Магия чувств - Сюзанна Маккарти


Маккарти Сюзанна

Глава 1

— О нет, это уж слишком! Питер ден Ауден швырнул ручку и, нетерпеливо вздохнув, встал из-за стола, за которым уже не один час корпел над спецификациями на прецизионные винтовые механизмы — крупный заказ для французской аэрокосмической компании. Снизу, с лодки-дома, доносились громовые раскаты музыки; даже двойные стекла окон не могли их приглушить.

Небось и разрешения на швартовку у них нет, раздраженно думал он, опершись руками на раму и глядя на плавучую развалину. Все лодки, причалившие здесь раньше, пока на месте, а стало быть, швартовка новых не предполагалась. Это же корыто откуда ни возьмись появилось здесь несколько дней назад, и толпа молодых обитателей его гудит каждую ночь напропалую.

Повернув руку, он взглянул на часы: почти полночь. Неужели никто так и не вызвал полицию? А впрочем, ведь в этой части Херенграхт в основном банки и фирмы, жилые же дома можно по пальцам пересчитать; правда, кое-кто из деловых людей, как и он, предпочли обзавестись квартирами над своими офисами — удобство, надо сказать, немаловажное.

Уже почти полночь, а он все еще за работой. Ухмыльнувшись, Питер провел рукой по густым светлым волосам. Не иначе как он превращается в трудоголика. Не зря Жанина на днях пожаловалась, что чаще общается с его секретаршей, чем с ним самим.

А может, она права, честно признал он. Есть у него склонность частную жизнь, как и деловую, размечать по часам, включая ее в свой строгий рабочий график: Жанина — по понедельникам и субботам, Ингрид — по средам и через неделю по пятницам.

Но ему нравилось работать до упаду. Десять лет назад ему досталась по наследству небольшая конструкторская фирма «Ден Ауден»; его усилиями это не Бог весть какое предприятие внутреннего значения превратилось в мощную международную компанию. Как ни странно, он обнаружил в себе хватку бизнесмена, и то, что поначалу представлялось тягостной обязанностью, от которой он не знал, куда деться, постепенно стало для него едва ли не удовольствием.

Едва ли не…

Смех и музыка внизу не прекращались. Ребятня украсила свою посудину такими яркими разводами, что рябило в глазах. И это напомнило ему собственную юность. К тому же кто-то из ее обитателей, похоже, мечтал о карьере садовника — цветочные горшки с геранью и бегонией торчали из всех дыр и рядком выстроились на планшире в нескольких дюймах от мутных вод канала.

Он уже хотел было отвернуться, когда вновь увидел ту девушку. Она не покидала лодку со дня приезда, а значит, была одной из тех, кто на ней жил. Он поймал себя на том, что наблюдает за ней с каким-то необъяснимым восхищением. Она босиком танцевала на крыше лодки. Ее спутанная белокурая шевелюра, украшенная разноцветными ленточками, развевалась вокруг плеч; а одежда была, верно, приобретена на блошином рынке. Увидь ее на улице, Жанина сморщила бы свой точеный французский носик и перешла бы на другую сторону. Мысль эта слегка его позабавила.

Гром синтезатора неистовствовал в тишине летней ночи. Питер нетерпеливо тряхнул головой. Нет, он этого так не оставит; им, похоже, совершенно наплевать на других. Втиснув широкие плечи в пиджак серого делового костюма — вряд ли была в том необходимость в столь теплую летнюю ночь, — он выскочил из квартиры и без помощи лифта стремительно спустился по крутой узкой лестнице на улицу.

— Ух! Порезался!

— Ну что ж ты так неосторожен, Дункан? — засмеялась Чарли. — Кто собирает разбитое стекло голыми руками? Где-то есть совок с веником. Погоди, не вертись, сейчас приложу лекарство.

Пока она обрабатывала ранку на пальце, симпатичное лицо паренька морщилось от боли.

— Прости, Чарли, это была твоя любимая ваза. Завтра же куплю тебе новую.

— О, чепуха! — Ее фиалковые глаза улыбались. — Вот так, растяпа. Кровотечение остановлено, и думаю, швы накладывать не придется.

Свободной рукой он обнял ее за плечи и чмокнул в кончик очаровательного носика.

— Спасибо. Ты просто ангел. Пошли потанцуем.

Она окинула его строгим взглядом.

