— Вы не можете утверждать, что Хемиш умрет, — мягко возразила она.
И снова ее рука легла ему на плечо. Сквозь толстую шерсть своей куртки он ощущал тепло ее пальцев.
Он вспомнил, какое лицо у нее было в течение всей операции. Оно было полно напряженного внимания и спокойствия, хотя он сознавал, как тяжело это ей давалось, потому что с первого своего посещения коттеджа почувствовал, насколько эти двое были привязаны друг к другу. Он помнил, с какой нежностью она смотрела на мальчика, хотя тон ее был ворчливым и резким, впрочем, она так говорила со всеми жителями Лайминга.
Но во время операции он не заметил в ее лице и тени нежности. Она была холодной и сдержанной, как и положено ассистентке. Когда ему пришлось долбить отверстие в черепе, любая другая женщина, да и большинство мужчин побледнели бы и по меньшей мере тут же извергли бы свой завтрак при виде сверла, входящего в череп мальчика.
Но не такова была Бренна Доннегал. Она была так спокойна и сдержанна, будто Хемиш был для нее первым встречным, так спокойна, как если бы речь шла о погоде, а не об извлечении тромба из мозга маленького пастушка.
И все же, какой бы неженственной она ни казалась в это время, ни на минуту Рейли не мог забыть о том, что в паре с ним работала женщина. И теперь, глядя на свою руку. где только что лежали ее пальцы, он не мог не вспомнить, как невероятно давно он чувствовал в последний раз прикосновение женской руки.
В любое другое время его бы взволновала мысль о том, что Бренна Доннегал прикоснулась к нему. Теперь же все его безотрадные, мрачные мысли были только о маленьком мальчике и о том, что его жизнь висит на волоске.
И ему стало так скверно, что он набросился на нее с такой яростью, какой сам не ожидал от себя.
— И что же, — спросил он с горечью, — вы станете делать, лишившись стольких пациентов? Будете продолжать свои изыскания?
Он почувствовал, как она отшатнулась от него.
— Да, — холодно ответила она, — собираюсь.
Идиот, упрекнул он себя. И все же вопреки себе продолжал с прежней горечью:
— Те загадочные исследования, о природе которых вы отказываетесь говорить?
Ее тон стал еще холоднее:
— Это так.
Ему хотелось дать себе подзатыльник. Что он делает? Она была добра к нему. Незачем было грубить. Ну ладно, он не смог спасти жизнь мальчика. Но есть ли на свете хирург, который смог бы это сделать? Рана была смертельной… Скажи ей, убеждал его внутренний голос. Скажи ей, что утром уезжаешь в Лондон…
— Я был бы вам признателен, — сказал он с усилием, — если бы вы посылали часть своих пациентов ко мне…
На горизонте уже появился тонкий красный обруч — всходило солнце. Теперь он мог различить черты ее лица. Она пристально смотрела на него, лицо ее было непроницаемо.
— Ладно, — сказала она наконец, — это уже лучше.
Рейли пришло в голову, что в такой момент можно признаться во многом, сказать много важного. Например, он мог бы сказать ей, как он восхищается ее отвагой, проявленной ею перед лицом грязи и крови.
Он мог бы даже, если бы его охватили дерзость и бесшабашность, взять ее за руку, заглянуть в эти ослепительно синие глаза и сказать, что, несмотря на то что ее одежда покрыта пятнами овечьей плаценты и пропитана запахом эфира, он находит ее неотразимо пленительной и что с самой первой их встречи ему было так трудно выкинуть ее из головы…
Но закончил он свою речь совсем другими словами.
— Только, — продолжал он, — если будет на то ваша воля и вы проявите доброту, посылайте ко мне двуногих, а не четвероногих пациентов. У меня нет таланта и навыков обращения с ними.
В слабом свете медленно восходящего солнца он увидел ее улыбку, точнее, тень улыбки.
В эту минуту дверь амбулатории широко распахнулась и, спотыкаясь в предрассветных сумерках, на крыльцо выбежала миссис Макгрегор, выкрикивая имя доктора.
С внезапно забившимся сердцем Рейли отозвался:
— Я здесь, миссис Макгрегор.
— О, доктор Стэнтон, — закричала женщина, — могу я дать ему немного воды?
Рейли стоял в лучах восходящего солнца, изумленно взирая на мать мальчика.
