И что же видит смекалистый и любознательный паренек?
Так! Сегодня Леночка надела голубые штанишки, а вчера были желтые. А какие на Тамаре? Для ответа на этот вопрос достаточно было подойти к Тамаре. Плохо было только одно. Девчонки быстро раскусили сущность изобретения и нажаловались классухе. Крах предприятия был скорым и ужасным. Всех стахановцев вызвали к директору. Снятие зеркал напоминало отдирание наград с гимнастерок разжалованных орденоносцев. С той лишь разницей, что виновные должны были сами совершать над собой экзекуцию.
Но поражение не подавило прогрессивную мысль. И пацаны придумывали другие способы удовлетворения своего естественного интереса. Хотя, само собой, высшей степенью познания предмета оставалось желание, мечта, надежда, что когда-нибудь найдется девушка, которая позволит пареньку погладить ее именно там, погладить так, чтобы это изделие волнительно зашелестело под его вздрагивающими пальцами.
И Сашка дожил до такого счастья.
Итак, Сашкина ладонь достигла края девичьих трусиков и замерла. В ту же секунду на его руку легла Наташина ладонь. Что означало: «выше — ни-ни».
И Сашка повиновался. Сегодняшний успех казался ему неописуемым триумфом. Он даже забыл основной постулат — требовать чуть больше, чем позволяют.
Они продолжали целоваться, и его стреноженная рука покорно лежала на завоеванной территории. Захотелось воздуха. И Сашка прервал поцелуй. Наташа тоже вдохнула так, словно вынырнула из морских глубин.
Теперь надо было разговаривать. Но слов не было.
Ее глаза, нос, губы — все это было совсем рядом.
Сашка стал целовать ее нос и щеки мелкими, частыми поцелуями.
— Наташа, я люблю тебя, — выдавил он из себя.
Ого!
— Я знаю, — тихо ответила Наташа.
Здрасьте! Рушились все каноны. Она должна была отвечать «и я тебя» или еще лучше «я тебя тоже люблю», а тут — «я знаю». Ну и что, что ты знаешь? Ведь не новости по телику смотришь! В голове все смешалось. Хотелось прямо так и спросить: «А ты меня любишь?» Но Сашка почему-то теперь робел.
Он вновь потянулся к ее немного припухшим губам, и они стали опять целоваться.
Если бы в эту минуту ему сказали: «умри за Наташку», то он бы умер.
Глава 3
С этого дня в их отношениях открылась новая, чудесная страница. Теперь Сашка имел право ласкать Наташины ноги под юбкой и даже трогать ее там, повыше. От этих ласк захватывало дух. Почему-то стало катастрофически не хватать времени. Стоило им сесть за стол, якобы, чтобы учить уроки, как тут же они начинали обниматься. Казалось, проходило совсем немного времени, и вдруг вежливый стук в дверь сообщал им, что пора…
О, боже, оказывается, прошло уже три часа!
А казалось, минут тридцать, не больше.
Может, братан нарочно подводил часы?
Нет, он, как оказалось, такого придумать не мог.
Прошло несколько недель и выяснилось, что обниматься, сидя на стульях, крайне неудобно. У Сашки все чаще стучало сердце от одной мысли, что вот, совсем рядом, стоит диван, на который можно (в перспективе!) усадить Наташу. Почему-то в Петькиных байках все девчонки сами буквально с первого раза прыгали в его кровать, а тут пределом мечтаний были обычные скрипучие стулья.
Действительно, не мог же он сказать Наташе: «Пойдем на диван!»
Сто процентов, что она спросит: «Зачем?»
И что отвечать?
И Сашка понял. Нужен был повод.
И мысль пришла.
Он трудился весь вечер. Но Наташа словно не заметила его трудов. Она, как всегда, сразу уселась на свой любимый стул. Сашка сел рядом. Курс алгебры оказался по обыкновению кратким, благо, на учебнике так и было написано — «Краткий курс алгебры». Позанимавшись, они стали целоваться. Но теперь у Сашки была проблема, нужно было как-то обратить ее внимание на его работу. Но Наташа никуда не смотрела. Вообще, целуясь, она слегка прикрывала глаза. И Сашка решился.
— Смотри, какие у меня фотки, — гордо сказал он.
— Где? — словно очнулась девушка.
— Вон, — и Сашка показал взглядом в сторону дивана.