— Кажется, ты собирался пойти с Сарой, — с упреком произнесла она. Вот и танцевал бы с ней.

— О, Сара становится чересчур серьезной, — с досадой проворчал он. Ей все время слышатся свадебные колокольчики, а я пока к этому не готов. Мне хочется погулять. Ты для меня как раз то, что надо. — И заискивающе добавил:

— Никто не умеет так, как ты, по-настоящему, наслаждаться жизнью.

— Допустим, — признала она, решительно отстраняя его. — Но что значит наслаждаться жизнью? Боюсь, у нас разные представления на этот счет.

Он рассмеялся.

— А твой благочестивый предок не рассказывал тебе сказку о птичках и пчелках? Ведь ты красивый цветок, и неудивительно, что вокруг тебя жужжат пчелы, жаждая вкусить твоего нектара…

— Неужели? — сухо парировала она. — Только если пчелки подлетят поближе, они туг же учуют, что этот прекрасный цветок — венерина мухоловка. И вообще, музыка слишком громкая. Пора ее приглушить — уже за полночь.

— О, не переживай, — успокоил ее Дункан. — Вокруг только старые мрачные банки и ни одной живой души; о том, что мы здесь, никто понятия не имеет.

— Все равно. Ты же знаешь, что здесь нельзя было даже швартоваться. Тебе хорошо рассуждать. Случись что, расхлебывать придется мне, ведь в договоре об аренде стоит моя фамилия.

— Ну ладно, — нехотя согласился он, — коль ты настаиваешь. Твоя воля закон.

Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой. Он всегда говорил «Твоя воля — закон», когда она на чем-то настаивала, правда, случалось это не так уж часто. Порой она даже спрашивала себя, не слишком ли часто люди пользуются ее покладистым характером. Поначалу, когда она, не завершив курс обучения в художественном колледже, объявила, что отправляется с друзьями в Амстердам, эта затея ей представлялась очень увлекательной. Но за шесть прошедших месяцев никто из всей компашки и пальцем не пошевелил, чтобы заработать деньги или навести на лодке чистоту и порадок, так что эта «развлекуха» ей уже слегка поднадоела.

Ах, да ладно. Какое это имеет значение? Надо вот поскорее вымести осколки, пока не порезался кто-нибудь еще. Разыскав веник с совком, она сгребла остатки вазы, отнесла их на палубу и выкинула за борт. На минуту остановилась, озираясь вокруг.

Чудесный теплый вечер. Небо будто темно-синий бархатный ковер и все усыпано звездами. В такой вечер грех быть чем-то недовольным.

И все же какая-то часть ее существа слегка пресытилась необустроенным, богемным бытом. Все бы хорошо — чем не жизнь на воде, среди бесконечных вечеринок?.. Но почему-то хочется иногда ощутить хоть какую-то почву под ногами.

Встряхнув головой, она рассмеялась. Вот был бы рад отец услышать такие рассуждения! Надежность и респектабельность — его жизненное кредо. Он не слишком докучал вниманием своей единственной дочери, на это ему всегда не хватало времени. Занимая высокий пост в комиссии Европейского Сообщества, он не уставал повторять ей, что чрезвычайно занят делами.

Она уже хотела было идти к себе в каюту, когда вдруг увидела, что кто-то опрокинул горшок с ее любимой бегонией. Маленькая морщинка прорезала ее гладкий лоб. Типичный случай! Конечно, сбили нечаянно, но могли бы по крайней мере ей об этом сказать. Она наклонилась, подняла цветок и принялась сгребать в горшок землю, как вдруг совсем рядом с собой обнаружила пару черных, очень дорогих, изготовленных на заказ, мужских ботинок.

— Вы владелец этой лодки?

Резкий голос принадлежал мужчине, привыкшему командовать; и она осторожно поднялась на ноги. Взгляд ее медленно скользил вверх по серому, безупречного покроя, деловому костюму, по синему шелковому галстуку символу консервативности — и наконец добрался до тяжелого подбородка.

— Я спросил, вы владелец яхты? — сквозь зубы повторил он.

— Ну да. В некотором роде, — подтвердила она неуверенным голосом.

— Тогда, будьте так любезны, приглушите музыку, и чем быстрее, тем лучше. Интересно, вы, молодежь, хоть иногда думаете об окружающих?

