– Я скажу ей, что вы хотите ее видеть, – сказала миссис Эббот, поправив кружевную салфетку на туалетном столике, прежде чем выйти из комнаты.
– Но она, возможно, задержится. Она так предана своей семье. К малышу она относится отлично, но это не идет ни в какое сравнение с ее безрассудной любовью к мистеру Рэндолфу.
Как только дверь за миссис Эббот закрылась, Ферн упала на подушки и застонала от боли. Когда войдет Роза, она снова будет притворяться, что никаких болей нет, но сейчас лучше полностью отдаться страданиям и признать, что грудь чертовски болит.
(Ничтожество, тебе повезло, что ты не сломала себе шею.)
Глупо было удирать от Мэдисона. Ведь он не сказал ей ничего такого, что ей уже говорили другие. Нет, сказал.
(Почему ты так боишься признать, что ты женщина?)
Вообще-то она могла легко опровергнуть это обвинение. Она делала всю мужскую работу, так почему бы ей не одеваться, как мужчина? Так она объясняла это другим. Но истинная причина была глубоко спрятана в ее сердце. Каким-то образом Мэдисон за это утро все понял.
А, может, не понял. Возможно, это были случайные слова. Ей надо было притвориться, пропустить их мимо ушей, и тогда он бы забыл о них. А если бы повторил еще раз, тогда бы она ему ответила.
Да, но ведь кроме этого он обнимал и целовал ее.
Может быть, он прикинется, будто этого не было, но сама она никогда не забудет, что он с ней делал. Даже сейчас, вся в синяках и ушибах, она чувствовала его тело, прижатое к ее собственному, ощущала его поцелуй на своих губах. Одна мысль об этом вызывала у нее чувство панического страха.
Но тогда, перед тем как в панике бежать от Мэдисона, она испытала нечто такое, о чем никогда не забудет. Это случилось как раз после того, как он обнял ее, и Ферн еще не успела испугаться. Да, ей было приятно, она должна признать это. Странное, сладкое волнение овладело ею, как будто она нашла что-то дорогое, но давно утерянное.
Однако радость от находки исчезла почти моментально. Больше такое не повторится. Мэдисон никогда не станет опять целовать ее. Она этого не хочет. Определенно.
В дверь тихонько постучали, и вошла Роза. Ферн восхищалась, как грациозно двигалась эта беременная женщина, которая к тому же выглядела совершенно счастливой, всем довольной и абсолютно здоровой.
– Миссис Эббот сказала, что вы хотели меня видеть. Что? Стало хуже?
Ферн улыбнулась, делая вид, что с ней все в порядке.
– Иногда болит, но теперь уже не слишком. Я привыкла к ушибам. Когда ты проводишь всю жизнь в седле, этого не избежать, верно?
– Вам удобно? Может быть, положить еще одну подушку? Вы улыбаетесь, но по глазам видно, что страдаете от боли.
Ферн поняла, что Роза дала ей свои собственные подушки, а, возможно, подушки сына или мужа. Только чтобы ей было удобно. Как она могла не оценить такую женщину. Роза практически не знала Ферн, и, кроме того, Ферн считалась врагом семьи Рэндолфов.
– Я знаю, могло быть и хуже, – сказала Ферн, бодрясь и изо всех сил стараясь выглядеть повеселей. – Трои бы сказал, что так мне и надо, не буду в другой раз скакать, как пижонистый янки.
Она сразу покраснела после этих слов. Не нужно было упоминать имени Троя.
– Я не говорю, что Мэдисон ездит верхом, как пижон. Это я упала с лошади, а не он. Где он научился так хорошо ездить? – спросила она из чистого любопытства. – Я думала, он приедет на ранчо в коляске или в фургоне. Но он, оказывается, умеет ездить верхом, как будто полжизни провел в седле.
– Спросите его сами, – сказала Роза. – Думаю, он будет счастлив поговорить с вами опять и расскажет, где обучался верховой езде. Это отвлечет его от всех забот, связанных с делом Хэна.
– Сомневаюсь, что он захочет говорить со мной, – сказала Ферн. – Если даже я попрошу его об этом, но я не стану просить.
Роза посмотрела на нее вопросительно.
– Мы с ним плохо начали, – произнесла Ферн. – Теперь уже дело не поправишь.
