Ее слова сделали мое унизительное положение еще более неприятным.
- Тебе повезло, - продолжала мисс Брок. - Ты будешь жить в одной комнате со студенческой помощницей. Она здесь уже три года и сможет ответить на любые твои вопросы.
Три года? Я не знала, что существуют такие места даже три дня назад, не то что три года. Что же столь ужасного она сделала, что застряла здесь так надолго?
- Закончили с вашим отрядом отрядом, и помни, что я тебе сказала. - Мисс Брок указала морщинистой рукой в сторону, где стояли Роза и еще несколько девочек моего возраста. Глаза ее подозрительно блестели, и я подумала, что вряд ли мой день рождения будет решающим фактором для моего освобождения.
По пути к остальным меня остановили напротив стены, и плотная женщина с обвисшим лицом сфотографировала меня на голубом фоне. Я не улыбалась. До меня начала доходить жестокая реальность всего происходящего, и это привело меня в ужас.
Сестры. Отряды. Великолепная ухмылка мисс Брок. Это не были временные условия.
Я все еще была ослеплена вспышкой от фотокамеры, когда присоединилась к остальным.
- Я думаю, что эти сумасшедшие попытаются удержать нас здесь до нашего восемнадцатилетия, - прошептала я Розе.
- Я не останусь здесь до восемнадцатилетия, - сказала она убедительно. Я повернулась к ней, а она улыбалась, показывая щель между зубов. - Расслабься. В таких групповых домах всегда так говорят. Напортачь побольше, и можешь получить досрочное освобождение.
- Как? - потребовала я.
Только она открыла рот, чтобы ответить, как нас прервали два охранника, вошедшие через главный вход и сопровождавшие девочку в больничном халате. Они провели ее мимо регистрационного стола вниз по коридору и направо, поддерживая ее за локти, будто она могла упасть без их помощи. Я смотрела на нее несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы моя кожа покрылась мурашками. Она просто смотрела в пол, а ее черные спутанные волосы резко выделялись на фоне бледной кожи и впалых глаз с синяками. Она была похожа на психически больную, даже хуже. Она выглядела пустой.
- Как думаешь, что с ней произошло? - тревожно спросила я Розу.
- Наверное, болеет, - слабо предположила Роза. Очевидно, она раздумывала над своей недавней теорией освобождения. Затем она пожала плечами. Я пожелала быть такой же пренебрежительной, но я не могла отрицать, какое впечатление на меня произвела эта девушка. Она выглядела физически больной, но что-то мне подсказывало, что не вирус был причиной таких симптомов. Что она сделала? Что они с ней сделали?
Я хотела спросить, но нас собрали в общей комнате с салатовыми креслами, от которых пахло нафталином. Нас было восемь человек одного возраста. Восемь новеньких семнадцатилетних. В этой комнате столпились десятки других девочек в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Я узнала по крайней мере двоих. Обе из школы "Вестерн". Я была почти уверена, что одну из них зовут Джеки, но она не смотрела на меня.
Также здесь была группа местных жительниц, все с ослепительными до жути механическими улыбками. Они были одеты, как клоны друг друга: маленькие черные туфли без каблуков, длинные темно-синие юбки и соответствующие блузки с длинными рукавами. Это был совершенно бесцветный наряд даже для меня, а я совершенно не слежу за модой.
- Пожалуйста, внимание, девушки, - сказала мисс Брок. Комната затихла. - Добро пожаловать. Я - мисс Брок, директор Женского исправительного и реабилитационного центра Западной Виргинии.
Я неловко поежилась. Мисс Брок повернулась и, казалось, уставилась прямо на меня.
- Часть вторая статьи Седьмой гласит, что скоро вы станете леди. И к совершеннолетию вас научат быть образцом нравственности и целомудрия.
На слове "целомудрие" Роза фыркнула. Мисс Брок одарила ее взглядом, полным чистейшей злобы.
- Мир меняется, мои дорогие, - продолжала она сквозь зубы, - и вам посчастливилось стать частью этого изменения. С сегодняшнего дня и в дальнейшем, я очень надеюсь, вы станете скромны помыслами и чисты душой. Вы примете свое призвание стать Сестрами спасения и вернетесь в темный мир с одной истинной целью - нести свет.
Сейчас дежурные покажут вам ваши комнаты.
