Ах, Мишель, Мишель!.. - Натали де Рамон 12 стр.


До чего же мерзко! И сигареты отвратительные. Он выстрелил окурком в окно. Надо остановиться и купить что-нибудь получше. И коньяку. Да, надо обязательно купить коньяку или рому. Нет, ром не годится. Он сладковатый. Лучше джин. Джин так симпатично пахнет еловыми ветками.

Только не сейчас, сейчас можно покурить и эти. Он опять сунул в рот новую сигарету. Главное, уехать отсюда подальше. Как можно дальше! Впереди уик-энд, можно не беспокоиться ни о чем до вечера воскресенья, а сейчас не думать и об этом! Просто ехать вперед, постепенно увеличивая скорость и сливаясь с машиной в единое целое, как в юности. Да, как в юности…

Позади давно остался Булонский лес, мост через Сену, неприятный для Мишеля сюрреалистический Дефанс. Машины двигались по шоссе сплошным потоком, и разогнаться, как того требовали его вздыбленные нервы, не удавалось.

При первой же возможности он свернул с шоссе в сторону, даже не дав себе труда посмотреть на указатель. Не все ли равно? Дорога, так или иначе, выведет его куда-нибудь. Главное, найти такой участок, где можно было бы выжать из мотора «BMW» всю его сдерживаемую мощь. Какой-нибудь пустынный участок среди полей… И уж затем на полной скорости влететь на центральную улицу какой-нибудь сонной деревушки или городка, пронестись по ней, заставив вздрогнуть в своих кроватях местных жителей, и снова оказаться среди полей и неба… А потом, на рассвете, где-то впереди заблестит море.

Если, конечно, ехать достаточно быстро и по направлению к нему, усмехнулся своим мыслям Мишель, а я ведь даже не знаю, куда меня несет. Сворачиваю каждый раз, нарочно не глядя на указатели. Как в юности. Да, как в юности, на своей первой собственной машине…

Это была не какая-нибудь там воняющая бензином «букашка», а «понтиак». Своего рода подарок отца по поводу окончания высшего учебного заведения. Некое завуалированное проявление родительских чувств непоколебимого инспектора дорожной полиции.

Полицейский — вот единственная, по мнению отца, достойная профессия для настоящего мужчины. Мишель не оправдал его надежд: отец всегда мечтал видеть своего сына выпускником полицейской академии, дослужившимся как минимум до полковника. Лучше, конечно, до генерала.

Но Мишель считал иначе, хотя избрал для себя вполне родственную сферу деятельности — юриспруденцию. Однако отец категорически отказался тратить деньги на его образование.

— Ни единого су! В твоем возрасте я уже содержал семью. Ты и так должен быть благодарен мне, что я тебя кормлю и не требую денег за квартиру. Хочешь стать богатым бездельником, изволь поработать хотя бы сейчас! И не забывай, что электричество ты жжешь ночами тоже за мой счет!

Бесконечные напоминания о перерасходе электроэнергии были особенно обидны. Но что поделать? Мишелю нередко приходилось корпеть над учебниками до трех, а то и до четырех часов утра. В ту ночь — перед очень ответственным и трудным экзаменом — Мишель лег почти на рассвете. До чего же несовершенно устроен человек! Хочешь не хочешь, а хоть пару часов, но поспать нужно.

И вдруг с ночного дежурства позвонил отец. Должно было произойти нечто сверхъестественное, чтобы он позвонил домой с работы, а тем более среди ночи!

— Эй, Мишо! Неужели спишь? Тут такое дело. Один бездельник машину разбил. Вдребезги! «Понтиак»!

— Он жив? — сонно поинтересовался Мишель, тоскуя по покинутой постели.

— Говорю, вдребезги! Экспертиза подписала приговор. Сейчас перевозка приедет и — в последний путь, на свалку.

— Я спросил о водителе, пап, — едва справляясь с зевотой и недоумевая, что нужно от него отцу, уточнил Мишель.

— Откуда мне знать, Мишо? Я тебе толкую, «понтиак» — вдребезги! Мы думали, взорвется. Кверху пузом стоял. Подождали. Нет, ничего, выдержал, крепенький. Этого бездельника из-под него вытащили, увезли на «скорой». Гад, такого красавца угробил!

Инспектор дорожной полиции Жероним Сарди любил машины гораздо больше, чем их владельцев-бездельников. Как какой-нибудь гринписовец готов грудью заслонить пингвина или баобаб, так и отец Мишеля избрал столь непопулярную среди обывателей профессию, похоже, исключительно ради того, чтобы защищать дорогих его сердцу железных скакунов от их безмозглых владельцев.