Наташа посмотрела. Все пространство над диваном было превращено в домашнюю стенгазету. Чтобы с ней ознакомиться, нужно было подойти поближе. В этом и заключалась Сашкина эротическая хитрость. Словно кролик, загипнотизированный удавом, Наташа встала со стула и подошла к дивану. Сашка скромно стал сзади.
Он был готов давать комментарии, словно художник на персональной выставке.
Чего только не было на стене! И Майкл Джексон, и Пугачиха, и Апина, и На-на, и Расторгуев, и Сталлоне, и сам Сашка в различные годы жизни. Фото были и большие, и маленькие. Сашка предусмотрел и это. Чтобы лучше рассмотреть те, что поменьше, нужно было придвинуться совсем близко, а еще лучше влезть на диван. Например, встать на него коленками. Это и было Сашкино ноу-хау.
И приманка сработала.
Наташа подошла к дивану вплотную. Сначала они рассматривали те фото, что были побольше. Затем Сашка решил подать хороший пример и влез коленями на диван и стал комментировать фото поменьше. Наташа осталась стоять рядом. Но ей уже было плохо видно. И тогда Сашка стал тыкать пальцем в совсем маленькие фотографии.
— Ничего не могу рассмотреть, мелко, — капризно сказала Наташа.
— А ты влезай сюда, — ответил ей Сашка.
Так, запросто. Как будто это был их общий диван.
При этом он собрал в своем голосе все возможное на данный момент простодушие.
И Наташа, слегка смутившись, влезла коленками на диван. Теперь они опять были рядом, и сердце Сашки едва не выскакивало из груди. Слегка, почти по дружески, он обнял Наташу за плечи. При этом свободной рукой он продолжал делать свои поясняющие движения. Правда, соображал он уже плохо.
— Спокойно, спокойно! — стучало в левом ухе.
— Давай, ну, что же ты, — хрипел кто-то Петькиным голосом в правом.
— Не торопись, не спеши! — это опять в левом.
— Заваливай ее, она уже готова! — раздавались в правом ухе советы бывалых.
— Не спугни девичьего доверия! — назидательно шипели в левое ухо.
Сашка немного вытянул руку и почувствовал под пальцами Наташину грудь, чашечку ее лифчика. Он обнял ее сильнее и прижал к себе. Теперь ему было не до фоток, он поцеловал девушку в щеку, затем в губы и стал осторожно и бережно заваливать ее на диван. К его великому удивлению Наташа совсем не противилась, более того, она как-то странно засмеялась. Мелким и тихим смехом. В итоге они легли. То есть, не то чтобы уж совсем, нет, а как-то так, полулежа, что ли. Но это было немыслимо! Наташа, его девушка, лежала на его диване! И он был рядом с ней! Фантастика!
Но, видимо, этот день был отмечен в небесной канцелярии каким-то особым знаком. Потому что после долгих и жарких поцелуев, когда Сашка в очередной раз прошептал в ушко Наташе, что он ее любит, она вдруг сама поцеловала его и, погладив по голове, тихо прошептала: «Я тебя тоже люблю, Сашенька».
Так и сказала! Ну, класс!
От этих ее слов, Сашку словно взорвало. Он стал жадно и торопливо целовать Наташу, а его шаловливые руки будто зажили своей жизнью. Казалось, кто-то другой управлял ими, Сашкиными руками. И, видимо, он превысил свои полномочия. В какой-то момент Наташа крепко схватила его за руки (да она сильная!), и он прекратил свою бурную, спонтанную атаку.
— Перестань, пусти, ты с ума сошел, — тихо и обиженно прошептала Наташа.
— Да, кажется. Сошел, — жарко дыша, согласился Сашка.
Он немного отодвинулся от девочки, скосил взгляд вниз, увидел ее всю, и вдруг какое-то тихое, светлое чувство зародилось в его душе. Он понял, что она как-то по-новому доверяет ему, что она не опасается его напора, что они теперь несоизмеримо ближе, чем прежде. И ему стало ее жаль. Да, да, это была именно жалость, ему неожиданно захотелось защитить ее и пожалеть. Защитить — хотя бы от себя самого.
— Прости меня, — прошептал он хриплым голосом.
Затем он стал аккуратно поправлять ее юбку, словно это вовсе и не он минуту назад так бессовестно задирал ее кверху. Когда рамки приличия удалось хоть как-то восстановить, он поднял глаза и встретил ее взгляд. Легкое удивление, вот что увидел он на ее лице. Сашка поцеловал Наташу.