В другой раз она, пожалуй, извинилась бы, объяснила, что именно это она и собиралась сделать, но командный тон ее уязвил, и она стрельнула в него уничтожающим взглядом.

— С какой это стати? — возмутилась она. — Жалоб никаких не было. Вокруг никто не живет, одни офисы.

— Я тут живу, — сухо возразил он, — вон там, наверху. — И он указал на окна своей квартиры на четвертом этаже старинного аристократического здания, в котором размещался офис «Ден Ауден Энтерпрайзис».

— Ну уж извините, — парировала она, в ее тоне раскаянием и не пахло. Откуда мне было знать?

— Вот я вам сообщаю. И надеюсь, вы приглушите музыку до разумного уровня.

Не поднимая ресниц, Чарли осторожно его изучала. А он моложе, чем ей показалось вначале, но все же лет тридцать пять есть. Очень хорош собой: русые волосы, несколько длиннее, чем она могла бы предположить, высокий интеллигентный лоб, холодные серые глаза.

А вот рот вызвал у нее откровенное восхищение. Такой красивый, чувственный рот — и в таком подчинении у рассудка! Что же он держит под контролем? Она ощутила в себе прилив сладостного тепла. Случись его железной силе воли отпустить удила, и результат будет умопомрачителен.

Казалось, его забавляло это изучение.

— Ну и как? — спросил он. В ней проснулся бесенок, и ей захотелось слегка подзавести незнакомца.

— Что ж, поскольку вы один недовольны музыкой, — начала она дерзко и насмешливо и, соблазнительно покачивая бедрами, двинулась к нему, — почему бы вам не остаться здесь и не присоединиться к нам?

Приблизившись, она вынуждена была задрать голову вверх — в нем шесть футов роста, а она босиком. Она игриво дернула его за дорогой шелковый галстук:

— Ну, не будьте же старомодным занудой.

— Старомодным занудой? — Вид у него был крайне удивленный, и она едва скрыла победную улыбку. Но уже в следующую минуту, обхватив руками за талию, он крепко прижал ее к себе. — Что ж, прекрасно. Я остаюсь. При условии, что танцевать со мной будете вы. — Это был вызов.

Тут Чарли запаниковала. Предполагалось, что игру будет вести она — так было всегда. Но этот высокий незнакомец неожиданно перетасовал карты, и она растерялась. Непосредственная близость крупного мускулистого тела и легкий теплый запах его кожи привели ее в некоторое замешательство.

Она было дернулась назад, но безуспешно.

— Но уж вы-то наверняка не старомодная зануда и не откажетесь потанцевать с незнакомым мужчиной? — съехидничал он.

— Нет, я… — Это что же происходит? Неужели она позволит какому-то нудному, старому бизнесмену в костюме выбить ее из седла? — Естественно, я потанцую с вами, — отрезала она с вызовом, не только ему, но и себе самой. — Вы уверены, что сможете танцевать под эту музыку?

— О, я могу танцевать под любую, — заверил он ее. Плутовской огонек в его глазах предполагал некий скрытый смысл. — Хотя признаюсь, предпочел бы нечто более… романтическое. — Он наклонил голову, и она ощутила над ухом тепло его дыхания, что отозвалось в ее теле мелкой дрожью.

Усилием воли она сконцентрировала внимание на галстуке, лишь бы побороть в себе предательское возбуждение и не сомлеть в его объятиях. Галстук, черт возьми! Она знала только одного человека, носившего галстук, — своего отца. Уцепившись за этот образ, она вновь вскинула глаза на его лицо.

— Почему бы вам не снять это? — предложила она, потянув его за ненавистный аксессуар. — Или без него голова отвалится?

Он снова улыбнулся — улыбкой, от которой у нее замерло сердце.

— Вам не нравится мой галстук? — поддразнивая, осведомился он.

Она пожала своим худощавым плечиком, демонстрируя полное равнодушие.

— Не именно этот. А галстуки вообще, — ответила она с бесцеремонностью, какую обычно позволяла себе в разговорах с отцом. Галстуки носят только те, кому за сорок.

— Да неужто? — Казалось, ее шпильки его нисколько не трогают. — Ну, раз так, я непременно должен его снять.

Он потянул вниз узел, она попыталась отпрянуть, но он не отпустил. Во рту у нее вдруг пересохло. Процесс освобождения от галстука невольно вызвал в ее воображении картину полного стриптиза.