— Воды? — эхом отозвался он. — Я не понимаю…
— Ну, — пояснила женщина, — просто он попросил воды, а я не знала, дать ему или нет, не знала, что скажете вы.
— Он попросил волы? — Сердце Рейли бешено забилось. — Он в сознании?
— О да, — сказала миссис Макгрегор, удивленно глядя на взволнованного доктора, — он уже некоторое время в сознании. Слаб, как котенок, но сердит на вас за то, что вы его выбрили наголо. Говорит, что теперь все лето ему придется носить шляпу, а это ему совсем не нравится, потому что в шляпе жарко…
Рейли круто обернулся и посмотрел на Бренну:
— Ну, как вам это нравится?
Ее лицо сияло, и губы улыбались, а глаза были полны слез.
— Хемиш терпеть не может шляпы, — только и сказала она.
Рейли, не отдавая себе отчета в том, что делает, схватил в объятия мисс Доннегал, поднял ее и закружил, а она запрокинула голову и рассмеялась.
Он сделал три или четыре круга, не более, и как только она закричала, чтобы он опустил ее, потому что иначе у нее закружится голова, он подчинился.
Тогда почему же, когда они снова переглянулись, обоих охватило смущение и они только слабо улыбнулись друг другу? И почему у лорда Гленденинга, только что явившегося из замка узнать, как обстоят дела, так помрачнело лицо?
— Добрые вести, Гленденинг. — сказал Рейли, не в силах удержаться от улыбки при виде графа, все еще сидевшего верхом, но не на вороном жеребце. На этот раз у него хватило здравого смысла оставить его дома. — С мальчиком все обстоит благополучно.
Однако точеное лицо графа, возвышавшегося над Рейли, не просветлело. Он только сказал:
— И правда, хорошая весть.
Бренна, по-видимому, не заметила недовольства лорда Гленденинга.
Она сказала взволнованно:
— Пойду взгляну на Хемиша.
И ушла в сопровождении миссис Макгрегор. Рейли, измученный, обрадованный, испытывая облегчение и еще тысячу противоречивых чувств, все улыбался, несмотря на очевидную мрачность своего работодателя.
— Ну, — сказал он, похлопывая по шее кобылу графа. — Это конец, граф. И вам нет нужды пристреливать вашего жеребца.
Граф хмуро смотрел на него.
— Вы хотите сказать, что это сработало? — спросил он. — Эта трепанация или как там ее, сверление отверстия в черепе?
— Сработало, — сказал Рейли, ощутив трепет во всем теле.
Гленденинг, казалось, удивился.
— Хорошо, — только и произнес он.
— Хорошо? — переспросил Рейли, не испытывавший подобного счастья с того самого дня, как Кристина согласилась выйти за него замуж.
Только теперешнее ощущение было еще прекраснее.
Он совершил нечто очень серьезное. Он спас человеческую жизнь. Кто бы после этого посмел сказать: «Чудачество Стиллуорта»!
— Это гораздо больше, чем просто хорошо, друг мой, — сказал он, совершенно забыв, что разговаривает с графом. — И более того, Бренна обещала направлять крестьян ко мне на лечение.
Рейли с трудом сдерживал обуревавшую его радость.
— Вы назвали ее Бренной, — неожиданно сказал лорд Гленденинг.
Рейли недоумевающе заморгал:
— Прошу прощения?
— Бренна. — Граф выразительно произнес ее имя. — Вы назвали ее Бренной.
Рейли почувствовал, что терпение его иссякло. Нет, только не сегодня, не сегодня утром, когда он совершил чудо.
— Верно, — сказал он. — Я назвал ее так, как называют ее все в этой забытой Богом деревеньке.
— Не все, — поправил граф, тон его был напряженным, и он не сводил взгляда со своего седла. — Так называю ее я. Я зову ее Бренна. Все же остальные называют ее мисс Бренна.
Рейли почувствовал, как остатки недавнего ликования отхлынули, будто последние волны прилива, а взамен пришло раздражение.
Рейли попытался не поддаться своему чувству и говорить непринужденно:
— Если Бренна не возражает, чтобы я называл ее так, не понимаю, почему…
— О нет, — кисло проронил лорд Гленденинг, — я заметил, что она не возражает. Она ничуть не против.
