Лорд-обольститель - Холт Виктория 18 стр.


— Что я вам сделала? За что вы со мной так обращаетесь?

— Ты меня околдовала. Этого вполне достаточно. Пойдем. Сейчас принесут вина.

Женщина вошла в комнату и поставила вино на стол. Он подошел к столу и налил вино в бокалы. Один бокал протянул мне.

— Выпей.

Я взяла бокал, но пить не стала. Он вернулся к столу и взял свой бокал. Пригубив вино, посмотрел на меня.

— Уверяю тебя… никаких порошков. Смотри. Дай мне свой бокал. А ты возьми мой.

Он отнял у меня бокал и сунул мне в руку свой.

— Видишь? — сделав большой глоток, спросил он.

Мое горло пересохло и горело огнем. Кроме того, я понимала, что необходимо подготовиться к тому, что мне предстоит. Я отпила немного вина.

— Вот так лучше, — похвалил он.

— Когда мой отец узнает о том, что здесь произошло… — начала я и замолчала, размышляя над тем, как бы в самом деле поступил мой отец.

— Ну? — поинтересовался он.

Я молчала.

— А я бы заявил: «Она пришла по собственному желанию. И была так настойчива, что, как галантный кавалер, я должен был удовлетворить ее страсть».

— Неужели вы способны на подобную ложь?

— Ты же знаешь, что я способен и не на такое. Попробуй вспомнить какой-нибудь грех, в котором я не повинен. Нет, Кейт. Ты в моей власти. Как мудрая женщина, ты все прекрасно понимаешь. А значит, тебе не остается ничего иного, кроме как, образно выражаясь, пожать плечами и попытаться извлечь максимум удовольствия из того, что выпало на твою долю.

— Я не сдамся так легко.

— В каком-то смысле я этому даже рад. Не хотелось бы, чтобы ты изменила самой себе.

Он допил вино.

— Пойдем, — сказал барон, беря меня под руку. — Пора ужинать.

Я отказывалась идти с ним под руку, и тогда он заставил меня сделать это, тем самым продемонстрировав, что даже в мелочах настаивает на абсолютном повиновении.

Стол выглядел очень красиво. В канделябре горело восемь свечей. Он подвел меня к одному из стульев и силой усадил на него. Затем занял место напротив. Стол был невелик и, совершенно очевидно, предназначался для двоих, поэтому мы сидели почти рядом.

— Это суп, — произнес он, поднимая крышку супницы. — Я налью тебе немного. Старуха отлично готовит, и я уверен, тебе понравится.

Он подал мне тарелку, но я отвернулась. Барон вздохнул и, обойдя стол, поставил ее возле меня.

— Пожалуйста, не утомляй меня.

Я встала, но он принялся за свой суп, не обращая на меня никакого внимания.

— Бесподобно! — заметил он, поглощая суп. — Великолепно. Куда ты собралась? Так не терпится в постель?

Я опустилась на стул, осознавая свою полную беспомощность. Суп и в самом деле источал необыкновенно приятный аромат. Барон поднес мне бокал вина.

— Никаких порошков, можешь быть спокойна.

Я с вызовом взглянула на него и начала есть суп.

— Так лучше, — одобрительно произнес он и поднял бокал. — За нас. Ты все еще мне не доверяешь? Я отопью немного из этого бокала и передам его тебе. Что-то вроде кубка любви.

Не сдамся, подумала я. Соберу все свои силы и окажу ему достойное сопротивление. Только вот поем… совсем немного…

Он отпил из бокала и протянул его мне. Я не хотела пить много, чтобы не разморило. С другой стороны, если захмелею, будет легче перенести то, что меня ожидает. Быть может, тогда смогу смириться и принять неизбежное.

— Как мы глубоко задумались, — насмешливо произнес он. — Остается лишь догадываться о чем. А теперь немного оленины. Я велел подать мясо холодным, чтобы нам не мешали во время ужина. Подумал, что так ты будешь чувствовать себя свободнее. Заметь, Кейт, как я предупредителен.

