Этого она уж никак не ожидала. Грейс медленно поднялась, бросила на скамью полотенце и сняла перчатки.
– Вы говорили, что убежать отсюда невозможно.
Снова на его лице появилась сардоническая улыбка.
– Невозможно.
– Но вы ведь пробовали?
– Я сбегал отсюда три раза за одиннадцать лет. Когда я убежал из поместья впервые, мне было восемнадцать лет. Это все объяснялось приступом моей болезни. После этого четыре года я не мог ни читать, ни писать. Даже с трудом ходил. Чуть позже я пережил еще несколько приступов болезни.
– А потом? – спросила она, с грустью представляя себе беспомощного сумасшедшего, мечущегося в четырех стенах.
– С тех пор приступы не возобновлялись.
Грейс сделала шаг к маркизу.
– Получается, целых семь лет без всяких приступов. Думаю, что вы уже вполне здоровы, – мягко сказала она и осторожно, смущаясь, протянула к нему руку.
– Вряд ли, – бодро, но в то же время не слишком уверенно проговорил он. Руку Грейс он не оттолкнул, а, наоборот, взял обеими ладонями и крепко сжал. Так сильно, что Грейс даже стало немного больно. – Не знаю точно, здоров ли я.
Страх, с которым Мэтью жил постоянно, вдруг сделался осязаемым, и Грейс ощутила его почти физически. И этот страх был порожден не жестокостью лорда Джона, а ожиданием того, что собственный разум может подвести его, стать предателем. Что его сознание навсегда погрузится в хаос, в темноту. От жалости у Грейс сжалось сердце.
Маркиз увлек Грейс под навес теплицы и усадил рядом с собой на скамью.
– Люди моего дядюшки схватили меня в трех милях от поместья. Они ни мгновения не сомневались в том, что я сошел с ума. Меня связали, и в таком состоянии я пролежал несколько дней, обуреваемый злостью и ненавистью. Именно эти чувства и сводили с ума.
Мэтью положил их сцепленные руки на свое бедро, и Грейс изо всех сил старалась не замечать приятной твердости его мышц, просачивающегося в нее тепла.
– После этого лорд Джон покрыл стены чем-то вроде лака. Теперь на них вообще нельзя вскарабкаться. Они стали скользкими как лед.
– Я успела это заметить, – со вздохом проговорила Грейс, вспомнив, как пыталась забраться на стену. – Но потом вы снова предприняли попытку сбежать отсюда.
– Да, два года назад. Монкс тогда сильно поранился, стукнул себя по колену топором, так что мне оставалось только обезвредить Файли. Я заманил его на кухню и закрыл там. А потом просто вышел из поместья через ворота. Меня нашли сыщики уголовного полицейского суда в Уэльсе. С тех пор в доме больше нет замков. Единственный замок в поместье висит на воротах.
Он помолчал и заговорил снова:
– Я понял, в чем состояла моя ошибка. – Краска стыда залила ею лицо. – Я украл лошадь и добрался до Чартингтона в Глостершире, где намеревался укрыться у друзей и придумать способ, как мне доказать, что я здоров.
– И они прогнали вас? – с ужасом спросила Грейс. Его пальцы еще сильнее сжали ее руку.
– Было бы лучше, если б они сделали это и тем ограничились. Там жила моя нянька, которая незадолго до моего появления вышла замуж за садовника. Они приняли меня с распростертыми объятиями. Но к сожалению, лорд Джон быстро догадался, где я мог скрываться.
– И вас снова наказали?
– На этот раз не только меня. – Лорд Шин замолчал. Было видно, с каким трудом он пытается взять под контроль свои эмоции. Но вот, наконец его голос перестал дрожать от ярости, хотя внутри его все еще бушевал настоящий ураган страстей. – Он подкупил местного судью и переправил Мэри и ее мужа в Новый Южный Уэльс, обвинив их в укрывательстве особо опасного сумасшедшего. Дядя показал мне их письма, в которых они умоляли его о пощаде. Больше мне о них ничего не известно. Вполне возможно, что они не пережили этого переселения. Ведь ко всему прочему Мэри была беременна и неважно себя чувствовала.
Он отвернулся. Затем встал. Мэтью не мог вспоминать этот эпизод своей жизни без горечи, потому что считал себя виновным в гибели своей няньки и ее семьи.
