он думал о материнских предположениях, в результате на склад не заехал, а помчался в больницу встречать после дежурства жену.
Застав его сидящим в коридоре на банкетке, Люба испугалась:
– Господи, что случилось? Почему ты в больнице?
– У меня здесь любимая жена работает, – он поднялся ей навстречу.
– Наталья Аркадьевна в порядке? А ребята? – недоверчиво спросила она.