Внезапно она сказала:
— Входя в дом, я встретила мадам де Сент-Жиль с вашим сынишкой.
— Они шли на утреннюю прогулку.
— Прелестный маленький мужчина!
Я бывала без меры счастлива, когда кто-нибудь начинал хвалить Кендала.
— Я тоже так думаю, но вы же знаете, что материнская любовь бывает слепа.
— Нет никаких сомнений в том, что он красивый ребенок. Дети — это так прекрасно. Надеюсь, что у меня тоже будут дети… со временем. Конечно, я еще молода. Но и вы тоже молоды, мадам Коллисон. Должно быть, вы вышли замуж в очень юном возрасте. Но как это грустно… то, что ваш муж так и не увидел своего сына.
Я молчала.
Она продолжала:
— О, простите! Мне не следовало так говорить. Ведь это наверняка очень больно… даже сейчас. Простите меня!
— Ничего страшного.
— Говорят, что время лечит, и у вас есть такой милый сынишка. На прошлой неделе мой муж ездил в Сентевилль. И ночевал в замке…
Моя кисть зависла над пластиной из слоновой кости. Я не могла позволить ей дрогнуть. Каждый штрих был очень важен.
— Так что же? — пробормотала я.
— Он говорит, что принцессе постоянно нездоровится. Как я поняла, это у нее уже давно… Все началось после родов.
— После родов? — услышала я свой голос.
— Ах, разве вы не слышали? Прошло столько времени… Ребенку уже, должно быть, столько же, сколько и вашему малышу. Вы, кажется, говорили, ему два года? Да, да… наверное, они родились почти одновременно.
— Я не знала, что у них родился ребенок.
— Мальчик. Слава Богу, мальчик. Я слышала, что здоровье принцессы может не позволить ей иметь других детей.
— Очень жаль, ведь она еще так молода.
— О да, очень молода. Но роды были тяжелыми. Как бы то ни было, а у них теперь есть сын.
— Вы его видели?
— Мельком. Он показался мне довольно болезненным.
— Это удивительно.
— Да, можно было бы ожидать, что сын барона будет похож на своего отца, не правда ли?
— Как они его назвали? — спросила я. — Наверное, Ролло.
— О нет, нет. Так зовут барона.
— Я слышала, что его так зовут, и предположила, что ребенка назвали в его честь.
— Нет, малыша зовут Вильгельм.
— А, Вильгельм Завоеватель.
— Эта несчастная кроха никак не похожа на завоевателя. Но я слышала, что дети часто перерастают свои болезни.
— Да, я тоже такое слышала.
— О своем малыше вы можете не тревожиться, он — олицетворение здоровья.
После этого я была вынуждена закончить сеанс. Перед моими глазами то и дело всплывал образ принцессы, заточенной в этой суровой крепости. Она ее так боялась… Кроме того, ей пришлось именно там вынашивать ребенка и тяжко страдать при родах, подорвавших ее здоровье. Вряд ли это обрадовало барона. Его наследник, Вильгельм Завоеватель, слабый и болезненный ребенок…
Позже, в тот же день, когда мы с Николь остались одни, я рассказала об этом разговоре. Она лишь кивнула.
— Ты знала? — спросила я.
— Я слышала об этом.
— И ничего не сказала мне.
— Нет, учитывая то, как ты взрываешься всякий раз, когда я упоминаю его имя. Кажется, ты до сих пор не успокоилась.
— И, тем не менее, я предпочла бы узнать об этом от тебя.
— Постараюсь учесть это в следующий раз, когда услышу новые сплетни.
— Пожалуйста, не забудь. Я хочу быть в курсе событий…
— Даже если речь идет о… некоторых людях?
— Да, даже о них. Как вы сегодня погуляли?
— Очень хорошо. Кендал начинает интересоваться скульптурой. Ему очень понравилась статуя Шопена, и мне пришлось рассказать все, что я знаю об этом композиторе. Даже напеть отрывки из его произведений. Боюсь, это звучало ужасно, но Кендалу понравилось.
Несколько недель спустя меня ожидало потрясение. Кендал пробудился после дневного сна и, как всегда, был полон энергии. Последнее время мы просто не поспевали за ним, и Николь часто говорила, что, когда он ползал, справляться с ним было намного проще. Они с Николь гуляли все утро, а я пообещала повести его на прогулку после дневного сна. Мы отправились в магазин, где я обычно покупала кисти. Сделав необходимые покупки, мы вернулись домой.
