Ее снова охватил страх. Грейс легла в постель, вспоминая последнюю встречу с Нейпиром.
«Мне двадцать шесть лет, мистер Нейпир, — сказала она, — и я отчаянно хочу иметь семью. Итан предложил мне войти в его семью и стать матерью для его дочерей. Возможно, даже иметь собственных детей. Я бы сделала все, чтобы сберечь это».
Даже для ее собственных ушей эти слова звучали косвенным обвинением. Нейпир наверняка запечатлел их в своей черной папке, чтобы использовать против нее. Неудивительно, что Рутвен приказал ей ничего не говорить. Порой у нее возникало ощущение, что единственное, что удерживает ее от нервного срыва, — это его доверие и сила. И сегодня, когда ей на мгновение почудилось, что она может потерять это доверие, она чуть не сломалась.
Но его вера придала ей сил. Иногда Грейс казалось, что все, что произошло между ними, было предопределено судьбой. Собственно, Рутвен так и сказал при их первой встрече. Возможно, она начала верить в это просто потому, что ей больше не на что опереться в жизни. А может, она вообразила это, чтобы оправдать неодолимое влечение, которое испытывала к Рутвену. Рэнс, как всегда, был недалек от истины.
Вздохнув, Грейс встала и собрала вещи. Затем направилась по коридору в комфортабельную ванную и долго отмокала в горячей воде. После ванны она попыталась читать потрепанный томик «Дней муз», который нашла в библиотеке Рутвена. Но вскоре отложила книгу, найдя ее слишком сложной для понимания.
В десять вечера она легла спать, но только для того, чтобы беспокойно ворочаться в постели, не в состоянии заснуть, прислушиваясь к крикам констебля. После очередного выкрика: «двенадцать часов и вокруг все в порядке» — она резко села на постели, уверенная, что не все в порядке и что это никак не связано с Нейпиром.
— Мисс Готье? — пробился через ее затуманенное сознание тоненький голосок.
— Том? — Она откинула одеяло. — Что случилось?
— Тедди заболел, — донеслось от изножья ее кровати.
Грейс уже вскочила с постели и надела домашние туфли.
— Заболел? — спросила она, схватив халат. — У него болит живот? Или голова?
— Его тошнит. Может, вы посмотрите, что с ним? И не говорите маме. Пожалуйста.
Грейс схватила его за руку и устремилась к двери.
— Том, ты же знаешь, что я не могу обещать этого, — сказала она. — Тедди что-нибудь съел неположенное? Пожалуйста, ничего не скрывай от меня.
Но Том не мог сказать ничего определенного.
Спальня мальчиков располагалась через две двери. Тедди сумел зажечь лампу и теперь лежал, свернувшись в клубок на постели. При ее появлении он поднял голову и попытался сесть.
— Мне уже лучше, — сообщил он.
Грейс поспешила к нему.
— Тедди, что произошло? — спросила она, сев на край его постели. — У тебя температура?
Тедди отвернулся. Незаживший шрам казался особенно ярким на фоне его побледневшего лица.
— Меня вырвало, — сказал он. — А теперь я чувствую себя хорошо. Честно.
Передок его ночной рубашки был и вправду испачкан, но в голосе мальчика было больше притворства, чем ей хотелось бы слышать от ребенка. Все еще обеспокоенная, Грейс убрала волосы с его лба, чтобы убедиться, что у него нет жара, и обнаружила, что они измазаны какой-то липкой субстанцией.
— Тедди, дорогой, что это? — спросила она. — Думаю, тебе лучше сказать мне.
— Он съел дядины конфеты.
Оглянувшись, Грейс увидела Тома, который устроился на соседней кровати, подтянув колени к подбородку.
— Конфеты? — переспросила она.
Том только пожал узкими плечиками, указав на пол, где стоял старый ночной горшок, извлеченный из-под кровати, где его держали, очевидно, для подобной надобности.
Грейс встала и подняла над ним лампу. Горшок на треть был заполнен бледно-желтой массой, среди которой виднелись сгустки чего-то подозрительно похожего на плавленый сахар.
Или леденцы.
Лимонные.
Грейс прижала ладонь к своему лбу.
— Тедди, ты не мог.
— Мог, — возразил Том.
— Ябеда, — буркнул Тедди. — Ты тоже ел.