— А дверь ведь не заперта, — усмехнулась Наташа.
— И правда, не заперта, — сказал Сашка.
Он сел на диван, Наташа последовала его примеру. Они еще поцеловались. Затем она встала, подошла к зеркалу, взглянула на себя, ахнула и стала поправлять прическу, что-то там шевелила и двигала в одежде.
— Сколько вреда я тебе причинил, — улыбнулся Сашка.
Он был горд собой.
Наташа встряхнула волосами. Сашке нравилось это ее движение.
Он все так же сидел на диване. Ему было хорошо.
Глава 4
Но все равно, хотелось большего. Хотя теперь было можно многое.
Наташа позволяла ему все более смелые ласки, и Сашка словно пьянел от степени дозволенности. Получалось так, что вроде бы и запретов не было. То есть, запреты, конечно, были, но ими, запретами, теперь заведовал Сашка.
Казалось, что Наташа доверяет ему совершенно безоглядно.
Теперь им приходилось запирать дверь на внутренний замок, если они были дома у Сашки, или на шпингалет, если в комнате у Наташи. Однако это было не очень удобно. Слишком красноречиво смотрел на них Сашкин брат, когда они наконец открывали двери. Да и Наташкиному отцу это было явно не по душе. Очевидно, потому, что на их физиономиях было кратко изложено то, чем они только что занимались. Алгеброй, чем еще. Краткий курс.
Когда погода благоприятствовала, они гуляли вечерами на улице. Собственно, как гуляли? Бежали на стадион, там было тихое местечко, защищенное от ветра и дождя, а главное, там никто не шастал и можно было сидеть на лавочке и целоваться до одури. Сашка усаживал Наташу к себе на колени, расстегивал ее пальто, оно было таким длинным… Зато, расстегнув пальто, Сашка совсем терял голову от вида ее короткой юбки и высоко обнаженных ног. Наташа почти не противилась, когда он пускал свою разгоряченную руку туда, вверх, под кромку ее тонкой юбки. При этом они целовались и целовались. И он двигал и двигал рукой — осторожно и трепетно. Сашка чувствовал, что Наташе совсем не безразличны его ласки, она как-то по-особому шевелилась на его коленях.
О, это все было так здорово!
Однажды он набрался смелости и тихо спросил:
— Наташ, тебе приятно, когда я так делаю?
— Как? — спросила она, словно не понимая, о чем он спрашивает.
— Так, — и Сашка прижал сильнее указательный палец.
— Ой! — прошептала Наташа.
— Так — что?
— Что?
— Не притворяйся! Ты поняла, что я спрашиваю!
— Как тебе не стыдно!
— Почему мне должно быть стыдно? Я просто хочу знать, тебе приятно или нет.
— Спрашивать такое — стыдно.
— А делать?
— И делать стыдно.
— Но мы же делаем.
— Не мы, а ты.
— Здрасьте! Вроде ты тут и ни при чем!
— А что я?
— Ну, чьи ноги я глажу?
— Наташины.
— А зачем?
— Не знаю.
— Ага! Не знаешь! Чтоб тебе было приятно.
— Надо же! Какой ты труженик. А я и не знала.
— Вот я и хочу знать.
— Что?
— Хочу знать, может, тебе неприятно.
— Тогда бы я тебе этого не позволяла.
— А по-человечески не можешь сказать: «Саша, мне приятно!»?
— Не могу.
— Почему?
— Ты дурачок. Я стесняюсь, неужели не понятно?
Гордость распирала Сашкину грудь.
Теперь, во время сексуальных баек в школьном туалете, он все также помалкивал, но с удовлетворением отмечал про себя, что он уже не последний в списке на ликвидацию безграмотности. Это Петька придумал такое название своим лекциям. По части описания пережитых эмоций от тихих ласк Сашка вполне мог тягаться с Петькой, тем более что тот, похоже, этому уделял мало внимания. Основной лейтмотив его рассказов сводился к завершающей стадии любви, а вот здесь Сашка был полным профаном. Но он чувствовал, что они с Наташей медленно, но уверенно идут к цели. И это было немного страшновато. Он не сомневался, что Наташа еще девочка, что у нее никого не было. Собственно, она сама ему об этом откровенно сказала.