— Я это заметила, — ответила я, вложив в свой ответ весь сарказм, на который только была способна.

— Разумеется, ты наблюдательна. Как большой художник. Ты напишешь с меня еще одну миниатюру. Я получил столько удовольствия от наших сеансов. Твоя маленькая ложь так забавляла меня.

Я молчала. Он ел, а я размышляла над возможностями побега. Придет ли Марта за посудой? Ах, если бы только она оставила дверь приоткрытой… А дальше? Нет, о побеге нечего было и думать, и я это осознавала. В душе клокотала ярость… и все же мне не удавалось справиться с явным, хотя и не поддающимся определению томлением.

— Оленина хороша, не правда ли? — произнес барон. — Славно потрудилась наша старуха. Она ни в чем не виновата… да и кучер тоже. Они всего лишь исполняли приказ.

— Я знаю.

— Так что им не оставалось ничего другого, кроме того, чтобы в точности выполнить все мои указания. Что они и сделали.

— По велению всемогущего барона.

— Вот именно. Можешь во всем винить меня, но когда бесхитростные девственницы лишаются своего главного — какая чушь! — достояния, в этом все же есть и определенная доля их вины.

— Приберегите свои грубые шуточки для тех, кто способен их оценить.

— Хорошо, — кивнул барон. — Но ты здесь, Кейт. И как же оказалось легко заманить тебя в ловушку! Ты ведь могла и сама узнать насчет поездов… а не попадаться на такой примитивный крючок. В Париже ты была намного смекалистее.

Я молча уставилась на него.

— А, наконец-то мне удалось завладеть твоим вниманием!

— Вы говорите о том фиакре?

— Это было достаточно неуклюже, согласен. Слишком очевидно и рискованно. Тебя необходимо было провезти через весь Париж, и ты этого не допустила. Ты уже достаточно хорошо знала город и поняла, что тебя везут не туда, куда надо. А потом ты выпрыгнула. Это было очень опасно. Зная парижских возниц, удивительно, что на тебя никто не наехал. Да, тот план был явно неудачен. Недостоин меня. Экспромт, порождение врожденного авантюризма. Я почти сразу понял, что этот план слишком груб и может осуществиться только в том случае, если уж очень сильно повезет. Мой кучер следил за тобой несколько дней.

— Значит, вам именно это было нужно?

— Разумеется.

— И вы давно уже вознамерились изнасиловать меня?

— Достичь своей цели к нашему обоюдному удовольствию.

— Вы — чудовище.

— Сошедшее с фасада Нотр-Дама.

— Если бы мне сказали, что современные мужчины способны на нечто подобное, я бы не поверила.

— Твои сведения о мире весьма ограничены.

— Видимо, я жила среди цивилизованных людей, пока…

— Пока не встретилась со мной. Ты, безусловно, права. Увы, моя милая Кейт, ты стала жертвой гнусного негодяя.

— Я взываю к вашей чести… к вашей порядочности… Умоляю, отпустите меня.

— Нет никакого смысла взывать к тому, чего не существует. Но если бы я и отпустил тебя сейчас, ты все равно не смогла бы вновь стать той, которой была до прошлой ночи.

— Я всего лишь хочу уехать отсюда, попытаться забыть о вашем существовании… и никогда, никогда больше вас не видеть.

— Но я-то хочу как раз обратного. Хочу, чтобы ты осталась здесь и чтобы ты никогда меня не забывала. Ты всегда будешь помнить обо мне, Кейт, потому что лучшего любовника у тебя никогда не будет.

Я пришла в полное замешательство. И опять переживала ту кошмарную поездку в фиакре. Принцесса сказала, что это было подстроено бароном, и в этом она оказалась права, хотя причина была совершенно иной. Я вспоминала тот момент, когда распахнула дверцу и выпрыгнула чуть ли не под копыта… И все это из-за его неуемной похоти!

Я вскочила.

— Отпустите меня!