— Я съел двенадцать штук, — отозвался Том. — И меня не стошнило.
Грейс повернулась к нему, все еще держа лампу.
— А сколько съел твой брат?
Том снова пожал плечами и указал на пустую коробку на ночном столике.
— Остальное, — просто сказал он.
Грейс поставила лампу и схватила коробку.
— О, Тедди, — прошептала она. — Целую коробку?
Тедди прижал ладонь к животу.
— Наверное, — мрачно сказал он. — И все вышло наружу.
Грейс снова села на постель.
— Том, принеси своему брату чистую ночную рубашку. — Она повернулась к Тедди. — Иди сюда, я посмотрю, что у тебя с волосами.
Мальчик нагнулся вперед. Светло-русые волосы слиплись вокруг растаявших леденцов, неведомо как попавших в его волосы.
— О, Тедди, — вздохнула она. — Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы встать и позволить мне сменить простыни?
Тедди, смирившись с судьбой, выскользнул из постели.
К счастью, вымазанной оказалась только подушка. Видимо, мальчик заснул с леденцами во рту. Грейс с трудом сдержала смех, вспомнив ужас леди Аниши при виде целой коробки леденцов, которую купил Рутвен. Видимо, она предчувствовала размеры бедствия.
Тедди, казалось, прочитал ее мысли.
— Вы скажете маме? — поинтересовался он с несчастным видом.
— Мне придется, дорогой, — отозвалась Грейс. — Она твоя мать, а ты очень болен.
— Я уже выздоровел, — возразил он с тяжелым вздохом.
Грейс приложила ладонь к его лбу и не обнаружила жара. Мальчик, похоже, действительно пришел в себя. Но в комнате было прохладно, а камин погас.
Она быстро сменила наволочку и протерла лицо Тедди.
— Пойдем в кухню, — сказала она, взяв его за руку. — И попробуем вытащить эти липучки из твоих волос.
Рука об руку они проследовали по коридору и спустились вниз. Дверь одной из комнат была неплотно прикрыта, и из щели струился свет. Это был кабинет Рутвена, где Грейс еще ни разу не была. Когда они проходили мимо, дверь приоткрылась и одна из кошек выскользнула наружу.
Внутри на кожаном диване полулежал Рутвен в облаке дыма. Его глаза были полузакрыты. На столике перед ним стоял поднос с графином и пустым бокалом. Облаченный в свободную рубаху и белые штаны, он казался полностью расслабленным.
Грейс быстро протащила Тедди мимо, распознав наконец запах, исходивший порой от сюртука Рутвена. Похоже, не только Тедди злоупотреблял сегодня вечером, и кое-чем куда менее безвредным, чем леденцы.
— Дядя Эдриен опять выглядит странно, — прошептал Тедди, когда они двинулись дальше.
— Ш-ш, — предупредила Грейс. — Он устал. У него много забот. — И он тоже, если верить его сестре, страдает бессонницей, что, возможно, объясняет усталость, написанную у него на лице.
В кухне она посадила Тедди на кухонный стол и стянула с него ночную рубашку. Здесь было значительно теплее, чем наверху.
— Ты не должен бояться своего дядю, — сказала она, бросив рубашку и липкую наволочку в корзину для грязного белья. — Он просто не выспался.
— Он никогда не спит, — сказал мальчик. — И я его не боюсь. Просто вы новенькая. Я подумал, что это вы можете испугаться.
Грейс взяла кочергу и опустилась на колени перед плитой.
— Господи, Тедди, — сказала она, разворошив затухающее пламя. — С чего ты взял, что я боюсь лорда Рутвена?
Мальчик пожал худенькими плечами.
— Его все боятся, — отозвался он. — Кроме меня. И Тома. Но все слуги боятся, кроме Хиггенторпа.
— Какая чепуха. — Грейс наполнила таз теплой водой. — С какой стати кто-нибудь будет бояться твоего дядю?
— Потому что у него есть какой-то Дар.
Грейс оглянулась через плечо.
— Какой Дар, Тедди?
Тедди зажал обе руки между коленями.
— Не знаю, — пробормотал он. — Просто он у него есть. Я слышал, как мама сказала, что она не понимает, почему шотландцы называют это Даром, хотя это не что иное, как проклятие.
— Проклятие? Как это Дар может быть проклятием?