Только слегка расслабившись, Ферн начала понимать, с каким напряжением она ждала упреков Розы, которых, на удивление, не последовало. Ее еще более удивило то обстоятельство, что она почувствовала потребность доказывать, будто Мэдисон был, собственно, не виноват. А еще совсем недавно она была уверена в обратном.
Роза улыбнулась доброй, дружеской улыбкой, давая понять, что Ферн может успокоиться: никто не станет осуждать ее… даже, если она в чем-то виновата.
– Мужчины в клане Рэндолфов славятся тем, что у них есть твердые убеждения, от которых они ни за что не хотят отступать, – сказала Роза. – Все, что нужно делать, – это не поддаваться им. Как только они начинают понимать, что имеют дело с сильным человеком, умеющим за себя постоять, они превращаются в джентльменов и готовы даже ублажать женщину, с которой поначалу не хотели считаться.
Ферн не могла себе вообразить, как Мэдисон мог бы ублажать ее. Скорее всего, он просто будет не замечать ее.
– Я сначала считала его неженкой.
– И ошиблись, не так ли?
Выражение лица Розы было серьезным, но Ферн заметила смешинки в ее глазах. Ферн кивнула.
– Не знаю, что Мэдисон делал после того, как уехал в Бостон, – говорила Роза, – но вырос он в Техасе среди лошадей и года три пас коров.
Она должна была догадаться. Было бы глупо думать, что у Джорджа и Хэна может быть брат, который не умеет ездить верхом.
– Если будете с ним правильно обращаться, увидите, какой он джентльмен.
Ферн почувствовала, что беспокойство возвращается к ней.
– Ничего не выйдет. Я хочу, чтобы Хэна повесили, а Мэдисон стремится вытащить его из тюрьмы.
Ферн не удивилась, когда увидела, что дружелюбное выражение на лице Розы исчезло. Грусть отразилась в ее взгляде, как будто Хэн был ее собственным сыном.
– Мне жаль вашего двоюродного брата. Я потеряла мать и отца, поэтому я знаю, что значит терять близкого человека. Но я знаю Хэна уже пять лет и уверена, что он не убивал Троя.
– Он убивал других людей, – заметила Ферн. – Все, включая шерифа Хиккока, говорят, что Хэн самый опасный человек в Абилине.
– Я знаю. С двенадцатилетнего возраста он был готов убивать, чтобы выжить самому. Но, в сущности, он такой же добрый, как и Джордж.
– Не думаю, что мы когда-нибудь найдем общий язык по этому поводу.
– Я тоже так считаю. Но это не помешает нам дружить, не так ли?
Роза начинала вести переговоры. Она прощупывала почву. К своему большому удивлению, Ферн обнаружила, что хочет ответить на вопросы Розы. Прежде с ней такого не бывало. Может быть, Роза была первой женщиной, которая не старалась изменить ее и принимала такой как есть.
Роза интересовала Ферн. Она была единственной женщиной в клане Рэндолфов. Она не только выжила среди них, но явно процветала и была счастлива. Все ее уважали. Больше всего Ферн нравилось в ней то, что Роза всегда оставалась сама собой.
Ферн тоже выжила, но не процветала. Она не была счастлива. Она вела борьбу не на жизнь, а на смерть за то, чтобы ее уважали. И никто не любил ее такой, какой она была. Даже ее родной отец.
Больше всего интересовало Ферн в Розе то, что, хотя она и была довольно привлекательной женщиной, ее жизненный успех имел мало отношения к внешним данным.
Ферн хотела знать, в чем ее секрет.
– Это ваша одежда теперь на мне? – спросила Ферн. Как только она пришла в себя, она увидела, что на ней розовый кружевной халатик, в котором она чувствовала себя не очень удобно.
– К сожалению, у меня нет ничего вашего размера, – сказала Роза, – ведь вы гораздо выше меня ростом.
– Дело не в этом, – сказала Ферн, трогая тонкую шелковистую материю халата. – Я чувствую себя не в праве носить ваши вещи.
– Не думайте об этом. У меня дюжина всяких рубашек и халатов. Когда у вас такой живот, в них только и можно ходить.
– Я чувствую себя неудобно в халате. У меня их никогда не было.
– Я бы чувствовала себя неудобно в штанах, – сказала Роза. – Кто к чему привык.
– Можно мне надеть мою одежду?
– Нет, пока вы не выздоровеете, нельзя.