Он мгновенно оказался рядом.

— Ну же, Кейт, — произнес он, — ведь ты прекрасно знаешь, что я тебя не отпущу. Впрочем, отпущу, конечно, но не сейчас. Потерпи. Наше маленькое приключение еще не закончилось.

Барон протянул руку, но я схватила лежащий на столе нож и направила на него острие.

— Как! — со смехом воскликнул он. — Так, значит, ты готова меня убить? Ах, Кейт, такого я от тебя не ожидал!

— Не доводите меня! — крикнула я. — Если я вас убью, мир от этого только выиграет!

Он распахнул халат, обнажив грудь.

— Давай, Кейт. Вот сюда, прямо в сердце. Я думаю, оно где-то здесь.

— Вы очень удивитесь, если я это действительно сделаю.

— Вряд ли я тогда буду в состоянии выказать свое удивление. Чего же ты ждешь?

— Я сказала, не доводите меня.

— А ведь именно это я и намерен сделать.

Я бросилась на него. Он перехватил мое запястье, и нож упал на пол.

— Видишь, Кейт, ты все-таки не способна на это.

— Способна. Вы мне помешали. Но если так в этом уверены, зачем же тогда заставили меня выронить нож?

— Щадя твои чувства. Ведь благовоспитанные английские леди не бьют своих любовников ножами. Они пытаются уничтожить их при помощи слов… быть может, слез… в крайнем случае — яда… но не ножа, нет.

— Вам предстоит узнать много нового о благовоспитанных английских леди.

— Я уже приступил к этому увлекательному процессу познания… который доставляет мне неизъяснимое удовольствие.

Тут он обнял меня и прижал к себе.

— Кейт, — прошептал он, — милая Кейт, со мной бороться бесполезно. Сдавайся. Хочу видеть тебя покорной. Хочу, чтобы ты обняла меня и рассказала, как ты счастлива в моих объятиях…

Я отстранилась, а поскольку он продолжал удерживать меня на расстоянии вытянутой руки, принялась колотить кулаками по его обнаженной груди.

Барон только смеялся. Он не хуже меня знал, что я не смогла бы обратить против него этот нож. И был прав. Люди, получившие воспитание, подобное моему, на такие поступки не способны, независимо от каких бы то ни было обстоятельств.

Он сгреб меня в охапку. Я извивалась и пыталась вырваться, но он наслаждался моей беспомощностью.

— Ты испытываешь мое терпение, Кейт…

Долгое время спустя я не осмеливалась даже вспоминать о той ночи. Она совершенно не походила на предыдущую. Тогда я была одурманена и почти ничего не осознавала. Теперь же сопротивлялась… что было сил. Отчаянно сопротивлялась… отлично понимая, что мне не победить. Но я надеялась в полной мере продемонстрировать ему свое негодование, свое презрение, свой гнев, свою ярость. Хоть каким-то образом утешить растоптанное достоинство.

Но что ему до моих чувств? Барону нравилось мое бешенство. Он ведь был прирожденным бойцом.

В конце концов я осознала, что мое буйное поведение ему только на руку. Он получал именно то, к чему стремился, потому что для него победа была тем ценнее, чем большее сопротивление пришлось ради нее преодолеть.

А победа была неизбежна. Если в словесных баталиях мне иногда и удавалось взять верх, то тягаться с ним физически мне было явно не под силу.

Но я боролась… о, как я с ним боролась! Я взвинтила свою ненависть до предела, и в то же время где-то в глубине души понимала, что сопротивляюсь не только ему, но также и чему-то в себе… какому-то эротическому любопытству, подспудному стремлению к этому конфликту… к жажде удовлетворения. Я была побеждена, но поражение доставило мне какую-то безумную, дикую радость, и чем сильнее разгоралась моя ненависть, тем увлекательнее была борьба.

В эту ночь постель походила на поле боя.