— Так я тебе чего говорю, сынок, ты б пришел, посмотрел до перевозки. Для экспертизы однозначно — утиль, а папаша Тибо подъехал, считает, что сделать можно, раз не взорвался. Так мы б его сразу, бедолагу, к нам в гараж.

Папаша Тибо был лучшим механиком гаража дорожной полиции. Видимо, отца действительно очень взволновала судьба обреченного экспертизой «понтиака», если для собственной экспертизы он не постеснялся среди ночи вытащить старика Тибо из постели.

— Так что, давай, сынок, ноги в руки и по-быстрому!

Мишель спросил, куда ехать, и ужаснулся, услышав ответ. Край света! А завтра в восемь утра экзамен. Если он его завалит, даже не завалит, просто после бессонной ночи не сумеет сдать на «отлично», то столько лет труда коту под хвост!

— Пап, можно я возьму твой «пежо»?

— Еще чего! Совсем сдурел спросонок? Наладишь себе «понтиак», тогда и катайся. Давай, давай на велосипеде. И поживее! Я не могу тут караулить до обеда!

И Мишель поехал.

А потом сдал экзамен на «отлично». И вслед за этим благополучно скинул остальные зачеты и экзамены.

А попутно своими руками, естественно, не без помощи папаши Тибо, восстановил этот самый «понтиак». И у него теперь был свой собственный настоящий огромный автомобиль с роскошными никелированными деталями и откидным кожаным, правда, латаным-перелатаным верхом. Обладая таким сокровищем, Мишель чувствовал себя если уж не властелином мира, то, во всяком случае, богачом и героем какого-нибудь заокеанского фильма из числа тех, что заполонили тогда кинотеатры Франции.

Он вообще чувствовал себя победителем в то лето. Новехонький диплом свежеиспеченного юриста и работа. Не ахти какая, конечно, по сегодняшним меркам, — «адвокат бедноты», то есть назначаемый судом защитник всяких непутевых ответчиков — мелких воришек, стянувших батон с прилавка или взломавших телефон-автомат. Или какого-нибудь пьяного работяги, в порыве алкогольного приступа гражданского возмущения, а то и банальной белой горячки высадившего стулом окно в баре. Собственная миссия казалась тогда Мишелю ужасно благородной.

Это много позже среди подвыпившей компании студентов, пытавшихся штурмовать с альпинистским снаряжением Триумфальную арку якобы в политических целях, окажется сынок некоего влиятельного человека. Амбициозный паренек не пожелает помощи папашиных адвокатов, и ему назначат Мишеля. Почти ровесника и с не меньшими амбициями. Все закончится совершенно замечательно, политика в итоге окажется ни при чем, а влиятельный человек решит отблагодарить начинающего адвоката за сына. И пред Мишелем гостеприимно распахнутся двери конторы самого мэтра Ванвэ. Будущее было обеспечено.

— Ты продался, — скажет Мишелю отец. — Мало того, что эти богатые бездельники изувечили арку ледорубами, так они еще на полдня парализовали движение по Елисейским полям! А сколько из-за этого было пробок и аварий во всем городе? Не знаешь? Тебе не интересно? Это умышленное, масштабное преступление! А ты оправдал их!

— Оправдал суд. Я лишь адвокат, папа. Но не прокурор и даже не инспектор дорожной полиции, который имеет право выписать штраф. Моя профессия — защищать людей.

— Преступников!

— Папа, они люди.

— Преступники. Богатые бездельники и преступники. А адвокаты самые отъявленные из них!

— Будь твоя воля, ты бы отправлял за решетку даже за отсутствие запасного колеса в багажнике!

— Сопляк. — Отец включил телевизор. — Продажный сопляк.

С тех пор они не разговаривают с отцом ни о чем, кроме как о марках автомобилей.

Но все это будет потом. А в то лето!.. Самое замечательное лето в жизни Мишеля. Диплом, работа, машина и первый законный двухнедельный отпуск… Удивительное чувство свободы! Не нужно ночи напролет читать юридическую литературу, готовиться к семинарам и экзаменам, не нужно никуда торопиться, гадать, где перехватить денег, где подработать, переведут или не переведут на следующий курс, а главное, хватит ли средств заплатить за учебу. Осенью, конечно, опять станет сложнее, потому что он собирается учиться дальше, писать диссертацию, и его уже включили в список избранных, допущенных к этому многолетнему священнодейству. Работа в суде и диссертация — задача не из легких, но он справится! Он со всем справится, потому что он молод, настойчив, удачлив и у него есть все — диплом, работа, машина!