– Если бы я не воспользовался их добротой, то все они остались бы живы. Мой дядя будет преследовать любого человека, который попытается помочь мне.
Грейс посмотрела в лицо маркиза и вдруг вспомнила давнишнюю историю из своего детства. Ее брат, тогда ему было шестнадцать, подстрелил ястреба и принес домой, в Марлоу-Холл. Он стал лечить птицу, Чтобы потом приручить и использовать для охоты. Хотя рана ястреба затянулась довольно быстро, Филипп так и не смог сломить свободолюбивый дух птицы. Ястреб умирал от голода в своей клетке.
Грейс умоляла Филиппа отпустить птицу, но брат был слишком упрям. Ястреб все-таки умер. Грейс хорошо помнила его желтые остекленевшие глаза, смотревшие с неизбывной ненавистью на всех, кто приближался к клетке. И этот взгляд до сих пор преследовал ее.
Глядя в лицо лорду Шину, Грейс видела все тот же свободолюбивый дух, который жил в ястребе. Она видела, как маркиз нуждается в свободе. Эта свобода превратилась для него в самоцель, в мечту, без которой его жизнь невозможна.
Маркиз заметил, что Грейс изменилась в лице.
– Вам холодно? Может, пойдем в дом?
– Нет, – тихо возразила она. Ей совсем не хотелось возвращаться в дом, где, как ей казалось, витал злой дух лорда Джона. Лучше она останется на улице и замерзнет. – Но почему дядя так настойчиво удерживает вас здесь?
Мэтью зло засмеялся, увлекая Грейс с собой под арку. Откуда-то из-за кустов выскочил Вулфрам и последовал за маркизом и его спутницей.
– Все дело в его жадности, как ни банально это звучит.
Грейс ожидала услышать какую-нибудь мрачную историю о давней семейной вражде, и поэтому до нее не сразу дошел смысл сказанных маркизом слов.
– Жадность? А что он хочет от вас?
– Деньги, разумеется. Когда мои родители умерли, дядя был назначен опекуном – блюсти мои интересы. Он был младшим сыном в семье, и оставленное ему состояние определялось как «достойное». А тут вдруг на него свалилось такое богатство. От этого у него закружилась голова, помутился разум. Ему очень уж не хотелось расставаться со всем приобретенным в день моего совершеннолетия.
– Но он и не расстался с вашим наследством, потому что вы заболели.
– Я не заболел, я сошел с ума, – как-то угрожающе прошептал он и сильнее прижал руку Грейс к своему боку. – Когда мне исполнилось четырнадцать, мой рассудок помутился.
– Но сейчас вы совсем не похожи на сумасшедшего, – твердо сказала она. – В течение семи лет у вас не было больше ни одного приступа.
– Каждый год дядя присылает ко мне двух докторов. Они осматривают меня и пишут заключение, подтверждающее, что я по-прежнему нездоров, а следовательно, не в состоянии распоряжаться своим наследством.
– Без сомнения, лорд Джон оплачивает их услуги.
Мэтью вдруг искренне рассмеялся. Его смех, словно теплый весенний ветерок, вызвал у Грейс приятное волнение и оживил надежды.
– Пока я жив и хорошо себя чувствую, мой дядя может изображать важную персону. И даже повелевать нужными людьми.
Эти слова поразили Грейс.
– А если… если вы умрете?
– Тогда мой титул перейдет к кузену Гектору. А если и с ним произойдет несчастье, то и на этот случай все предусмотрено – у нас имеется целый выводок кузенов. Мой отец смог произвести на свет только одного несчастного сумасшедшего, а лорд Джон изготовлял лишь девочек – их у него четыре. Но зато дядя Чарльз постарался – у него целых шесть сыновей, бодрых и здоровых парней. Правда, сам дядя почил несколько лет назад – сломал себе шею во время охоты.
– Значит, в вашем роду лорд Джон – младший. – Ее пальцы чуть сильнее сжали его руку. Как Мэтью мог вынести то, что с ним делал его дядя? В груди Грейс забурлил гнев. – Он хочет, чтобы вы были живы и здоровы, но полностью в его распоряжении. Да? Это просто ужасно.
– Да, Грейс, ужасно, – со странным равнодушием подтвердил ее вывод маркиз.