* * *

Следующий день ничем не отличался от предыдущего. Мне начинало казаться, что я провела в заточении всю свою жизнь. Наверное, он собирается удерживать меня до тех пор, пока не удастся полностью сломить мой дух. Думается, в таком случае ему тут же наскучило бы это приключение и он бы отпустил меня.

Временами казалось, что я сплю и вижу сон. Все происходящее было окутано пеленой нереальности. Однако для такого человека, как барон, в этом не было ничего противоестественного.

Он увидел женщину, захотел соблазнить ее и взялся за осуществление своего плана. Он ведь с самого начала знал, что моего добровольного согласия ему никогда не добиться. Поэтому не оставалось ничего другого, кроме применения силы, что он и сделал…

Как и накануне, вечером был накрыт стол для ужина. Мне показалось, барон немного изменился. Не зародилось ли в его душе сожаление… быть может, нежность? О, только не это. На нежность он не был способен. Тем не менее что-то изменилось, и я спрашивала себя, что же именно.

Разливая вино по бокалам, он очень серьезно произнес:

— Кейт, это было чудесно… я имею в виду время, которое мы провели вместе.

Я молчала.

— Если бы я сказал, что никогда еще обладание женщиной не доставляло мне столько удовольствия, ты бы мне поверила?

— Нет.

— Однако это правда. Зачем мне лгать? Нет ведь никаких мотивов, верно?

— Ваше поведение не выглядит мотивированным. Думается, вы вообще не нуждаетесь в каких бы то ни было мотивах.

— И тем не менее все мои действия имеют четкие мотивы. Веские основания для того, чтобы поступать именно так, а не иначе.

— Стремление удовлетворить свою похоть, реализовать злую силу.

— Кейт, ты абсолютно права. Я не ожидал от тебя подобной проницательности!

— Нет нужды быть особенно проницательной, оценивая мужчину, который ведет себя как варвар, поскольку все его мотивы лежат на поверхности.

— Не все.

— Вы собираетесь напомнить, что именно вы положили начало моей карьере. Я очень сожалею о том, что встретилась с вами. Я сожалею, что приехала в ваш замок и узнала, что в нашем мире существуют люди, мало чем отличающиеся от дикарей.

— Подобные тирады не слишком оригинальны, а последняя становится попросту навязчивой.

— Мне нечего сказать, кроме того, как сильно я вас презираю.

— Знаешь ли, прошлой ночью у меня сложилось иное мнение.

— Вы унизили меня. Ни один порядочный мужчина ни за что не стал бы так обращаться с женщиной. То, что вы совершили, — преступление. В прошлые века, о которых вы рассуждаете с такой ностальгией, за подобные деяния вас повесили бы или сослали на каторгу.

— Только не человека с моим положением в обществе. Насколько мне известно, один из моих предков подстерегал путешественников, заманивал их сюда и требовал выкуп. Тем не менее ему так ни разу и не пришлось ответить за свои злодеяния.

— Милая игра, которая, должно быть, привлекает и вас.

— Ничуть. У меня достаточно денег.

— Повезло путешественникам!

— Обладая достаточным влиянием и э-э… скажем, умением, можно делать много такого, что для большинства людей является недозволенным. Я хочу рассказать тебе историю об одном из моих предков. Тебе интересно?

— Я предпочла бы покинуть этот дом и больше никогда вас не видеть.

— Я все равно буду стоять у тебя перед глазами, а мой голос будет преследовать тебя даже во сне.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стереть вас из памяти.

— Ах, Кейт, неужели я тебе настолько ненавистен?

— Невозможно описать, насколько. Только покинув это место, я смогу до конца осознать весь ужас происшедшего. Но не смогу ни забыть, ни, тем более, простить того, что вы со мной сделали.

— Суровый приговор.

— Заслуженный.

— Все же позволь рассказать тебе историю моего предка. Пожалуй, она тебя заинтересует.

Я не ответила, и он продолжал:

— Это случилось очень давно, а если точнее, то в тринадцатом веке, в правление короля Филиппа, также прозванного

Назад Дальше