Слезы ручьем текли у меня из глаз, но они не помешали мне заметить, что на лице Ламбиса, на котором застыло лишь немое изумление, вдруг промелькнуло совсем другое выражение, когда он перевел взгляд с моего лица на кого-то, стоящего позади меня. Позади меня, прямо за дверью…
В дверном проеме мелькнула чья-то тень. Мешковатые бриджи и критский головной убор. Какой-то человек стремительно вошел, держа в руке нож.
— Колин! Берегись! — взвизгнула я.
Колин резко обернулся и выстрелил. В тот же момент Ламбис что-то закричал и прыгнул к нему. Пуля застряла в дверном косяке, на полпути между незнакомцем и мной, хлопок выстрела оглушительным эхом разнесся внутри церкви. Потом Ламбис поймал руку Колина, державшую пистолет, а другую руку крепко прижал к туловищу мальчика; пистолет упал на пол. Я стояла не двигаясь. В тот самый момент, когда я закричала, я увидела лицо вошедшего.
— Марк! — пискнула я почти, что беззвучно.
Выстрел заставил его остановиться на пороге. Ламбис отпустил Колина и нагнулся, чтобы поднять пистолет. Колин стоял и моргал, щурясь от яркого света; вид у него был совершенно отупевший и ошеломленный; казалось, тронь его — и он рухнет как подкошенный.
— Колин, — сказал Марк.
А потом Колин очутился в его объятиях — не сказав ни слова, не издав ни звука, едва дыша.
— Что они с тобой сделали? Тебе было больно?
Никогда прежде я не замечала таких интонаций у Марка.
Мальчик покачал головой.
— С тобой все в порядке?
Мальчик кивнул.
— Это правда? Да? Значит, мы можем уходить. Слава богу, все кончилось. Мы пойдем прямо к яхте.
Я не слышала, говорили ли они еще что-нибудь. Просто развернулась и выскочила мимо них из церкви. Ламбис что-то сказал, но я не обратила внимания. Мне было наплевать, видит ли меня кто-нибудь. Не оглядываясь по сторонам, я стала выбираться наверх из лощины, намереваясь вернуться в Агиос-Георгиос.
Слезы застилали мне глаза, дважды я спотыкалась; глупые слезы, ни к чему было их проливать. Со злостью я утерла их. Над этой историей я проплакала больше, чем за несколько предшествующих лет. Хватит. Все закончилось.
К тому же скоро начнет темнеть, и Франсис будет беспокоиться обо мне.
ГЛАВА 16
Покончив с делами,
Он отбыл в Афины
Под звуки бравурного марша.
Джон Драйден. Паламон и Арсит
Не успела я пройти и тридцати ярдов, как услышала позади его шаги.
— Никола!
Я не обращала внимания.
— Никола… подожди, прошу тебя! Не могу я так быстро идти.
Я заколебалась, потом обернулась назад. Он спускался по тропинке без видимых усилий. Единственным напоминанием о его недавнем ранении была повязка на левой руке, сооруженная из критского головного убора. Сейчас Марк совсем не был похож на вчерашнего нечесаного и заросшего щетиной доходягу; он побрился и вымыл голову, однако главное, что так разительно изменило его внешность (то же самое я наблюдала и с Колином), — это чувства облегчения и счастья, читавшиеся на его лице. Первое, о чем я подумала: удивительно, как же я гак быстро его узнала, а второе — что «героический» костюм ему очень идет.
— Никола, — запыхавшись, выговорил он, — не убегай, прошу тебя, я должен поблагодарить тебя…
— Не стоило беспокоиться. Все нормально. — Я запихала свой насквозь промокший носовой платок в карман, с глаз долой, изобразила на лице улыбку и снова отвернулась. — Лучше бы вы с Колином спустились к яхте да отчаливали побыстрей. Ты в порядке? Выглядишь гораздо лучше.
— Ага. Я прекрасно себя чувствую.
— Я рада. Что ж, всего доброго, Марк. До свидания.
— Прошу тебя, подожди. Я…
— Слушай, мне ведь надо вернуться. Франсис скоро начнет отряжать спасательные партии на мои поиски, а мне потребуется не меньше трех часов, чтобы добраться домой.