– И он решил, что если он поселит здесь женщину…
– Мой дядя надеется, что с помощью женщины, с вашей помощью, Грейс, ему удастся лучше меня контролировать, – тихо сказал лорд Шин.
И в это мгновение Грейс вдруг ясно поняла одну вещь – маркиз окончательно решил, что никогда не прикоснется к ней. Если он ляжет с ней в кровать, то предаст свои принципы. В этом плане ее честь была в безопасности.
Но эта самая безопасность оборачивалась против нее. Это значило, что она должна умереть.
Что же ей делать? Разрушить то, что поддерживало Мэтью в его непростой жизни, или погибнуть самой?
Как можно было что-то выбрать!
Он провел рукой по волосам, взъерошив их. Грейс улыбнулась, ей хотелось пригладить его блестящие черные и такие непослушные пряди, прикоснуться к нему. Но нельзя было поддаваться своим слабостям. Она опустила голову и спрятала лицо в густой тени, падающей от широких полей шляпы.
– Давайте больше не будем о мрачном. Вас интересуют цветы, Грейс? – Казалось, он с удовольствием произносит ее имя. – В моем заколдованном королевстве можно найти дикие орхидеи. Их тут довольно много.
Мэтью снова улыбался, но теперь в его улыбке не ощущалось горечи. Грейс, разумеется, тут же согласилась отправиться на поиски этих цветов. Она готова была согласиться на многое…
Перед обедом Грейс поднялась к себе в комнату и с беспокойством посмотрела на свое отражение в зеркале. Ее жизнь висела на волоске. Мужчина, для которого она стремилась выглядеть красивой, жил в заточении, страдал и, возможно, был неизлечимо болен. И для нее это не было легким флиртом на лоне идиллического сельского пейзажа. Это было ночным кошмаром, жутким коктейлем, состоящим из насилия и любовного томления.
Как бы ей хотелось забыть о том, что ее ждало в конце недели…
Так или иначе, но она была обречена.
Бросив взгляд на кровать, Грейс вдруг увидела лежащее на покрывале письмо. На печати был изображен орел в короне – герб Лансдаунов. Призрак умершего в клетке ястреба снова напомнил о себе.
Толстая бумага зловеще захрустела, когда Грейс раскрывала письмо, и у нее по спине пробежал холодок. На большом листе было написано всего лишь одно слово: «суббота».
Лорд Джон решил напомнить ей о своей угрозе. Он посчитал, что был не слишком убедителен в беседе с ней, и недооценил себя. Она ни минуты не сомневалась, что его приговор будет приведен в исполнение в случае необходимости.
– О Господи, – пробормотала она и, скомкав письмо, бросила на пол. Заплакав, Грейс села на кровать и закрыла лицо руками.
У нее не было выхода. Но она должна сделать это.
Грейс встала, ее ноги сильно дрожали. О, как она ненавидела сейчас своего мужа, за то, что оставил ее одну; как ненавидела Вира, за то, что не приехал за ней; как ненавидела лорда Джона за его алчность и безжалостность.
И как она ненавидела себя.
Сегодня она должна предать маркиза. Она не лучше его дяди.
И даже хуже. Маркиз начал ей доверять, он оказался необыкновенным человеком и прекрасным товарищем. Если бы они встретились при других обстоятельствах, то, можно не сомневаться, она полюбила бы его.
А теперь…
Глава 10
Неожиданно проснувшись посередине ночи, Мэтью понял, что все-таки смог уснуть и проспал несколько часов. В комнате было темно. Вместе с заходом солнца кончилась и хорошая погода. Сейчас по стеклам вовсю барабанил дождь. Он начинался, когда они садились обедать. Надо сказать, обед прошел в необыкновенно спокойной атмосфере. Вместе с миссис Паджет, Грейс, он провел целый день, и ее присутствие действовало на него успокаивающе. Правда, во время обеда она выглядела несколько задумчивой и погруженной в собственные мысли.
Мэтью всегда был честен с собой и поэтому понимал, что от этой женщины ему нужна не только дружба. Хотя дружба – это уже кое-что. Если он смирится со своей жизнью в этой тюрьме, то ему придется смириться и с той мыслью, что Грейс никогда не будет принадлежать ему.
Сколько бы они ни прожили тут вместе…
Никогда.
Неожиданно дверь гостиной распахнулась и на пороге появилась Грейс.