Я сделала глубокий дрожащий вдох. Нет. Я не могу остаться здесь еще на пять месяцев. Я не собираюсь "нести свет" этого безумия. Не могу позволить себе закончить, как та девчонка, которую солдаты практически тащили по коридору. Мне надо выбраться отсюда и найти маму.
Толпа андроидов раздвинулась, выставляя наружу румяную девушку со спиральками светлых волос, рассыпавшихся по ее плечам. Прелестные голубые глаза и задорная улыбка. Ей не хватало лишь нимба.
- Привет. Я Ребекка Лэнсинг, твоя соседка, - раздался ее раздражающе-высокий голос. - Я так рада с тобой познакомиться, Эмбер.
Она махнула, чтобы я последовала за ней по коридору под лестницей. Я гадала, откуда же она знала, кто я такая.
- Бьюсь об заклад, что ты рада, - мрачно ответила я, оглядываясь в поисках Розы. Но она уже исчезла.
Ребекка нахмурилась, услышав мой тон.
- Я знаю, что поначалу тяжело. Но ты привыкнешь. Скоро здесь ты почувствуешь себя как дома, даже лучше. Как в летнем лагере.
Я с трудом сглотнула, когда поняла, что она не шутит.
Ребекка привела меня в комнату общежития. Рядом с ней я чувствовала себя неопытной. Моя школьная форма все еще была грязной и в траве со вчерашнего дня.
- Вот это твоя сторона. - Она указала на кровать рядом с дверью. Матрас, застеленный розовым одеялом, какое бывает в больницах, был тонким, как картон. По бокам находилась подобающая обстановке мебель: комод с одной стороны и стол - с другой. На столе стояла маленькая алюминиевая настольная лампа для чтения, лежало несколько тоненьких блокнотиков и Библия. Кровать Ребекки стояла у стены под окном. Как стояла моя у меня дома.
Глаза защипало от слез, и я отвернулась к стене, чтобы Ребекка не увидела.
- Я принесла твою форму, - вежливо сказала Ребекка. Она протянула мне аккуратно сложенный голубой костюм и серый шерстяной свитер. - И я принесла тебе завтрак. Нам не полагается приносить еду в комнату, но для меня сделали исключение, потому что я СП (Студенческая Помощница).
Была Ребекка человеком или нет, но я была благодарна за еду.
- Ты правда здесь три года? - спросила я, жадно поедая мюсли.
- Да, - сказала она сладким голосом. - Мне здесь нравится.
Я чувствовала себя, как в фантастическом рассказе. В таком, где тебя заставляют принимать таблетки, чтобы контролировать разум.
Ребекку бросили родители еще до принятия Президентом Скарборо Статута о морали. Они были миссионерами и отправились служить Господу за границу до того, как запретили международные путешествия.
Ребекка рассказывала мне все больше о себе, и мой шок исчезал и превращался в жалость. Ее родители не связывались с ней с тех пор, как покинули страну, и, хотя она была твердо убеждена, что они живы, я в этом сомневалась. Во время Войны за границей преобладали анти-американские настроения.
Я не могла отделаться от мысли о том, какие же ужасные у нее были родители, раз бросили своего ребенка, особенно в таком месте, как это. Я снова задалась вопросом, достаточно ли я сопротивлялась солдатам, которые забрали меня, и, хотя я сдерживала чувство вины, оно отягощало меня, как камень.
Пока я переодевалась, Ребекка сидела на краю моей кровати, заплетая свои светлые волосы в косу через плечо. Она без умолку болтала о том, как рада, что у нее новая соседка по комнате, и что мы станем лучшими подругами; я размышляла: не спросить ли мне ее о мисс Брок и Сестрах спасения, чтобы прекратить все ее вопросы. Разговор был таким поверхностным, что казался фальшивым, а так как я была уверена, что он не был фальшивым, я не обращала внимания на ее голос и разглядывала свое отражение в зеркале.
Я никогда не была симпатичной в общепринятом смысле: у меня большие карие глаза и длинные черные ресницы, но брови неправильной формы, а нос слегка искривлен. Цвет лица сейчас был отвратительным - конечно, не такой, как у девушки, которую солдаты отвели в заднюю часть здания, - а скулы выступали так явно, словно последние несколько часов добавили мне десять лет голодной жизни. Темно-синяя форма была еще хуже школьной: потому, наверное, что я ненавидела ее в сто раз больше.