Еще у входа я услышала, что Николь с кем-то оживленно разговаривает. Гости, подумала я, и уже собралась вести Кендала наверх, в наши комнаты, когда появилась Николь. Она выглядела обеспокоенной.
— Кейт, — произнесла она, — приехал твой отец.
Я замерла на месте, не в состоянии поверить в то, что поняла ее правильно. В этот момент в дверях появилась Клэр.
— Кейт! — Она подбежала и обняла меня. Вслед за ней в холл вышел отец. Кендал с любопытством смотрел на гостей. Необходимо было срочно принять какое-то решение.
— Отец! — воскликнула я, и мы обнялись.
— У нас для тебя новости. Мы должны были сообщить их тебе лично… — произнес отец.
— Какой милый мальчуган! — воскликнула Клэр.
Я почувствовала, что заливаюсь краской, при этом утратив дар речи. Разумеется, я часто представляла себе, как рассказываю отцу о Кендале, понимая, что не смогу вечно хранить в тайне существование своего сына. Но подумать не могла, что это будет происходить вот так…
— Нам предстоит долгий разговор, — наконец проговорила я. — Николь, отведи его, пожалуйста, наверх. Он сможет познакомиться с моим отцом немного позже.
— Я хочу увидеть его сейчас, — заявил Кендал.
— Ты уже увидел его, милый. Вначале я должна с ним поговорить.
Николь решительно взяла малыша за руку и увела прочь.
Вместе с отцом и Клэр мы вошли в
— Спасибо, Клэр, — сказала я. — Быть может, я смогу позже рассказать вам… Все произошло так неожиданно.
— Нам следовало предупредить тебя о своем приезде, — вздохнула Клэр. — Но мы так хотели преподнести сюрприз.
— Это необычайно радостный сюрприз. Я счастлива вас видеть. Просто…
— Мы понимаем, — успокоила меня Клэр. — Ты расскажешь нам, когда захочешь. Пока что нас это не касается. У тебя есть мастерская, и ты такой известный художник. Ведь именно об этом ты мечтала, Кейт, не правда ли?
Отец смотрел в мою сторону так, будто на моем месте вдруг оказался совершенно незнакомый человек. Я подошла и, взяв его руку, поцеловала ее.
— Прости, — проговорила я. — Это было нечестно. Быть может, следовало рассказать. Я не хотела усложнять тебе жизнь. Поверь, в этом нет моей вины. Это… случилось помимо моей воли.
— Ты хочешь сказать, что…
— Пожалуйста, не будем об этом. Быть может, позже. Но не сейчас. Ах, отец, я так рада, что ты счастлив и что у тебя есть Клэр!
— Клэр — замечательная жена.
Я потянулась к Клэр, взяла ее за руку, и мы замерли, прижавшись друг к другу.
— Пожалуйста, пойми, — повторила я. — Я к этому не стремилась. Это… просто случилось. В Николь я нашла настоящего друга. Она поддержала меня… Я считаю, что, несмотря ни на что… мне повезло.
Отец сжал кулаки и тихо произнес:
— Это был этот человек… барон?
— Отец, пожалуйста… давай не будем ворошить прошлое.
— Он много для тебя сделал. Так, значит, это все потому…
— Нет, нет, это совершенно не так! Возможно, я смогу поговорить с тобой обо всем… но не сейчас.
— Кендал, дорогой, — ласково произнесла Клэр, — не заставляй Кейт страдать. Представь себе, через что ей пришлось пройти… а теперь еще наш неожиданный приезд. Она расскажет, когда будет готова. Ах, Кейт, как мы счастливы тебя видеть! Малыш интересуется живописью?
— Да, и я уверена, станет художником. Он любит возиться с красками и хорошо чувствует цвет. Я назвала его Кендал… так, на всякий случай.
Отец нежно улыбнулся и крепко сжал мою руку.
— Ты не обратилась ко мне, — произнес он. — А ведь это я должен был тебе помочь.
— Я собиралась… Скорее всего, так и поступила бы, если бы не встретила Николь. Ах, отец, тебе так повезло с Клэр. А мне повезло с Николь. Как это замечательно — иметь верных друзей.
— С этим я согласен. А теперь хочу познакомиться с малышом, Кейт.
— Познакомишься.
— Кендал Коллисон, — пробормотал он. — Возможно, он понесет дальше наш факел.
* * *
Они с Клэр провели в нашем доме три дня.
Оправившись от шока, отец воспринял возникшую ситуацию так же философски, как и свою подступающую слепоту.