– Что случилось? – с беспокойством спросил Мэтью, садясь на диван. – Ты хорошо себя чувствуешь?
– Со мной все в порядке.
Но ее неуверенный голос наталкивал на мысль, что это было не так. Маркиз встал с постели и начал быстро одеваться.
– Ах, я напрасно вас потревожила, – выдохнула она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
– Грейс?
– Простите…
Послышался громкий всхлип – мгновение, и Грейс бросилась к нему. Теплое душистое тело, каскад шелковистых волос, тонкая струящаяся ткань сорочки – все слилось в воздушное легкое облако, доверчиво прильнувшее к его груди. Не думая ни о чем, он обнял ее и осторожно прижал к себе.
Ее стройное тело била дрожь, и ее объятия оказались куда приятнее, чем Мэтью воображал себе. Ему совсем не хотелось выпускать ее из своих рук.
– Что… – Он успел выговорить только одно слово. Грейс взяла в ладони его лицо и наклонила к себе.
– Прости меня, – глухо проговорила она. И ее губы, горячие и влажные, прижались к его рту.
На ней ничего не было, кроме прозрачной сорочки, их тела разделяла лишь тонкая кисея. У Мэтью возникло ощущение, что в тех местах, к которым притрагивалась Грейс, на его теле появились ожоги. Исходящий от нее запах пьянил его.
Он был уже не в силах сопротивляться и противостоять ей, когда ее пышная упругая грудь сильнее прижалась к его груди. Рубикон был перейден.
Тихо всхлипнув, она отстранилась от него. Этот быстрый, наполненный животной страстью поцелуй разжег костер в груди Мэтью. Он хотел продолжения, он жаждал большего.
– Поцелуй меня, – робко попросила она, сжимая пальцами его руки.
Раньше он усилием воли заставлял себя не прикасаться к ней. Теперь же остатки самообладания бесследно испарились. Она льнула к нему, и он не мог не ответить ей. Мэтью хотел наслаждаться ее телом, и больше его сейчас ничто не волновало. Он находился на грани. Еще чуть-чуть…
Он положил руки на плечи Грейс, останавливая ее и в то же время не отпуская от себя.
– Мы… не можем позволить себе… этого, – прерывисто дыша, проговорил он наконец.
Она судорожно втянула воздух, ее грудь снова на мгновение прикоснулась к его груди. Мэтью стиснул зубы, ему хотелось немедленно сорвать с нее сорочку, трогать ее обнаженное тело, исследовать все его впадинки и выпуклости.
– Но я должна, – хрипло сказала она.
Даже сейчас, когда его разум отказывался служить ему, Мэтью нашел ее заявление крайне странным. Внутренний голос подсказывал ему, что надо проявлять осторожность.
– Господи, Грейс…
Она обвила его шею руками.
– Поцелуй меня.
Голос разума, на мгновение напомнивший о себе, снова умолк. Ее рот прильнул к его губам. И эта близость потрясла Мэтью. Губы Грейс были теплыми и мягкими. Он впился в них со всей силой страсти. По телу Грейс пробежала дрожь.
Мэтью вдруг остановился. Он не должен делать этого.
Его наполняло отвращение к самому себе. Оставалось только надеяться, что Грейс простит его за грубость. Она снова вскрикнула и потянулась к нему, словно он был единственным островком спасения в бушующем океане. И он опять обнял ее, его руки заскользили по ее спине.
Он слегка наклонился к ней и провел губами по ее губам. Она чуть приоткрыла рот, и Мэтью почувствовал ее сладковатое дыхание.
Неожиданно она с такой силой прижалась к нему, что Мэтью пошатнулся и, не удержавшись на ногах, вместе с Грейс упал на диван. Теперь она лежала на нем, и ее сорочка задралась, обнажив прелестные упругие ягодицы. Он осторожно провел по ним рукой.
И это снова было потрясением и открытием – прикасаться к ее обнаженному телу. Теперь он не мог никуда от нее деться, она лежала на нем, она была повсюду, это белое облако поглощало его. Она прикасалась к нему руками, гладила, целовала, и все это проделывала так, будто боялась, что он сейчас исчезнет.
Что-то тут не то. Он мечтал о ней, но представлял их объятия совсем по-другому. В своих мечтах он целовал ее, ласкал, входил в нее, ее тело было мягким и податливым, с наслаждением принимающим его.