– Вот это-то мне и интересно узнать, – заметил Ник. – Кто твой денежный мешок, Донни?
Бишон отвернулся, вздохнул и поморщился от собственного аромата – спиртное, пот, мускусный запах секса. Женщину он помнил смутно.
– Нет у меня никого. Это все блеф. Я говорил той девчонке.
– Угу, и она сейчас просматривает записи твоих телефонных разговоров, которые мы сделали, – солгал Фуркейд. – Когда закончит, эта мисс будет знать всех, кого знаешь ты.
– Я думал, тебя отстранили от дела, Фуркейд, и ты вне игры. Тебе-то какое дело, кому я звонил и зачем?
– У меня есть свои причины.
– Ты не в своем уме.
– Да, люди так говорят. Но видишь ли, мне плевать, правда это или нет. Мое существование зависит только от моего восприятия, мое восприятие – это моя реальность. Понимаешь, как это срабатывает, умник? Поэтому, когда я спрашиваю тебя, пытаешься ли ты заключить сделку с Дювалем Маркотом, ты обязан мне ответить, потому что ты сейчас передо мной в моей реальности.
Донни закрыл глаза и переступил с ноги на ногу.
– Мы будем стоять здесь, Донни, пока ты не надуешь в штаны.
– Мне нужны наличные, – покорно заговорил Бишон. – Линдсей хочет выкупить долю Памелы. Но эта дама та еще штучка, и ей доставит огромное удовольствие меня обчистить. Я просто немного сыграл, вот и все.
– Ты считаешь ее дурой? – поинтересовался Ник. – Думаешь, она не раскусит твой блеф?
– Я считаю, что она сука, и не собираюсь ее провоцировать лишний раз.
– Ты только что вывел ее из себя, Донни. И меня ты раздражаешь. Неужели ты думаешь, что я настолько глуп? Я узнаю, если ты меня обманул.
– Сегодня же выясню, нельзя ли забрать залог обратно, – пробормотал Донни, глядя в потолок. Ник потрепал его по щеке и отошел от двери.
– Извини, приятель. Этот чек уже обналичили, и кот вырвался из клетки. Надеюсь, ты об этом не пожалеешь.
– Уже пожалел, – ответил Донни, бросаясь к унитазу.
Анни свернула на подъездную дорожку, ведущую к дому Маркуса Ренара. Неплохое местечко… Только слишком уединенное. Это ей не понравилось, но, когда Анни говорила с Ренаром по телефону, она предупредила, что о ее визите к нему знают многие. Просто небольшая страховка на тот случай, если Ренар задумал расчленить и ее тоже. Она не стала упоминать, что единственный человек, которому известно о ее приезде к нему, это Ник Фуркейд.
Пока накануне вечером они с Фуркейдом заключали их весьма непростой союз, Ренар позвонил ей домой и оставил сообщение о том, что у него побывал Фуркейд. Благодаря этому звонку Анни не пришлось придумывать подходящий предлог, чтобы к нему заехать.
– Я не знаю, к кому еще обратиться, Анни. Вы единственный человек, который может мне помочь.
Предстоящий визит, так обрадовавший Фуркейда, саму Анни очень беспокоил. Она сказала Нику, что не станет играть роль приманки, но именно это и происходило. Анни уговоривала себя, что она всего лишь едет к подозреваемому, чтобы взглянуть на человека в привычной для него обстановке. Но если Ренар воспримет ее приезд как светский визит, то она все равно станет наживкой, хочет она того или нет. Восприятие – это реальность, как сказал бы Фуркейд.
Тоже тот еще сукин сын. Почему он не сказал о том, что был у Ренаров? Ей очень не хотелось думать, что Фуркейд действовал по заранее намеченному плану.
Подъездная дорожка вырвалась из-под низко нависших ветвей, и слева показалась лужайка размером с поле для поло. Это была не дань моде, а всего лишь попытка не подпустить дикую природу очень близко к дому. Анни проехала мимо старого гаража, выкрашенного под цвет дома. В пятидесяти ярдах дальше стоял особняк Ренаров, простой и изящный, цвета старого пергамента с белой отделкой и черными ставнями. Она поставила машину рядом с «Вольво» и направилась к веранде.
– Анни!
Навстречу ей вышел Маркус. С его лица почти спала опухоль, но выглядел он все равно неважно.