Нет только девушки, подумал он. И вдруг в ту же секунду, стоило ему об этом подумать, на повороте дороги, среди виноградников, возникла изящная девичья фигура…

Да, точно — среди виноградников. В Турени. Он тогда решил добраться на машине до Марселя. Почему? Просто он никогда не был там, надо же побывать. Хотя, если честно, он много и прилежно учился, каждую свободную минуту тратил только на то, чтобы заработать на учебу, и вообще не бывал нигде. Ну и что? Большая часть человечества никогда не видела Парижа, а он там родился и вырос. Для начала стоило побывать в Марселе, дальше — будет видно. И ничего удивительного, что по дороге он оказался в окрестностях Тура. Можно было ехать в Марсель и как-нибудь по-другому: он же был совершенно свободен в ближайшие две недели. Но так случилось, что он оказался в Турени.

Там все было иначе! Даже небо. В Париже никогда не бывает такого неба. Большого, веселого и бездонного, специально для созревания винограда. Чтобы у винограда были веселые воспоминания, когда он будет постепенно превращаться в вино. Чтобы вино тоже получалось веселым.

Тонкая фигурка на повороте приближалась. Возле ног девушки стояла большая спортивная сумка; ветер шевелил темные легкие волосы. Лица из-за расстояния он сразу не разглядел. Но Мишель не прибавил, а, напротив, сбросил скорость.

Его сердце забилось учащенно. Такого давно не было с ним при виде девушек. Обычно наоборот: это у них сердце начинало колотиться в бешеном темпе, когда рядом оказывался Мишель, один из самых привлекательных парней на курсе.

Он относился к этому с пониманием, но всякий раз после двух-трех свиданий происходил разрыв. Причем вовсе не по его вине! Девушки никак не желали понять, что парень отказывает во встрече вовсе не потому, что появилась другая, а всего лишь по причине невероятной занятости! Конспекты, библиотека, подработка… И потом, почему он должен был залезать в скопленную с таким трудом на следующий семестр сумму ради того, чтобы сводить девушку в театр или купить ей подходящую к этому мероприятию сумочку? Глупое развлечение и пустая трата денег.

Поворот и девушка совсем близко. Удачные длинные ноги. Высокая. Легкие вьющиеся волосы. Симпатичная. Что ж такое с моим сердцем? — растерялся тогда Мишель. Далась она мне, эта симпатичная. Вот сейчас проеду мимо и больше не увижу ее никогда в жизни.

Он притормозил возле девушки и, облокотившись на борт «понтиака», спросил:

— Подвезти?

Девушка с сомнением смотрела прямо ему в глаза и напряженно покусывала нижнюю губку, словно умножала в уме пятизначные цифры и ее жизнь напрямую зависела от точности результата.

— Как хотите, — сказал Мишель, стараясь не смотреть на ее губы и злясь на себя за мальчишескую беспомощность. — Тогда я поехал.

Но не трогался с места.

— Ладно, — сказала девушка. — Сейчас светло и до Тура совсем близко.

Она подняла свою сумку, шагнула к машине, открыла дверцу, села на сиденье рядом, аккуратно поставила свой багаж на колени и закрыла дверцу. Двигалась его попутчица легко и уверенно, но почему-то как в замедленной съемке.

— Можно ехать. — Девушка опять посмотрела на него и улыбнулась.

Ровные зубы, десен не видно. Это хорошо, что не видно десен, подумал Мишель, противно, когда девушка улыбается и у нее видны десны.

— Но я еду в Марсель, — уточнил он. — А вам надо в Тур.

— Ничего, — сказала незнакомка. — Я скажу, где лучше всего высадить меня на дороге. Поймаю еще какую-нибудь попутную машину.

— Зачем?

Как интересно у нее двигаются губы, когда она говорит, удивился Мишель. Как два самостоятельных симпатичных существа. Верхнюю жалко — след от лихорадки. Где она умудрилась простудиться в такую жару?

— Что «зачем»? Я еду в Тур. — Губы девушки сложились в трубочку.

Как для поцелуя, подумал Мишель и механически повторил:

— В Тур.

Он чувствовал, как его губы готовятся к поцелую. А я не сделаю ей больно? — вдруг испугался он. Лихорадка еще не совсем прошла, корочка может лопнуть от напряжения…

— Эй! Ты уверен, что едешь в Марсель? — Девушка улыбнулась снова.