— Не знаю, — отозвался мальчик. — Просто из-за этого слугам не разрешается прикасаться к нему. А миссис Хеншоу говорит, что ее помощница никогда не смотрит дяде в глаза, иначе он узнает, когда она умрет.
— Обычный вздор, который болтают слуги, Тедди. — Грейс поставила таз на стол и достала из шкафчика кусок сала.
— Это еще зачем? — поинтересовался мальчуган с подозрительным видом.
— Вотрем немного в твои волосы, — объяснила она, — чтобы было не больно вычесывать липучку. А потом вымоем их с мылом и высушим перед огнем, прежде чем укладывать тебя в постель. Не хватает еще, чтобы ты простудился.
Пламя в очаге разгорелось, освещая кухню теплым золотистым светом. Грейс потянулась к голове мальчика, когда заметила у него на предплечье странную отметину.
— Что это, Тедди?
— Ничего.
Грейс пригляделась. Неровные, смазанные линии, при всей небрежности, вызвали отклик в ее памяти. Она видела этот знак раньше, и не на фронтоне клуба.
— Да нет, это рисунок, — возразила она. — Ты сам сделал его?
Плечи мальчика поникли.
— Это всего лишь чернила, — сказал он. — Они смоются.
Грейс подняла его руку, вглядываясь в рисунок, смутно напоминавший фамильный герб. Но вместо щита его украшал картуш с крестом посередине, который — при некотором воображении — можно было принять за скрещенные перо и меч. Такой же символ был выгравирован на золотой булавке для галстука Рутвена. Не хватало только букв внизу.
— Зачем ты нарисовал это на руке, Тедди?
Он снова по-детски пожал плечами.
— У некоторых людей бывают такие рисунки.
— У кого например?
— У дедушки, но он умер, — сообщил мальчик. — А что в этом такого?
Действительно. Это был всего лишь рисунок, а комната достаточно согрелась, чтобы приступать к купанию.
— Ладно, Тедди, — сказала Грейс. — Нагнись над тазиком.
Спустя полчаса она сидела в любимом кресле миссис Хеншоу, которое она придвинула к огню, с полусонным мальчиком, облаченным в чистую ночную рубашку, на коленях. Его короткие волосы почти высохли. Слава Богу, их не пришлось отрезать. В последний раз взъерошив его прическу, Грейс встала и вышла из кухни, держа мальчика на руках.
— Я могу и сам идти, — сонно запротестовал он. Затем уткнулся головой в ее шею и заснул.
Из кабинета Рутвена все еще струился свет. Заглянув внутрь, Грейс увидела, что тот все так же полулежит на диване в облаке дыма, с закрытыми глазами.
Когда они вернулись в спальню мальчиков, Том уже крепко спал. Уложив его брата в постель, Грейс погасила лампу и направилась в свою комнату, сказав себе, что Рутвен не ее забота. К тому же она понимала, что спуститься вниз сейчас означало бы напрашиваться на неприятности.
Однако, взявшись за дверную ручку, девушка помедлила. Она могла бы по крайней мере открыть окно, чтобы проветрить комнату, и посоветовать маркизу лечь в постель.
Спустившись вниз, Грейс осторожно вошла в кабинет. Это была красивая уютная комната, пожалуй, самая экзотическая в доме, с книжными полками и произведениями искусства, привезенными с Востока. На столе горела лампа с прикрученным фитилем.
Набравшись храбрости, Грейс закрыла за собой дверь и бесшумно двинулась по роскошному ковру, мягкому, как весенняя трава.
— Милорд? — шепнула она.
Его глаза сразу открылись, хотя веки казались отяжелевшими, а взгляд — затуманенным.
— Грейс, это вы? — тихо отозвался он.
— Уже почти час ночи, — сказала девушка, заткнув графин пробкой. — Что вы здесь делаете?
— Медитирую, — ответил Рутвен.
— Как это?
— Думаю о том… как не думать, — пробормотал он.
— Мне кажется, вам лучше лечь в постель, — мягко предложила она.
— Зачем? — Его взгляд стал отсутствующим. — Я не могу спать.
Грейс нагнулась, взяв еще дымящийся окурок из серебряной пепельницы.
— Но вы же не можете всю ночь пить и курить, — сказала она. — Неудивительно, что выглядите таким измученным. Что это, кстати?