— Ерунда! — Теперь он стоял передо мной, прямо посреди тропинки. — Если уж на то пошло, под гору можно спуститься за два часа. Почему ты убежала? Ты же понимаешь…
— Потому что все закончено и улажено и ты больше не хочешь впутывать меня в это дело. Теперь ты можешь отправляться вместе с Ламбисом и Колином к с-своей яхте и уплыть отсюда п-подальше, и не о чем больше говорить.
— Но, милая моя, ради бога, позволь же нам поблагодарить тебя! Это ведь ты все сделала, пока я валялся там наверху и толку от меня было, что от козла молока! А теперь все так чудесно — и главным образом благодаря тебе. Слушай, да не расстраивайся ты так…
— Ничего я не расстраиваюсь. Не говори глупостей. — Я шмыгнула носом и отвернулась, уставившись на яркий солнечный шар. Со злостью я ощутила, что слезы снова душат меня, и яростно накинулась на него: — Мы думали, он убил тебя. Нашли ту могилу и… этого… На нем была твоя одежда. Это было так жутко, у меня в голове помутилось. Если, по-твоему, этого недостаточно, чтобы расстроиться…
— Я знаю. И чертовски сожалею, что вам пришлось с этим столкнуться. То был человек, которого Колин называет Джозефом, да ты, наверное, и сама догадалась. Ламбис убил его вчера утром, когда преследовал вниз по склону, помнишь? Он не собирался этого делать; естественно, нам нужно было получить от Джозефа какие-нибудь сведения о Колине, но все произошло случайно. Ламбис крался следом за ним, не рискуя подходить слишком близко — из-за винтовки; как вдруг, обогнув изгиб оврага, наткнулся на Джозефа — тот остановился, чтобы напиться, а винтовка лежала сбоку. Думаю, шум ручья заглушил шаги Ламбиса и помешал Джозефу заметить его. Ну вот, застав его врасплох, Ламбис напал на него. Джозеф не успел схватить винтовку и вытащил нож, но Ламбис набросился на него сверху, так что у того не было даже возможности воспользоваться ножом. Джозеф упал, сильно ударился головой о камень… и все было кончено.
— Понятно… Вчера? Значит, когда Ламбис вернулся и отправил меня за продуктами… тогда-то он тебе и рассказал?
— Да. Он спрятал труп в кустах и вернулся, чтобы сообщить мне.
— Но ты мне ни слова не сказал.
— Конечно не сказал. Теперь понимаешь, почему мы не отважились спуститься в деревню и привлечь к делу местную полицию? Мы даже не знали, кто этот человек и откуда он. И Ламбис, естественно, запсиховал. Я решил, что лучше промолчать, пока мы во всем не разберемся.
— Если бы я только знала… — Я подумала о призраке Джозефа, который маячил у меня за спиной последние двадцать четыре часа, держа меня в постоянном страхе. — Могли бы довериться мне.
— Господи, ты же сама знаешь, что не в этом дело! Я просто подумал: чем меньше ты будешь знать об этом, тем лучше. Я не хотел тебя впутывать.
Это меня доконало. Я в ярости воскликнула:
— Впутывать?! Боже, дай мне силы! Впутывать? Значит, я была еще недостаточно впутана? Меня до смерти напугал Ламбис, я провела ужасную ночь с тобой, да еще загубила весьма дорогую нижнюю юбку. Я перевязывала твое паршивое плечо, готовила, прислуживала — и к тому же жутко переживала! Из-за Колина, разумеется. И единственное, до чего ты додумался, — это избавиться от меня, потому что я д-девчонка, а от девчонок мало толку; упрямство и высокомерие не позволяли вам признать, что я действительно могу помочь! Что ж, мистер Всемогущий Марк Лэнгли, я таки нашла Колина, и даже, будь он по-прежнему заперт в этой поганой мельнице, я все равно отыскала бы его! Я говорила тебе, что смогу свободно бродить по горам и по деревне, и я бродила и выяснила больше, чем ты со своим противным Ламбисом за несколько дней. И не рассчитывай, что я тебе что-нибудь расскажу! Можете сами туда отправляться и все выяснять! Ты ничего не сказал мне, так что я, естественно, решила, что он убил тебя, и мы с Колином собирались пристрелить вас обоих, и вам еще чертовски повезло, что мы этого не сделали!
— Да, пожалуй. Пуля была весьма близка от цели.