Он больше не задавал щекотливых вопросов. Возможно, поверил, что барон силой вынудил меня к близости, или же решил, что тот пустил в ход силу убеждения. Он не стал уточнять, а я эту тему тоже больше не затрагивала. Отец понял, что мне неприятно об этом говорить, и всячески стремился к тому, чтобы наше общение было радостным и приятным. При этом он не раз говорил, что при любых обстоятельствах наша любовь останется непоколебимой, как скала.
Они рассказывали мне деревенские новости. Хоуп очень долго не могла оправиться после смерти сестры, но теперь у нее родился малыш и она счастлива. В церкви и в семье священника все было по-прежнему. Франческа Мэдоуз благодаря своему необычайному трудолюбию легко справлялась как с домашним хозяйством, так и с бесчисленными приходскими проблемами.
— В сравнении с твоей парижской жизнью наше деревенское бытие можно назвать уединенным и тихим, — заметила Клэр. — Но нас все устраивает.
Зрение отца значительно ухудшилось. Он не носил очки, потому что они ему не помогали. Я поняла, что не за горами то время, когда он полностью ослепнет. Мне страшно было даже думать об этом, и я знала, что ему тоже.
Мы подолгу беседовали с Клэр.
— Он постепенно приспосабливается, — рассказывала она. — Я ему читаю. Он это очень любит. Конечно, он уже не может заниматься живописью. Когда я застаю его в мастерской, у меня сердце рвется на части. Мне кажется, твой успех очень много для него значит…
— Клэр, не знаю, как тебя благодарить.
— Это я должна быть благодарна. Пока я не приехала к вам, моя жизнь была пуста. Теперь она полна смысла. Мне кажется, я рождена для того, чтобы заботиться о других людях.
— Прекрасная жизненная задача.
— Твой отец так добр… так благороден. Мне повезло. И как жаль людей, которым повезло меньше. Я часто горюю по бедной Фейт Кэмборн.
— Она всегда была беспомощна, — вздохнула я.
— Потому я и пыталась стать ей другом. И сделала все, что смогла…
— Ты всегда была добра к ней.
— Теперь только остается надеяться, что Хоуп смирится с потерей сестры и начнет радоваться тому, что жизнь так щедро подарила ей, — хорошему мужу и прелестному малышу.
— Милая Клэр, — прошептала я, целуя ее.
Кендал был очень взволнован, узнав, что у него есть дедушка. Он то и дело вскарабкивался к нему на колени и заглядывал в лицо. Должно быть, мальчик услышал наши разговоры о неизбежной слепоте моего отца, потому что однажды подошел, пристально посмотрел ему в глаза и спросил:
— Как твои бедные глазки чувствуют себя сегодня?
Это так тронуло отца, что он чуть не расплакался.
— Я буду смотреть вместо тебя, — заявил Кендал. — Буду все время держать за руку и не позволю тебе упасть.
Увидев выражение лица своего отца, я в который раз возрадовалась тому, что у меня такой замечательный сынишка. И ничуть не сожалела о событиях, благодаря которым я обрела этот дар небес.
Они собирались в Италию. Отец хотел показать Клэр произведения искусства, которые так волновали его, когда он еще мог их видеть. Теперь он увидит их еще раз, но уже глазами Клэр.
Она была так ласкова с ним, так заботлива. И при этом не суетилась, проявляя ровно столько заботы, сколько было необходимо, чтобы он понял, как она его любит, позволяя ему делать самостоятельно то, на что он еще был способен, но неизменно оказываясь рядом, если он нуждался в помощи.
Я была рада их приезду. Казалось, с плеч свалилась гора. Больше не было страшной тайны. Теперь я могла подробно писать им обо всех своих делах.
— Вы должны навещать меня как можно чаще, — обратилась я к Клэр, когда пришла пора прощаться. — Мне затруднительно ездить в Фаррингдон, но вы… приезжайте… прошу вас.
Они пообещали.
* * *
Прошло два года. Кендалу скоро должно было исполниться пять лет. Он хорошо рисовал и очень любил находиться в мастерской. Приходил днем, когда не было заказчиков, садился на скамью и рисовал статуи, которые видел в Люксембургском саду. Его любимцем был Шопен, но он также делал вполне узнаваемые наброски Ватто, Делакруа и Жорж Санд. Мальчик рисовал так искусно, что даже я бывала изумлена его эскизами, о чем регулярно писала отцу, так как он требовал, чтобы я подробно рассказывала ему о Кендале. Его приводил в восторг интерес внука к живописи. По его словам, я начала проявлять подобные склонности именно в пять лет.
«