Я сделала глубокий вдох. Мои волосы пахли, как синтетические кресла в школьном автобусе. Я быстро расчесала запутавшиеся локоны пальцами и скрутила их в неровный узел.
- Время уроков, - прозвенела Ребекка, привлекая мое внимание.
Мой мозг начал интенсивно перебирать возможные варианты. Мне нужно отыскать телефон. Сначала позвоню домой, на случай, если Милиция отпустила маму. Если нет, позвоню Бет, чтобы разузнать, слышала ли она что-нибудь о том, куда они забирают нарушителей Статьей.
Когда я опустила глаза на Ребекку, то увидела, что она просто в восхищении от того, что покажет мне все, что есть вокруг. Она была здесь достаточно влиятельна в роли студенческой помощницы и могла на меня донести, если бы я переступила черту. У нее был такой понятный типаж.
Мне придется быть скрытной.
Через несколько минут мы пошли в корпус напротив столовой, где толпилось около сотни девочек. Это могло выглядеть, как средняя школа - здесь также шепотом сплетничали перед появлением новеньких, - но только настроение было слишком мрачное. Вместо того чтобы быть любопытными и милыми, они боялись нас. Словно мы можем сделать что-нибудь ненормальное. Это была странная реакция, несмотря на то что я думала о них так же.
Прозвенел звонок, и все разговоры прекратились. Девочки разбежались по своим классам, где выстраивались в ровные линии. Ребекка тащила меня за руку, как тряпичную куклу; я не сопротивлялась и позволила ей поставить меня в строй. В корпусе воцарилась тишина.
Через несколько мгновений появились солдаты, которые встали спереди, сзади и по бокам каждой линии. Молодой человек с рябыми щеками и комплекцией, как у хорька, прошел мимо меня, когда двигался к концу шеренги. На форме было написано: "Рэндольф". У второго, расхаживающего перед линией, было почти сияющее лицо по сравнению с тем, сзади. Его подбородок был аккуратно выбрит, а волосы имели песочный оттенок. Он мог бы быть привлекательным, если бы его голубые глаза не были такими пустыми.
Что же сделала Милиция нравов, чтобы так высосать человеческую душу? Я выбросила из головы появившиеся мысли о Чейзе.
- Мисс Лэнсинг, - сказал почти красивый охранник.
- Доброе утро, мистер Бэнкс, - сказала она мелодично. Он кивнул ей, быстро и безразлично, словно одобряя ее строевую линию. Вся беседа показалась мне неловкой и вынужденной.
- Эй, принцесса, - прошептала девушка позади меня. Я обернулась и увидела Розу, обратила внимание, что она отказалась заправить свою темно-синюю блузку. Рыжеволосая девушка позади нее, вероятно, ее соседка по комнате, смотрела с неодобрением. Очевидно, ей не нравилось это новое соседство.
Ее рыжие волосы напомнили мне, как я соскучилась по Бет.
Было приятно, что Роза поблизости. Несмотря на то что она была грубой, она, по крайней мере, была настоящей, а когда прозвенел звонок и ряды рассредоточились, мы остались стоять рядом, связанные нашим общим недоверием к остальным.
Мы проследовали за Ребеккой вниз по лестнице, мимо прачечной, медицинского пункта и приземистого кирпичного офиса, напротив которого стоял гидрант. Там семнадцатилетние были отделены от остальных отрядов и прошли по участку травы к тропинке, ведущей между двух высоких каменных строений. Я жадно осматривала прилегающую территорию, стараясь составить в памяти некую карту. Оказалось, что был только один способ войти и выйти: через главные ворота.
Когда Роза заговорила снова, ее голос прозвучал едва громче дыхания.
- Смотри и учись.
Я обернулась, но ее уже не было.
***Hester Prynne - Эстер Прайн, героиня романа «Алая буква» (англ. The Scarlet Letter) американского писателя Натаниеля Готорна. В отсутствие мужа зачала и родила девочку. Поскольку не было известно, жив ли муж, ханжески настроенные горожане подвергают её относительно лёгкому показательному наказанию за возможную супружескую измену — она привязана к позорному столбу и обязана носить на одежде всю жизнь вышитую алыми нитками букву «А» (сокращение от «адюльтер»).