– Мне кажется, эта боль никогда не пройдет.
Ферн удивилась, что призналась в этом Розе.
Никому другому она, конечно, не сказала бы про страшную боль, которую постоянно испытывала. Даже от отца бы скрыла. А как насчет Мэдисона?
Ему, может быть, и сказала бы. Ему не страшно признаться в своей слабости. Он утешать не будет. Она улыбнулась. Утешать ее и не надо. Он думает, что она станет винить его во всем. Ее интересовало, какие доказательства он предъявит, чтобы убедить Ферн, что виновата на самом деле она, а не он.
Она вспомнила в этой связи о его теориях относительно того, что не Хэн, кто-то другой убил Троя. Ее улыбка погасла. У них постоянно будут разные цели. Если Мэдисон освободит Хэна из тюрьмы, она никогда не простит ему этого. Лучше всего для них обоих было бы сделать следующее: ему сесть на поезд и уехать в Бостон, ей – сидеть дома.
– Что, так и будешь молчать? – говорил Мэдисон Хэну, когда терпение адвоката уже готово было лопнуть. – Речь идет о твоей шее.
Хэн не сказал ни слова. Он просто смотрел на Мэдисона и все.
– И не гляди на меня с такой ненавистью, – сказал Мэдисон. – Не обязательно любить адвоката для того, чтобы разговаривать с ним.
Хэн отвернулся. Теперь он уставился в стену.
– И ты вовсе не обязан прощать меня за то, что я уехал, когда мать умерла.
Хэн не пошевелился, но Мэдисон видел, как напряглась его спина.
– Может, ты и прав. Возможно, я струсил тогда и уехал. В любом случае, теперь это уже не имеет никакого значения. Сейчас нужно думать только о том, как спасти тебя от смерти.
Но Хэн и на этот раз не повернулся и не начал разговаривать.
– О’кей. Как хочешь. Ты всегда считал себя чертовски правым во всем, а остальные вокруг тебя постоянно были неправы. Но, послушай меня, Уильям Генри Хэррисон Рэндолф. Делать то, что ты презираешь, быть постоянно не самим собой – неправильно. В итоге это вывернет тебя на изнанку и лишит энергии. В тебе есть много хороших качеств, но ты слишком упрям и не хочешь прощать людям. Ты предпочитаешь ненавидеть, а не любить. Ты скорее заимеешь против кого-то зуб, чем простишь человека. У тебя есть принципы, которых ты придерживаешься, но ты не хочешь думать о том, что эти принципы могут погубить твоего ближнего.
Ты можешь сказать, что в свое время я поступил неправильно. Я могу, пожалуй, с тобой согласиться. Но я не умер внутри, – сказал Мэдисон и ткнул пальцем себя в грудь. – Я еще умею чувствовать. И я чувствую, что ты не убивал Троя Спраула. И я докажу это, черт побери! Будь я проклят, если тебя повесят.
А ты знаешь, почему я так хочу, чтобы ты не умер? Не только потому, что не желаю быть безучастным свидетелем того, как моего брата убивают за поступок, которого он не совершал. Я хочу, чтобы ты понял: презираемый тобой брат, который бросил тебя, когда тебе было только четырнадцать лет, вытащил тебя из петли. Я хочу, чтобы ты благодарил меня за это. И ты будешь меня благодарить. Тебе будет отвратительно делать это, но ты ведь упрямый, и ты заставишь себя благодарить меня за это.
А знаешь, что я сделаю, когда ты, наконец, произнесешь слова благодарности? Я пошлю тебя к черту.
Тишина. Хэн не сказал ни слова. Он не пошевелился даже. Он сидел и смотрел в стену. Мэдисон вышел из тюрьмы.
Идя по улице, он весь просто трясся от гнева. Он и не ожидал, что братья встретят его с распростертыми объятиями, но не думал, что они только и будут делать, что укорять его. Роза, кажется, единственный человек здесь, который рад его приезду.
Проучить их всех, что ли? Сесть на поезд, уехать в Бостон и уже больше никогда не видеть своих братьев. Но он знал, что никогда не сделает этого. Те же чувства, которые заставили его покинуть Бостон и с риском для себя приехать в Канзас для встречи с братьями, не позволяют ему теперь уехать отсюда, пока дело не разрешится каким-либо образом. Он знал, что, в сущности, он приехал, чтобы разобраться с братьями. Суд Хэна был только предлогом. Он приехал бы все равно, нашлась бы другая причина.