Так лучше? — продолжал посмеиваться он.

Она была ошарашена. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, приоткрыв островок русых кудрей на гладкой загорелой коже. Язык у нее прилип к гортани — первобытный, старый, как мир, инстинкт захватил ее в свою ловушку, и, как справиться с ним, она не имела понятия.

— Итак, не окажете ли любезность назвать свое имя? — Мягкий приглушенный голос усугублял действие его чар.

— Я… Чарли, — вымолвила она, не сумев подавить легкое дрожание голоса.

— Чарли, — сказал он так, что у нее по спине пробежали мурашки. — Это сокращенное от Шарлотты?

— Да.

— Прекрасное имя. Жаль, что приходится сокращать его до такого мужского варианта.

— Но иначе его не сократить, — заметила она, сдержанно усмехнувшись. Разве что Лотти.

Он засмеялся низким гортанным смехом, до неприличия сексуальным.

— Да уж, пожалуй, лучше пусть будет Чарли, — согласился он. — Итак, Чарли, лодка принадлежит вам?

Он начинал ей нравиться; воспротивиться этому можно было только волевым усилием, но из практики общения с отцом она вынесла единственное и, увы, не слишком надежное средство защиты — юношескую дерзость.

— Вы имеете в виду, есть ли у меня такая маленькая симпатичная бумажка со всякими печатями и подписями? — съязвила она так презрительно, как только могла. — Естественно, нет.

— Похитили чужую собственность? — Он явно забавлялся.

— Да. То есть нет. Я ее арендовала.

— А остальные, которые тут сшиваются? — продолжал он допрос.

Она снова пожала плечами.

— Это… друзья.

— И они живут на лодке?

— Некоторые из них. Плавучий народ, так сказать. Странники водной стихии. Он оценил ее юмор и улыбнулся.

— Ясно, — пробормотал он, его серые глаза поблескивали сарказмом. — И один из них ваш дружок, Чарли?

Щеки ее слегка зарделись. Хорошо, что в вечернем мраке этого не было видно.

— Не совсем так. — Она старалась придать тону непринужденность. — Мы не признаем моногамные отношения. — Когда ее отец услышал от нее такое заявление, его чуть не хватил удар. — Они сковывают творческую личность. Чтобы воспринимать новые впечатления, нужно быть свободным.

— О, несомненно, тут вы правы. Главное в жизни — быть свободным.

Не насмехается ли он над ней? Украдкой она разглядывала его лицо, но так и не смогла понять, что оно выражает. И вообще, что это на нее нашло? Танцует с каким-то типом в костюме. Видел бы ее сейчас отец! Наверняка это пришлось бы ему по вкусу. А поэтому не пора ли ей послать его к черту и возвращаться к друзьям? С ними у нее больше общего.

Но почему-то ее тело отказывалось повиноваться рассудку. Рука его медленно скользила по ее спине, прижимая к себе сильнее и сильнее, и она не противилась. Медленно покачиваясь, он вел ее в танце так, что даже ритмы тяжелого рока казались романтическими мелодиями Фрэнка Синатры. Машинально закрыв глаза, она погружалась в мир его чар.

Но вот его рука провела по ее волосам, она подняла голову и оказалась с ним лицом к лицу; сердце ее затрепетало, будто рвущаяся на волю птичка. Он медленно склонил голову, и, точно повинуясь безмолвному приказу, губы ее приоткрылись. Еще прежде, чем они слились в поцелуе, она знала: это будет что-то особенное.

И не обманулась в ожиданиях. Его чувственный язык не спеша обследовал нежные внутренние ткани ее губ, пробуждая в ней такое ответное желание, какого она прежде в себе и не подозревала. Кто бы мог подумать, а с виду такой чопорный и официальный, мельком подумала она. Однако вскоре все разумные мысли потонули в бурном потоке разливающейся в ней страсти.

Время и место уже перестали существовать. Только бы это никогда не кончалось. Они продолжали медленно покачиваться под музыку. Чарли беспомощно отвечала на его ласки, изгибаясь в его крепких объятиях. Она даже не заметила, что, танцуя, он провел ее вдоль узкого планшира в темный укромный уголок у носа лодки. Здесь не так слышались оглушающие звуки рок-музыки и голоса веселящейся молодежи; зато доносились ласковый плеск воды и тихий шепот выстроившихся вдоль канала вязов.

Дальше