— Прекрати надо мной смеяться! — в бешенстве вскричала я. — И не думай, что я реву из-за тебя! И все, что я только что говорила о тебе Ламбису, — все неправда! Да хоть бы в той могиле валялся ты — мне наплевать!
— Знаю, знаю…
— И я не плачу, я никогда не плачу, это все из-за того ужасного трупа… и… и…
— Ох, Никола, милая, мне так жаль, честное слово. Я не смеюсь. Я что угодно отдал бы, лишь бы вам двоим не пришлось пережить этого потрясения, и мне ужасно жаль, что мы с Ламбисом так вас напугали. Но мы собирались спуститься в деревню, ты же помнишь, вот я и решил, что одежда Джозефа поможет мне в темноте сойти за местного, — Он улыбнулся. — В любом случае моя собственная имела весьма плачевный вид после всего. В тех штанах едва ли можно было показаться в приличном обществе.
— Я заметила дыру в них, когда Колин разгреб землю, и н-носки тоже были д-дырявыми.
Я села на камень и горько заплакала. Он присел рядом и обнял меня за плечи.
— Ох, Никола… именно от этого я и пытался тебя уберечь, неужели не понимаешь? — Он легонько встряхнул меня. — Глупышка, да это не мои носки были: белье и носки я не стал с него снимать! Все остальное мы забрали, а ботинки закопали… Ну-ну, ладно, поплачь, легче станет.
— Я не плачу. Я никогда не плачу.
— Конечно не плачешь. Ты замечательная девушка, и если б не ты, нам бы туго пришлось.
— П-правда?
— Конечно. Я бы, наверно, помер от Ламбисовых припарок или Джозеф отыскал бы меня в хижине, а Колин, возможно, никогда бы не добрался до нас целым и невредимым… Больше того, прошлой ночью ты спасла меня от верной пули, хотя и не знала этого. Я был в том сарае, вместе с котом, когда ты остановилась перекурить со своим приятелем-злодеем на дорожке.
— Знаю. Позже я туда вернулась и обнаружила кровь на стене.
— Вернулась? — Рука Марка дернулась, мышцы напряглись, и даже голос его изменился. — Ты знала? Значит… когда ты пыталась помешать этому малому войти?..
— Он приятель Джозефа. — Я скомкала свой мокрый носовой платок в маленький аккуратный шарик. На Марка я по-прежнему не смотрела. — Он один из них. Я же сказала тебе, что нашла их.
Повисла напряженная тишина. Я услышала, как он набирает в грудь воздуха, собираясь заговорить, и поспешно затараторила:
— Я все тебе про них расскажу. Я же не всерьез говорила, что не стану рассказывать, — буду, конечно. Но сначала расскажи о себе. Когда вчера ночью я обнаружила кровь, то подумала… даже не знаю, что я подумала. С тобой правда все в порядке?
— Абсолютно. Я задел плечо, когда рыскал там в кромешной тьме, открылось небольшое кровотечение, но совсем скоро прекратилось, и вроде бы ничего страшного.
— А что происходило после того, как я ушла от вас?
— Да в общем-то ничего. После того как Ламбис проводил тебя, мы с ним встретились и кое-как закопали Джозефа. Это заняло немало времени, и, когда мы закончили, я настолько вымотался, что мало на что годился, но все равно я был решительно настроен без промедления обследовать деревню. Как я тебе уже говорил, Ламбис не знал наверняка, куда именно направлялся Джозеф, перед тем, как он его убил, но, судя по всему, он шел в Агиос-Георгиос… Ну так вот, мы спустились вниз, насколько отважились, залегли в укрытии и наблюдали за деревней, пока не стемнело. Отдохнув, я почувствовал себя лучше, так что мы спустились в деревню и как можно тщательнее все осмотрели. Я решил, что переодеться в критский костюм — неплохая мысль: если бы кто-нибудь случайно заметил меня шныряющим между домами, я бы уже не выглядел таким явным иностранцем и даже, не исключено, сошел бы за своего, если бы пробормотал «добрый вечер» по-гречески. Но, как ты знаешь, мы не напали на след Колина. Говоришь, его держали на мельнице?
— Да. Но рассказывай дальше: что случилось, когда ты выбрался из сарая?