Рейли покачал головой. Право же, порой этот человек просто невыносим. На что, собственно говоря, он намекает? На то, что Бренна Доннегал втайне питает к Рейли нежные чувства? Девушка совсем недавно ненавидела сто со всей присущей ей страстью. Не мог же граф этого не видеть!
— Я рассчитывал, — не удержался от упрека Рейли, и все его негодование внезапно прорвалось наружу, — что вы проявите большую радость, милорд. Ведь в конце концов это ваша лошадь чуть не убила ребенка.
— Я это прекрасно сознаю, — заявил Гленденинг деревянным голосом. — И я вечно буду сожалеть об этом.
— Что вам следовало бы чувствовать вечно, — пробормотал Рейли, — так это благодарность мне за спасение жизни ребенка. Не думаю, что меня могут задеть намеки, которые вы себе позволили, лорд Гленденинг, и которые я ясно различил и в вашем тоне, на то, что между мисс Доннегал и мной существует что-либо, кроме взаимного уважения. Это именно то, что испытывают друг к другу коллеги.
— Коллеги? — фыркнул Гленденинг. — И вы называете друг друга коллегами? Думаю, в прошлом каждый раз, когда вам удавалось добиться излечения больного, едва ли вы бросались в объятия к своему коллеге.
У Рейли отвисла челюсть:
— Если все, что вы намерены мне сказать, несправедливые и оскорбительные слова, то мне остается только распрощаться с вами. Всего хорошего, милорд.
Разумеется, ему хотелось совсем другого: изо всей силы заехать кулаком в лицо этого несносного человека. Но, поскольку подобное действие, по всей вероятности, еще больше обострило бы отношения между ним и его работодателем, он сдержался.
Вместо этого он повернулся к графу спиной и направился в амбулаторию. Однако Гленденинг остановил его.
— Постойте, — сказал граф. Что-то в голосе Гленденинга подсказало Рейли, что тот уже жалеет о своей вспышке. — Все дело в том, что я всю ночь провел как на иголках, — мрачно признался граф, шагая рядом с Рейли и ведя лошадь за повод. — Все думал, выживет ли малый. И вот приезжаю и вижу ее в ваших объятиях… Это я был не в силах перенести… Вы ведь не попытаетесь украсть ее у меня?
Рейли ничего не ответил. Да и что он мог сказать? Что в те короткие секунды, что он держал ее в объятиях, впервые за несколько месяцев он чувствовал себя живым? Что ощущение ее сердца, бьющегося совсем рядом с его сердцем, пробудило его давно уснувшие чувства? Что звук ее смеха заставил его кровь быстрее бежать по жилам, что он испытал при этом давно забытое волнение?
Ничего подобного он не мог сказать графу. Ему оставалось только промолчать и гадать о том, заметна ли происшедшая с ним метаморфоза.
— Думаю, это стоит отпраздновать, — сказал граф, привязывая лошадь возле двери амбулатории. — Приходите ужинать. В воскресенье вечером у нас будет настоящий праздничный ужин.
Рейли слушал графа вполуха. Как странно, думал он, медное сияние на восточном краю неба весьма походило на блеск рыжевато-каштановых волос Бренны Доннегал.
— Стэнтон! — окликнул его граф. — Вы в порядке?
— Я чувствую себя отлично, — быстро отозвался Рейли, — отлично.
— Хорошо. Значит, придете ужинать? Вечером в воскресенье?
— Да, — ответил Рейли. — Да, конечно, я приду.
Его смятение по поводу того, что только что произошло, было столь велико, что Рейли не мог даже осознать, что крылось за внезапным благородством графа. Вместо того чтобы обдумать это, он направился в амбулаторию, не переставая улыбаться и вполне довольный тем, как устроен мир, и впервые за долгое время довольный своим местом в этом мире.
Глава 13
«Йен Олагер Маклауд, девятнадцатый граф Гленденинг, нижайше просит мисс Бренну Доннегал удостоить его чести присутствовать на вечере в его доме 2 апреля 1847 года в воскресенье. Желательно получить ответ».
Бренна уставилась на приглашение. Какой же ответ следовало дать? Ведь уже наступил вечер 2 апреля воскресного дня, а это таинственное приглашение только что прибыло.