Уголок его губ приподнялся в улыбке, подчеркнув темную щетину, проступившую на его щеках и подбородке.
— Это, милая Грейс, сигарета.
— Я догадалась, — улыбнулась девушка. — И полагаю, что это название придумали французы. Но хотелось бы знать, что в ней?
— Турецкий табак, — невозмутимо отозвался маркиз.
— И что еще?
— Травы.
— И только?
Он пожал плечами.
— И шарас.
— Вы хотели сказать, гашиш? — мягко укорила она. — Очевидно, забыли, что я немного повидала мир.
— Возможно, — обронил мужчина, словно бросая ей вызов.
Грейс не стала спорить. Вместо этого она переставила поднос на стол и села на оттоманку напротив него, так что их колени почти соприкасались. Как ни странно, она впервые воспринимала его как обычного человека — очень красивого и очень опасного, но обычного.
Рутвен сидел, полностью расслабившись, скрестив под собой ноги, в свободной рубахе из золотистого шелка с серебряными нитями, перехваченной в талии широким черным поясом. В таком виде он выглядел бы вполне уместно на пиратском корабле с кривой саблей за поясом или в гареме, взирающим на своих наложниц.
— Послушайте, — тихо сказала она, стараясь не смотреть на его широкую грудь, видневшуюся в вырезе рубахи. — Зачем вы это курите?
— Это успокаивает меня. — Сонно улыбнувшись, он указал на деревянную шкатулку, стоявшую на его письменном столе. — Ночь только начинается, попробуйте и вы, моя дорогая.
— В этом нет нужды, — сказала она. — В воздухе достаточно этого зелья, чтобы лишиться сознания.
Он выгнул бровь.
— Боитесь, моя милая Грейс?
— Я не ваша, — возразила она. — И я не боюсь. Но вам следует подумать о мальчиках, а не рассчитывать на то, что ночью они спят и ничего не узнают.
Подобная мысль явно не приходила Рутвену в голову. Он нахмурился.
— Это не должно продолжаться, — сказала Грейс, начиная испытывать легкое головокружение. — Я открою окно, чтобы проветрить комнату.
Она сделала движение, собираясь встать, но Рутвен схватил ее за запястье.
— Зачем вы пришли? — тихо произнес он с угрожающими нотками в голосе.
— Отпустите меня!
— Нет! — В его дыхании смешались запахи бренди и зелья, которое он курил. — Вы пришли сюда по собственной воле. Вы знаете, что я не собираюсь ложиться в постель. Один, во всяком случае. И вы знаете, что я не совсем трезв. Так зачем?
Грейс попыталась выдернуть руку, но он не позволил.
— Я всего лишь хотела помочь…
— Неправда, — мягко возразил Рутвен. — Лгите мне, если вам от этого легче, Грейс. Но не обманывайте себя.
Он был прав. Его всевидящие глаза, казалось, проникали в ее сердце и видели, чего она хочет на самом деле. Их губы разделяли несколько дюймов, ее тело тянулось к нему, а внизу живота возникло мучительное томление.
Господи, как же она дошла до этого?
Грейс неуверенно облизнула губы.
— Наверное, это судьба… — промолвила она.
И поцеловала его.
Глава 10
Вкус соблазна
Рутвен повернул голову и ответил на ее поцелуй с неспешной чувственностью. Грейс словно опалило жаром. Задохнувшись, она приоткрыла губы. Он застонал и проник языком ей в рот, исследуя его глубины. По ее телу растекалось тепло, опускаясь все ниже, пока не достигло вершины бедер.
Затем одним гибким движением, отнюдь не медлительным, Рутвен перетянул ее на себя, так что она оседлала его колени с задравшимся выше колен пеньюаром.
— Если это судьба, Грейс, — тихо произнес он, — то пусть она свершится. Мы не можем ей противостоять.
В ответ девушка обхватила ладонью его щеку и закрыла глаза. Маркиз прерывисто вздохнул, и ее словно окатила теплая волна, омыв с головы до ног и отхлынув назад, как морской прилив. Нечто похожее она испытала, когда он коснулся ее лица в их первую встречу, казавшуюся теперь такой далекой.
Рутвен запустил пальцы в ее волосы и притянул к себе, приникнув к губам в долгом, пьянящем поцелуе. Когда он оторвался от нее, Грейс вся дрожала.