На ее щеках появились и исчезли ямочки. Как здорово! Странно, что я их не заметил, когда она улыбнулась в первый раз, подумал Мишель.

— Я бы поехала в Марсель по-другому.

— Ты была в Марселе?

— Нет. А ты?

— Я тоже. Хочешь поехать?

Девушка вздохнула, укоризненно покачала головой.

— Останови машину. Я никуда с тобой не поеду.

— Почему? Я не собираюсь останавливаться!

Она вдруг всплеснула руками — аккуратными, маленькими для ее роста руками — и захохотала.

— Что с тобой? — забеспокоился Мишель.

— Мы же до сих пор стоим на месте! Просто болтаем и никуда не едем! А оба уверены, что едем! А мы стоим!

— Правда, стоим, — обалдел Мишель. — С ума сойти!

Они смеялись, наверное, минут десять. Синее небо, зеленые террасы виноградников, ее заразительный смех, ямочки на щеках… Может быть, это были самые счастливые десять минут его жизни?

— Ладно, — вытирая пальцем выступившие от смеха слезы, произнесла наконец девушка. — Я пойду ловить другую машину. Счастливо добраться до Марселя! — Она повернулась, чтобы открыть дверцу.

— Нет! Я отвезу тебя в Тур!

— Знаешь, ты смешной парень. — Ее кулачок медлил повернуть ручку. — Но я не сажусь в машину к парням, когда езжу автостопом. Только к женщинам или к семьям.

— Автостопом? Ты? Ты не похожа на тех, кто ездит автостопом…

— Не волнуйся, я уже почти приехала. Мои родители живут в Туре. Я еду к ним на каникулы.

— Ты учишься? Где? — Мишель был готов расспрашивать о чем угодно, лишь бы она не уходила как можно дольше. А тут такая богатая тема!

— В Сорбонне.

— В Сорбонне? И твои родители не могут дать тебе денег на автобусный билет?

— Могут, конечно. У меня были деньги на дорогу. Но я опять кое-что купила себе.

— Духи? Колечко?

— Балда! Ой, извини, я случайно. Хочешь, покажу, что купила? Только обещай, что не будешь смеяться.

— Покажи. Не буду. — Хорошо бы это был купальник, помечтал Мишель.

— Вот. — Она раскрыла сумку, вытащила из нее коробку, открыла. Там лежал миксер.

— Что это? — глупо спросил Мишель.

— Миксер. Разве ты никогда не видел электромиксер?

— Видел. Но зачем тебе тратить деньги на миксер?

— Я люблю готовить.

— Поехали. — Мишель наконец-то тронул машину с места. — К которому часу родители ждут тебя?

— Ни к которому. Просто они знают, что я приеду сегодня. Мама жарит утку и печет миндальный пирог. Ты любишь миндальный пирог?

— Люблю. Меня зовут Мишель.

— А я — Полин.

Ее мама оказалась полной дамой, учительницей французского. А папа был сухощавый, подтянутый, немногословный, с аккуратно подстриженными усиками и очками в золотой оправе человек. Он больше смахивал на отставного военного, чем на учителя биологии, и больше всего на свете любил разгадывать кроссворды.

— Мама, папа, это Мишель, — сообщила Полин.

Он снял комнату в ближайшей гостинице. Из окна была видна площадь с облезлым фонтаном. На рассвете Полин постучалась в его дверь. На ее плече была та же самая спортивная сумка, а в ней, как выяснилось несколько позже: джемпер, блузка, кое-какое белье в пакете, горстка косметики, а остальное — коробки с посудой и кухонными принадлежностями.

Они уселись в «понтиак» и направились якобы в Марсель.

— Зачем ты таскаешь с собой все это? — поинтересовался Мишель.

— Разве я не говорила? Люблю готовить.

Виноградники под синим небом и маленькие гостиницы со старинными ваннами на чугунных звериных лапах… В деревенских лавочках они покупали всякие продукты — творог, молоко, яйца, ранние овощи, хлеб, ягоды — и без конца устраивали пикники. На полянках, на сеновалах, на берегу Шера, на кроватях в этих самых гостиницах.

Особенно по утрам. Мишель просыпался от звуков миксера — Полин обязательно взбивала для него что-то воздушное, утреннее и необычное, как это турское небо, как залитые солнцем виноградники, или похожие на картинки из детской книжки старинные замки, мельницы, домики и деревушки…

Назад Дальше