Когда она распахнула дверь, чтобы увидеть гонца, доставившего его, она заметила быстро удалявшуюся фигурку Роба, направлявшегося в сторону ручья. Она окликнула его, но он притворился, что не слышит, несомненно, подчиняясь инструкции своего хозяина, потому что тот не желал услышать ответ, который она уже приготовилась дать.
Закрыв дверь, Бренна снова покосилась на карточку с приглашением.
Вечерний прием! Надо же! И не где-нибудь, а в замке Гленденинг.
Никогда прежде она не слышала, чтобы там устраивались торжественные вечерние приемы. Стоило ли выбрать для празднества такое время, когда вода поднимется, затопив темницы, и заставит крыс бежать на верхние этажи. Веселенький же это будет вечер, если гостям придется то и дело стряхивать с ног крыс!
Она скомкала карточку и бросила в огонь. Лорд Гленденинг просто не желает сдаваться, размышляла она. Жаль, что она и вполовину не питает к нему таких чувств, какие, по-видимому, питает к ней он, потому что куда приятнее было бы, если бы за ней с тем же упорством ухаживал поклонник, на чьи чувства она могла ответить.
Она вернулась к работе без излишнего рвения, так как ей не удавалось добиться желаемого результата, когда новый стук в дверь оторвал се от дела.
Для членов семьи Доннегал, медиков-практиков, воскресенье всегда бывало хлопотным днем. В эти дни мужское население деревни Лайминг не было занято на сельскохозяйственных работах и не выходило рыбачить в море. Единственный день в неделю мужчины проводили дома, и к вечеру напряжение в семьях достигало наивысшего накала, нередко заканчиваясь скандалами между супругами и даже телесными повреждениями. Как правило, это было результатом злоупотребления крепкими напитками, разумеется, после обязательного похода в церковь…
Бренна закрыла дверь в отцовский кабинет, но на этот раз не заперла ее. Ее решение передать в руки доктора Стэнтона все несчастные случаи, как она надеялась, должно было высвободить для нее время и дать возможность вернуться к научным изысканиям.
Открыв дверь своего коттеджа, она застала там доктора Рейли Стэнтона, выглядевшего весьма щеголевато в черном вечернем костюме.
— О, — сказал он смущенно, увидев ее домашнее коричневое платье. — Вы еще не готовы? Ну что же, я могу подождать.
И он вошел, держа шляпу в руке, и сел за обеденный стол, будто это было самым естественным делом на свете.
Бренна, все еще стоявшая у двери и придерживавшая щеколду, повернулась и в изумлении уставилась на него.
— Прошу прощения, — сказала она, собравшись с силами. — Но разве у нас есть какие-нибудь планы на этот вечер?
Рейли, чесавший Сорчу за ухом, поднял на нее удивленные глаза.
— Я бы сказал, что есть. Лорд Гленденинг ждет нас к себе.
— Ах, этот вечер? — Она смущенно покачала головой. — Так он и вас пригласил?
Рейли, ответив на ее вопрос, только недоуменно поднял брови.
— Ну да. Я так полагаю, что там должна быть целая куча гостей, но подумал, что вам это будет приятно. Не думаю, что, если я буду среди них, он станет очень докучать вам своим ухаживанием…
— Нет, — сказала Бренна, с рассеянным видом закрывая дверь, — думаю, едва ли станет. Только это очень странно и так не похоже на него. Не знаю, что и думать.
— А о чем тут думать?
Рейли вытянул длинные ноги так, что ступни его оказались на стуле напротив.
— Нас, по слухам, ожидает недурная кухня. На этот вечер он, кажется, отпустил свою ужасную кухарку и нанял вместо нее миссис Мерфи. Я так понимаю, что в меню значится ее знаменитый тушеный кролик, не говоря уже о печеных устрицах, каплунах, тюрбо в соусе из омаров…
Бренна, смотревшая на него с величайшим изумлением, перебила:
— Похоже, вы кое-что понимаете в хорошей кухне.
Рейли пожал плечами:
— Ну, живя так близко от «Истерзанного зайца», я не мог не узнать кое-что о кухне миссис Мерфи и намерен получить удовольствие от ужина. Миссис Макгрегор посидит с Хемишем. Думаю, я могу оставить его на несколько часов на попечение матери. Она разумная женщина, когда страх за жизнь сына не лишает ее разума, а раз он так быстро поправляется, то доктор имеет право выкроить вечерок для себя.