Его удивляло, почему неприятие его братьями причиняет ему такую боль. Раньше он не страдал от одиночества. Он был своим в семье Фредди, но чувствовал, что его собственная семья всегда примет его, если он только этого захочет.
Теперь он не был в этом уверен.
Он пожал плечами. Ничего, он что-нибудь придумает. Он всегда находил выход из всяких трудных ситуаций. Но не сегодня. Сейчас нужно, пожалуй, пойти проведать бунтаря в овчине и коже. Он говорил себе, что ему было плевать на ее состояние. Он ни в чем не виноват. Он говорил себе и другие вещи, все из которых были абсолютно правильными, но ничто не отменяло того факта, что он шел к ней, потому что он хотел видеть ее. Как он ни старался, он не мог забыть ее тело, прижатое к его собственному, свои губы, целующие ее нежную кожу, ее груди.
Он говорил себе, что не стоит волноваться из-за того, что она так влечет его к себе. Все равно из этого ничего не выйдет. Ему кажется, что она ему нравится, но это просто иллюзия. Через несколько недель он вернется в Бостон и забудет о ней навсегда.
– Ей здорово повезло, – говорила Роза Мэдисону, – она могла бы разбиться насмерть.
Джордж и Роза сидели на крыльце, когда Мэдисон подошел к дому Эбботов. Уильям Генри играл возле них.
– Я пытался остановить ее, – сказал Мэдисон, садясь на стул.
– Я не слишком хорошо знаю вас обоих, – сказала роза, но мне думается, вы в основном провоцировали друг друга, а потом пытались помириться.
– Кажется, это моя проблема в отношениях с другими людьми тоже.
– Я полагаю, с Хэном у тебя ничего не вышло, – сказал Джордж.
– Он не хочет даже говорить со мной.
– Я схожу к Хэну, – сказала Роза.
– Бесполезно, – ответил Мэдисон, – он все еще злится на меня за то, что я тогда уехал из дома.
– Мне плевать, что он злится, – сказала Роза, медленно вставая на ноги, – нет смысла отказываться говорить с тобой, если ты хочешь помочь. Присматривай за Уильямом Генри, Джордж. Он исчезает так быстро, как это делал ты, когда был маленьким.
Джордж начал было говорить что-то, но Роза не стала его слушать.
– Это самая упрямая, твердоголовая семья из всех, какие я только знала. В нормальной ситуации я еще могу кое-как это терпеть, но не тогда, когда смерть угрожает Хэну.
– Надень шаль, – сказал Джордж, – вечером становится прохладно.
Она вошла в дом.
– Почему ты не остановишь ее? – спросил Мэдисон.
– А ты считаешь, что тебе удалось бы это сделать?
– Нет, но…
– Вот и я не могу.
– Я не понимаю, – сказал Мэдисон. Джорджу, кажется, все всегда подчинялись, даже их отец.
– Ты и не поймешь. У тебя нет опыта. Я и сам раньше не понимал, но она мне все разъяснила. Если кто и заставит Хэна заговорить, то это Роза.
Роза вышла из дома.
– Есть ли что-то, о чем ты особенно хотел бы знать? – спросила она Мэдисона.
Мэдисон не мог понять, как эта маленькая женщина заставит Хэна сотрудничать, если все его уговоры и даже угрозы не имели успеха.
(Может быть, вот так же и Ферн покоряет тебя.) Но Мэдисон еще пока в этом себе не признавался.
– Мне нужно знать, куда он ехал той ночью, кто мог его видеть, и где он находился, когда убили Троя Спраула. Если я смогу доказать, что он был где-то еще, а не на месте убийства, тогда все остальное уже не будет играть никакой роли. Если же я этого не смогу доказать, я должен буду искать убийцу Троя. Мне нужно знать все, что Хэн знает об этом парне в мельчайших деталях.
– Я сделаю все, что смогу.
– Как там она? – спросил Мэдисон, кивнув в сторону дома.
– Иди сам посмотри, – ответила Роза, и ее лицо посветлело. – А ты, Джордж, будь наготове. Судя по тому, что произошло между ними за последние двадцать четыре часа, через три минуты может начаться перестрелка.
Мэдисон уже начал было вставать, но снова сел.