– Я так рад, что вы приехали. – На этот раз Маркус отчетливее выговаривал слова, хотя для этого ему требовалось приложить усилия. – Разумеется, я надеялся, что вы перезвоните мне еще вчера. Мы были так расстроены.
– Я поздно вернулась, – ответила Анни. Она различила нотку осуждения в голосе Маркуса. – Но, судя по вашему сообщению, я ничем не могла вам помочь.
– К сожалению, нет, – согласился Ренар. – Вред уже был нанесен.
– Какой вред?
– Фуркейд огорчил меня, мою мать и особенно моего брата. Потребовалось несколько часов, чтобы Виктор успокоился. Но что это мы стоим на пороге? Прошу вас, входите. Мне бы очень хотелось, чтобы вы остались с нами поужинать.
– Я приехала не в гости, мистер Ренар, – напомнила ему Анни, стараясь сохранить между ними дистанцию. Она вошла в холл, обвела его взглядом – стены цвета лесной зелени, мрачная пасторальная сцена в золоченой раме, медная подставка для зонтов. Виктор Ренар, присев на корточки, разглядывал ее сквозь белые столбики перил на площадке второго этажа. Он напоминал маленького мальчика, который думает, что его никто не заметит, если он притаится и будет сидеть тихо.
Не обращая внимания на брата, Маркус провел Анни через гостиную на веранду, выходящую на затон.
– Сегодня такой чудесный день. Я подумал, что мы сможем побеседовать на воздухе.
Он подвинул для Анни кресло к чугунному литому столу. Она осторожно села, придерживая полу куртки, чтобы не обнаружить спрятанный там магнитофон. Это была идея Фуркейда, точнее приказ. Он хотел слышать каждое слово из их разговора, уловить любой оттенок интонации Ренара. Этой пленкой нельзя будет воспользоваться в суде, но если это даст им хоть какую-то зацепку, то усилия не пропадут даром.
– Итак, вы сказали, что детектив Фуркейд нарушил судебное постановление и приблизился к вам, – начала Анни, вынимая блокнот и ручку.
– Ну, не совсем так.
– Что же тогда произошло?
– Он проявил осторожность и не пересек границу владения. Но само появление Фуркейда расстроило мою семью. Мы позвонили в офис шерифа, но к тому моменту, когда приехал полицейский, Фуркейда здесь уже не было. Полицейский даже не записал наше заявление. – Маркус промокнул слюну в уголке рта аккуратно сложенным носовым платком.
– Если не совершено преступление, то и заявление не фиксируется, – пояснила Анни. – Фуркейд угрожал вам? Он показывал оружие?
– Нет. Но его присутствие воспринималось как явная угроза. Разве это не часть закона о преследовании – явная угроза?
Анни едва удалось сохранить на лице некое подобие безразличия.
– Этот закон поддается очень широкому толкованию, – заметила она. – Как вы, должно быть, уже знаете, мистер Ренар…
– Маркус, – поправил он. – Я понимаю, что власти пользуются законом так, как выгодно им. Они не испытывают ни малейшего уважения к правде. Все, кроме вас, Анни. Ведь я в вас не ошибся? Вы не похожи на остальных. Вам нужна правда.
– Все, кто занимается этим делом, хотят докопаться до истины.
– Нет, это не так. – Ренар чуть подался вперед. – Они с самого начала отнеслись ко мне предвзято. Стоукс и Фуркейд занимались только мной и никем другим.
– Это неправда, мистер Ренар. У следствия были и другие подозреваемые, но в результате проверки вы остались единственным. Мы об этом уже говорили.
– Да, говорили, – подтвердил Ренар, откидываясь на спинку кресла. Какое-то мгновение он изучал лицо молодой женщины. – И вы сказали, что верите в мою виновность. Если так, тогда почему вы приехали, Анни? Чтобы уличить меня? Я так не думаю. Вы бы не стали беспокоиться, понимая, что ни одно мое слово не может быть использовано против меня. Вы сомневаетесь. Вот почему вы здесь.
– Вы заявили, что с вами обошлись несправедливо. Если это правда, если детективы упустили факты, которые могут снять с вас подозрения, тогда почему ваш собственный следователь, нанятый мистером Кадроу, не нашел ни единой детали в вашу пользу?
Маркус отвернулся.
– Он действовал в одиночку. Мои средства весьма ограничены.
– На что, по-вашему, нам следовало обратить внимание?