Как-то уже под Новый Год Наташа пришла к нему, а дома опять не было ни матери, ни братана. Они должны были вернуться поздно вечером.
Осознание того простого факта, что им никто не мешает, а главное, что в их распоряжении столько времени, осознание этого до предела обострило их чувственность. Традиционные внутренние Сашкины тормоза, на которых прежде держались их отношения, похоже, отказали.
Он долго возился с ее одеждой, ввиду зимы Наташа упаковалась так тепло и основательно, что никакая пурга ей не была бы страшна. Сашка никак не мог разобраться с ее поясом для чулок, его вроде бы можно было и не снимать, прежде они обходились без этого, но сегодня Сашке захотелось, чтобы пояс не мешал. Поэтому он попросил Наташу, и она, рассмеявшись, помогла ему.
Господи, оказывается, он снимался вниз, как и трусики.
А вот трусики с Наташи Сашка еще никогда не стаскивал. Под резинку руку запускал, и много раз. Почти каждое свидание девочка позволяла ему это делать. Причем Сашка удивлялся, что, когда они сидели на стадионе, то получалось совсем иначе по сравнению с тем, когда они делали это стоя.
Например, в темном подъезде ее дома. Он прижимал Наташу к стене и трогал ее рукой там, прямо по голому телу, под пальцами были кучерявые волосики, Сашка пытался двигать ладонь ниже, девочка охала, сжимала коленки, но вот тут он и применял тот метод, который так неудачно использовал когда-то у вешалки. Он продвигал свою ногу между ее ног, и теперь его ладонь была дерзка и свободна. До сих пор это была самая смелая ласка, которую они освоили. Безотрывно целуя ее, он проводил пальцем вдоль влажной щелки и пару раз едва не взвыл от восторга, когда влажные губки вдруг раздвигались, пропуская его палец внутрь, неглубоко, но все же внутрь. Наташа при этом громко стонала и почти бессильно провисала на его руках.
— Что с тобой, что? — спрашивал Сашка испуганно и убирал руку.
— Не знаю, — отвечала Наташа, немного помолчав.
Они оба жарко и глубоко дышали. Сашка удивлялся — почему-то дрожали колени.
И вот теперь они были одни, они были у него дома. Наташа сидела на диване, а Сашка стоял рядом, на полу, на коленях и нежно гладил ее голые ноги.
Нет, ее ноги не были полностью голыми, она была в чулках, но они уже были отстегнуты, а пояс для чулок лежал рядом на стуле, как первый трофей.
Сашка сминал кверху ее короткую юбку, ласкал ладонями ее бедра и двигал к ее животу свою голову. Наташа гладила его короткие волосы и что-то тихо шептала. Сашка словно не слышал ее. Одна лишь мысль стучала ему в голову, и он не удержался и высказал ее.
— Наташа, можно я с тебя сниму?
— Что? — спросила она.
— Твои трусики.
— Ты с ума сошел. Нет, конечно.
— Почему?
— Ни почему.
— Но ты ведь разрешаешь себя там трогать, почему нельзя снять?
— Ты бессовестный, это совсем не нужно, — Сашка увидел, как она волнуется.
— Это мне нужно.
— Зачем тебе это?
— Хочу посмотреть, — соврал он. Неправда, он хотел и смотреть, и трогать.
— Сходи в кино и посмотри.
— Что мне кино, мне ты нужна.
— Нельзя.
— Почему? Хочешь, ты на меня тоже посмотришь? — он ужаснулся от этой мысли.
— Сашка, ты совсем чокнулся что ли? — он увидел, что Наташа покраснела.
— А что? Ты ведь моя жена, — «господи, что я несу?» — подумал он про себя.
— Еще женилка не выросла, — улыбнулась Наташа.
— Выросла! И ты это знаешь. Могу доказать, — глухо сказал Сашка.
— Не надо. Верю.
— Наташа!
— Что?
— Я хочу снять с тебя трусики, — он смотрел ей прямо в глаза.
— Ты дурачок! Ну зачем тебе это?
— Наташа! Пожалуйста! — он задвигал рукой под ее юбкой.
— Саша, не надо! Ну зачем? — прошептала она жалобно.
— Потому что я тебя люблю. Ты ведь тоже меня любишь, позволь мне это.
До сих пор эти слова были как пароль, как пропуск. Наташа никогда не говорила «да», но Сашка знал, что после таких слов, как правило, было можно совершить попытку и преодолеть очередной рубеж.