— Да ничего. Встретился с Ламбисом в условленном месте, мы снова поднялись в горы и затаились до утра. К тому времени я совсем выдохся, к тому же все больше уверялся, что мы никогда не найдем Колина… — Последовала пауза. — Сегодня утром Ламбис снова спустился вниз, а у меня хватило сил только на то, чтобы добраться до церкви и запрятать наши припасы. Потом я забрал винтовку и затаился — так, чтобы следить за тропинкой, на которой произошло первое убийство. Я думал, вполне возможно, кто-нибудь придет искать Джозефа или меня. Если бы они пришли, в одежде Джозефа я бы, наверное, смог спокойно приблизиться к ним на расстояние выстрела, прежде чем они сообразили бы, что это не он. Но к чему сейчас об этом? Никто не появился, даже ты. Как ты сюда добиралась? С какой стороны пришла?
— Мы все время держались в укрытии, шли вдоль того маленького овражка, где труп. Ты не слышал, как я пела? После того как я нашла Колина, я пыталась отыскать вас.
Он отрицательно покачал головой.
— Ничего не слышал. А жаль. И Ламбис тоже — он уходил, чтобы понаблюдать за полями.
— Сегодня утром? Мы там были — вместе с Франсис.
— Знаю. Он видел вас обеих возле одной из мельниц. Это и была та самая? — Марк улыбнулся. — Вот так ирония судьбы. Он видел, как вы вошли внутрь, и решил, что там ему делать нечего; побродил вокруг, пока вы не ушли и та гречанка тоже, а потом вломился в другую мельницу. И разумеется, ничего не нашел. Тогда он вернулся ко мне. Вот и все. Наши старания ничем не увенчались.
— Кажется, я начинаю понимать, почему в здешних краях столь популярна партизанская война. Это было бы смешно, если б не было так грустно — как вся наша компания слонялась по горам, не замечая друг друга. Это ты стрелял?
— Да, чтобы подсказать Ламбису, где я нахожусь. Стрелять безопаснее, нежели кричать, этот звук в сельской местности не привлекает внимания. Это тебя тоже напугало?
Я молча покачала головой. Я не собиралась объяснять Марку, что в тот момент меня куда больше тревожили другие вещи. Убрав носовой платок в карман, я насухо вытерла тыльной стороной ладони глаза и улыбнулась ему.
— Вот теперь другое дело! — ласково сказал он.
— Ага.
— Такая ты мне нравишься. — Он снова порывисто и крепко обнял меня и тут же отпустил. — А сейчас пойдем-ка вместе назад, устроим военный совет.
Колин и Ламбис сидели возле кустов у края лощины. Они облюбовали небольшую полянку, на которой росли маленькие цветочки и побеги кипарисов, словно темные персты, торчали среди зелени. Разогретые жарким солнцем, все они источали удивительный аромат. А ниже нас кремовые цветки ладанника сплошным ковром покрывали берег речушки. Тропинка петляла между ними и исчезала среди скал, окаймлявших берег моря. Там и сям сквозь просветы между скалами ослепительными клиньями сверкало море.
Когда мы подошли, Колин весело смеялся над каким-то замечанием Ламбиса. Рюкзак стоял раскрытый между ними, и Колин целеустремленно рылся в нем, выискивая что-то среди кучи продуктов. Вот он достал мою бутылку вина и победно помахал ею перед носом у Марка.
— Поспеши, Марко Поло, если хочешь получить свою долю. Тут и так почти ничего не осталось.
— Тогда предлагаю оставить немного и для Николы. А где это ты ее раздобыл?
— Она притащила.
— Ну, тогда тем более она должна выпить. Давай-ка сюда бутылку. Выпей немного, Никола.
— Это для тебя, — возразила я.
— «Мое вино — роса из дикой белой розы», — продекламировал, перевирая цитату, Марк, — и, кстати, что может быть отвратительнее на вкус? Да нет, я уже почти полностью перешел на воду, так что пей сама.
Я подчинилась и заметила, как Колин ухмыльнулся, глядя на озадаченное лицо Ламбиса.
— Не слушай Марка. Это всего лишь Джон Китс. Валяй, Ламбис, спроси меня теперь: «А что такое Китс?»
Ламбис улыбнулся. Очевидно, он уже привык служить мишенью для шуток Колина. Сейчас оба они казались чуть ли не одногодками. Ламбис, как и остальные, тоже заметно изменился — он словно помолодел, исчезли мрачные складки в уголках рта. Я поняла, что они были вызваны свалившимися на них бедами, и мне вдруг стало нестерпимо стыдно.