– Прежде всего вам следовало заняться мужем Памелы.
– Мы тщательно проверяли мистера Бишона.
– Никто даже не пытался найти человека, который помог мне с машиной на дороге. – Маркус не стал спорить, а просто сменил тему разговора.
Анни заглянула в записи, которые захватила с собой.
– Мужчину, чье имя вы даже не спросили?
– Я же не думал, что это понадобится.
– Мужчину, сидевшего за рулем «какого-то грузовика» с номерными знаками, где «вроде бы» есть буквы «ф» и «ж»?
– Уже стемнело. Грузовик был весь в грязи. Да и потом у меня не было причины записывать номер.
– Даже эти незначительные детали, что вы сообщили нам, мистер Ренар, были широко растиражированы прессой. Никто не отозвался.
– Но разве офис шерифа пытался найти этого водителя?
– Я проверю еще раз, но у меня слишком мало данных, – ответила Анни.
Ренар вздохнул с явным облегчением.
– Спасибо, Анни. Не могу выразить, как для меня важно ваше участие в деле.
– Повторяю, я не жду слишком впечатляющих результатов.
– Это неважно. Хотите чаю? – Он потянулся к кувшину, стоявшему в центре стола рядом с парой стаканов и вазочкой с желтыми нарциссами.
Анни взяла предложенный стакан и стала медленно пить, в промежутках между глотками оглядывая двор. До Пони-Байу было рукой подать. Чуть ниже течение огибало грязноватый островок, поросший ивами и кустами ежевики. Немного южнее, за плотной полосой леса, где распевали весенние птицы, стоял дом, где убили Памелу Бишон. Анни задумалась, знает ли об этом рыбак, устроившийся в своей лодке у излучины. Может быть, он и приплыл сюда только поэтому?
Ее вдруг охватила паника. А если этот рыбак – человек из офиса шерифа? Вдруг Ноблие снова установил наблюдение за домом Ренаров? Или сержант Хукер в свой выходной отправился именно сюда, чтобы наловить окуней? Если кто-то увидит Анни с Ренаром, то ее просто смешают с дерьмом.
– Что вы держите в этом сарае? – Анни устроилась удобнее в своем кресле, постаравшись повернуться спиной к рыбаку, и кивком головы указала на маленькое, низкое строение из проржавевшего железа.
– Старую лодку. Моему брату нравится исследовать затон. Он своего рода любитель природы. Правда, Виктор?
Тот показался из-за шторы, висевшей у стеклянной двери, чью створку Маркус не потрудился закрыть.
– Виктор, – Маркус осторожно встал, – это Анни Бруссар. Она спасла мне жизнь.
– Лучше бы вы перестали это все время повторять, – пробормотала Анни.
– Почему? Вы скромны от природы или сожалеете о своем поступке?
– Я просто делала свое дело.
Виктор бочком подошел к столу, чтобы лучше рассмотреть Анни. Он был одет в чуть коротковатые брюки и наглухо застегнутую спортивную клетчатую рубашку. Он был похож на брата – те же невыразительные черты, аккуратно причесанные темные волосы. Иногда Анни видела Виктора в городе, но всегда в сопровождении Маркуса или матери.
– Рада познакомиться с вами, Виктор. Он подозрительно прищурился.
– Добрый день. – Виктор перевел взгляд на Маркуса. – Есть маска, нет маски. Пересмешник. Только подражает песням других птиц.
– Что это значит? – удивилась Анни. Маркус попытался улыбнуться.
– Возможно, вы ему кого-то напомнили. Или, если говорить точнее, вы похожи на кого-то, кем на самом деле не являетесь.
Виктор начал чуть раскачиваться, бормоча:
– Красное и белое. Сейчас и тогда.
– Виктор, почему бы тебе не принести бинокль? – предложил Маркус. – Сегодня на деревьях так много птиц.
Виктор нервно оглянулся через плечо на Анни и заторопился обратно в дом.
– Я полагаю, брат заметил сходство между вами и Памелой, – заговорил Маркус.
– Он ее знал?
– Они встречались у меня в офисе пару раз. И разумеется, он видел ее портрет в газетах после… Виктор читает каждый день три газеты, но воспринимает все по-своему. При виде двоеточия он может заволноваться, а террористический акт в Оклахоме, гибель людей для него пустой звук.