Глава 3
Задрав юбку почти до бедер, Роза исчезла между двух зданий. Охранники что-то кричали - я не могла расслышать слов, потому что адреналин бурлил во мне вовсю. Один из них мгновенно рванул за ней. Другой взял рацию и отдал несколько коротких приказов, прежде чем последовать за первым. Девушки лихорадочно перешептывались, но ни одна не пошевелилась.
У меня в висках пульсировала кровь. Куда она побежала? Неужели она нашла выход, которого не увидела я?
Меня осенило: надо бежать в другую сторону. Роза отвлекла охрану и остальных семнадцатилеток; они, возможно, и не заметят, что я ускользнула. Я могу подняться обратно по лестнице к главным воротам и... и что потом? Спрятаться в кустах, пока не проедет машина и я не прокрадусь следом за ней? Правильно. Никто этого не заметит. Пока мы ехали в автобусе, не видели ни следа цивилизации до самого рассвета. Так что я могла бы пройти по шоссе в форме этого заведения никем не замеченной.
"Думай!"
Телефон. Он должен быть в общежитии. Или, может быть, в медицинском пункте. Да! Персоналу нужен хотя бы один на случай, если кто-то серьезно поранится. Медпункт был рядом; мы прошли его всего лишь несколько минут назад. Он был прямо за тем кирпичным зданием с пожарным гидрантом.
Все девчонки смотрели на проход между зданиями, где исчезла Роза. Даже охранники, оставшиеся поблизости, смотрели туда же. В воздухе повисло напряжение. Я сделала медленный шаг назад, трава хрустнула под выданными мне туфлями. Сейчас или никогда.
И тут меня грубо схватили за руку. Когда я повернулась вправо, увидела, что ледяные голубые глаза Ребекки вперились в меня. Ее ярость стала для меня удивлением. Я не думала, что в ней было что-то подобное.
- Нет, - сказала она мне одними губами. Я попыталась стряхнуть ее, но она лишь крепче в меня вцепилась. Я чувствовала, как ее ногти впились мне в кожу. Ее же кожа побелела в отблесках утреннего солнца.
- Отпусти, - тихо сказала я.
- Ее поймали! - закричал кто-то.
Все девочки, в том числе я и Ребекка, с любопытством подошли ближе к проходу между зданиями. Мне удалось избавиться от захвата моей соседки по комнате, но сейчас это уже не имело значения. Момент был упущен. Сейчас охранники смотрели на нас, так как Розу уже поймали. Если одна из нас и вдохновилась ее поступком, то охранники были к этому готовы. Из-за Ребекки я упустила свой шанс.
Я протолкалась между двумя девочками и увидела Розу в двадцати футах передо мной, загнанную в угол в тупике переулка, попавшую в ловушку. Два наших охранника пытались схватить ее. Они держали руки низко и широко раскинутыми, словно ловили курицу. Роза завизжала и бросилась между ними прямо к группе перепуганных семнадцатилетних девчонок. Уродливый солдат сбил ее с ног. Он врезался в нее сбоку и повалил на землю.
- Нет! - закричала я, пытаясь добраться до нее. Другой охранник перегородил мне дорогу. Кожа была плотно натянута на его лице, от его хитрого взгляда меня пробрал озноб.
"Рискни, - казалось, говорил он, - и ты будешь следующей".
Все смотрели, как Рэндольф с ухмылкой на покрытом оспинами лице держал вырывающуюся Розу коленом, уперев его ей между лопаток. Переведя дыхание, он усмирил ее сопротивление, свел ей руки за спину и стянул стяжкой.
А потом он ее ударил.
У меня сжался желудок, когда из носа Розы на ее темную кожу хлынула кровь. Я бы закричала, если бы мне было, чем дышать. Никогда в жизни не видела, как мужчина бьет женщину. Я знала, что Рой бьет мою маму. Я видела последствия. Но никогда сам процесс. Это было куда более жестоко, чем я представляла.
И тут меня словно ударило под дых. Если это может произойти с нами, девочками на реабилитации, то что же они делают с людьми, которые совершили так называемые преступления? Что Чейз сделал с нами? Необходимость убежать стала еще сильнее. Я боялась за маму еще сильнее, чем раньше.