– Должно быть, очень непросто справляться с его… состоянием, – сказала Анни.
Маркус посмотрел на открытую дверь и пустую столовую за ней.
– Как говорит моя мать, это наш крест и нам его нести. Разумеется, она очень рада, что есть на кого переложить эту тяжесть. – Он снова повернулся к Анни с вымученной улыбкой. – Никогда не видел в городе ваших родственников. Они у вас есть, Анни?
– В некотором роде, да, – последовал уклончивый ответ. – Это долгая история.
– Семенные истории всегда такие. Посмотрите на дочку Памелы. Бедняжка, какая у нее будет семейная история. Что будет с ее дедом?
– Вам лучше спросить об этом у окружного прокурора, – отозвалась Анни, хотя могла бы ответить и сама. Ничего серьезного Хантеру Дэвидсону не грозит. Смит Притчет никогда не станет рисковать голосами избирателей и доводить дело до суда.
– Он пытался меня убить, – с возмущением заметил Ренар. – Пресса же пишет о нем как о герое.
– Да. Так иногда бывает. Вас не очень любят, мистер Ренар.
– Маркус, – снова поправил он Анни. – Вы по крайней мере ведете себя цивилизованно. Мне нравится думать, что мы друзья, Анни.
Его глаза смотрели мягко, в них появилась какая-то беззащитность. Анни попыталась представить выражение этих глаз глухой ноябрьской ночью, когда он вонзил нож в тело Памелы Бишон.
– Учитывая то, что произошло с вашим последним «другом», мне все это не очень нравится, мистер Ренар.
Маркус так быстро отвернулся, словно Анни ударила его. Он старался смахнуть с ресниц слезы, делая вид, что его внимание привлек рыбак в затоне.
– Я бы никогда не смог причинить Памеле боли. – Голос Ренара звучал глухо. – Я говорил вам об этом, Анни. Вы намеренно сказали это. Я от вас такого не ожидал.
– Это всего лишь разумная предосторожность с моей стороны, – заметила она. – Я вас совсем не знаю.
– Я бы не смог обидеть вас, Анни. – Маркус Ренар снова посмотрел на нее своими влажными газельими глазами. – Вы спасли мне жизнь. Согласно требованиям некоторых восточных культур я должен был бы отдать ее вам.
– Ну, мы с вами в Южной Луизиане. Обычной благодарности вполне достаточно.
– Едва ли. Я знаю, что вы страдаете из-за вашего поступка. Мне известно, что это такое, когда тебя преследуют, Аннн. Нас это объединяет.
Выражение его глаз нервировало ее, словно Маркус Ренар уже решил для себя, что отныне их судьбы связаны навек. Неужели вот так все и начиналось между ним и Памелой? Между ним и погибшей девушкой из Батон-Ружа?
– Не обижайтесь, – предупредила Анни, – но у вас слишком плохая репутация. Вы пытались ухаживать за Памелой, и теперь она мертва. Вы были связаны с Элейн Ингрэм в Батон-Руже, и ее тоже нет в живых.
– Смерть Элейн была трагическим несчастным случаем.
– Но вы же понимаете, что над этим нельзя не задуматься. Поговаривают, что Элейн собиралась с вами расстаться.
– Это неправда, – с горячностью возразил Маркус. – Элейн никогда бы не могла меня бросить. Она меня любила.
«Не могла бы». Он не сказал – «не бросила бы». Выбор слов говорит сам за себя. Не то что Элейн никогда бы не бросила его по собственной воле. А то, что женщина не смогла бы бросить Маркуса Ренара без его разрешения. Этот странноватый архитектор не первый из мужчин, кто руководствуется принципом «так не доставайся же ты никому». Среди маньяков это весьма распространенная точка зрения.
Именно в эту минуту на террасу вышла Долл Ренар в синтетическом платье в горошек, вышедшем из моды лет двадцать назад, и неимоверных размеров кухонном фартуке, завязки которого обвивали ее талию дважды. Долл даже не улыбнулась при виде гостьи. Мрачное лицо, плотно сжатые губы.
Анни показалось, что Маркус поморщился. Она встала и протянула хозяйке дома руку.
– Я Анни Бруссар из офиса шерифа. Прошу прощения, что пришлось побеспокоить вас в воскресенье, миссис Ренар.
Долл фыркнула, и ее пальцы хлопнули о ладонь Анни словно пучок розог.