Это походило на манию. То, что Макс приходил сюда каждую ночь, уже не сворачивая по пути ни в скверы, ни в прочие магазины. Прохаживался вдоль стеллажей, практически ни о чем не думая и не замечая набитых продуктами полок перед собой, брал одно и то же и выжидал положенные пять или десять минут, прежде чем направлялся к кассе.
- Томатный сок и ментоловые «мальборо»? - Макс чуть не выронил из рук пакет, когда услышал заданный с дружелюбной ехидной насмешкой вопрос. Он поднял взгляд, пристально и молча поглядев на Антона. Сегодня тот был не в фирменной майке магазина, а в теплой серой толстовке, которая была на пару размеров больше нужного и забавно болталась на мальчишке. Вещь, добротная, но дешевая, подчеркивала глубокий цвет его глаз. - Я запомнил.
Макс невольно улыбнулся в ответ: с непривычки даже не понял, улыбнулся ли нормально, или выдавил из себя мрачный оскал. Но, судя по тому, что Антон рассмеялся, его не напугал. Неужели, мальчишку не напрягал белесый шрам на шее? Антон даже на него не взглянул, хотя обычно людские взгляды падали именно на эту рану, которую было не скрыть ничем, кроме шейного платка.
- Простите, наверное, это прозвучало странно, - пробормотал Антон смущенно и почесал кончик носа. У мальчишки были встрепанные черные, как смоль, волосы, и пара милых родинок на щеке. Восемнадцать лет, двадцать. Лет на десять младше самого Макса. - В смысле, что я запомнил.
Пожилая дама убрала свой сыр в черный лаковый клатч и, важно кивнув Антону, неторопливо вышла из магазина.
- Это действительно несложно запомнить, учитывая, что в это время мало кто ходит по магазинам, - ответил Макс, замечая где-то на краю сознания, что в собственный голос пробились нотки мягкой хрипотцы. Он положил на прилавок левую руку, но тотчас неторопливо ее убрал, увидев, как недоуменно Антон взглянул на его часы ролекс.
«Странно - для богатого человека заглядывать в маленький маркет в спальном районе каждую ночь».
- Ты ведь отрабатываешь только ночные смены, верно?
«Господи, Максим, прекрати, - попытался одернуть он сам себя, наблюдая за тем, как Антон вертит пачку ментоловых сигарет между тонких длинных пальцев и ищет штрихкод. - Он же совсем мальчишка. Это вообще законно? Что ты делаешь? На что надеешься?»
- Ага, - Антону, кажется, такое внимание к собственной персоне польстило, потому что он охотно добавил: - Днем я в универе пропадаю, в этом году поступил на первый курс. Квартиру тут во дворах снимаю. Сам я вообще в небольшом поселке живу… Жил, - он замялся, совсем уж невразумительно буркнув: - В приемной семье, только вот мне уже девятнадцать стукнуло, а на шее сидеть у людей, которые мне даже родственниками не приходятся, не хотелось, - Антон неловко махнул рукой. - Самостоятельная жизнь - штука сложная. Вот и приходится работать по ночам, чтобы оплачивать аренду и еду. Но мне нравится, в городе любая работа идет легче.
Он понял, что сильно сболтнул лишнего, вывалив слишком много ненужной информации на совсем незнакомого человека, и неловко уткнулся взглядом в монитор, где высветилась цена. На его щеках проступил яркий румянец, а Макс понял, что Антона смутило все сразу - собственная общительность, сиротство и бедность.
- Ты не должен стыдиться себя, - сказал Макс вкрадчиво, наклоняясь чуть ближе, чтобы взять сигареты и сок, но не спеша отстраняться. От Антона пахло мылом и совсем немного - юношеским потом. - Ты достаточно силен, чтобы вынести все это дерьмо, но при этом не замкнуться в себе. Я думаю, что это прекрасно. И смело.
Макс уже не помнил, когда в последний раз разговаривал с человеком с улицы, и уж точно не мог наверняка сказать, говорил ли когда-нибудь так искренне. Он только знал, что не сказать этого Антону было бы ошибкой, а потому слова сорвались с губ так легко и непринужденно, будто он вновь был собой. Прежним Максом с извечной обаятельной ухмылкой и тоном уверенного бизнесмена, который знает, что, стоит сделать ленивый взмах рукой, и весь мир ляжет у его ног.
- Антон, - произнес Макс мягко, и, повинуясь внезапному порыву, коснулся его запястья. Мальчишка вздрогнул и поднял на него свои удивленно распахнутые серые глаза. - Не смей смущаться того, что делает тебя лучшим человеком, чем являются многие другие. Ты понял меня?
Антон робко кивнул, на его губах появилась трогательная благодарная улыбка. Он расправил плечи и неловко взъерошил рукой темную шевелюру.
- Томатный сок и ментоловые «мальборо» завтра? - спросил он будто бы с надеждой.
Макс расплатился и забрал пакет с покупками, усмехнувшись в ответ:
- Посмотрим, - и вышел из маркета навстречу прохладной ночи, впервые за два года ощущая себя по-настоящему живым.
========== Глава 2. Исчезновение ==========
Утро следующего дня наполнило его жизнь новыми красками.
Макс проснулся задолго до того, как прозвенел будильник, и несколько блаженных минут слушал, как из приоткрытого окна доносились звуки отряхивающегося ото сна города - мерный набирающий темп гул автострады, далекий заливистый лай собак и перезвон инструментов в ближайшей автомастерской.
Легкий прохладный ветер заставлял трепетать белые занавески, и, когда те воздушными парусами приподнимались над полом, в комнату юрко проскальзывали первые лучи восходящего солнца, бликами играя на раздвижных панелях шкафа.
Макс лениво потянулся в ворохе одеял и обнял пухлую подушку, умиротворенно прикрывая глаза. Теплое чувство в груди полнилось, мешало ровно дышать и заставляло все его существо трепетать от необъяснимого, но несомненно приятного томления. Что это было? Воспоминание о светлой улыбке и смущенном растроганном взгляде серых глаз не оставляло его ни на секунду даже во сне. Целый месяц он покидал дом лишь для того, чтобы взглянуть на этого юношу, мазнуть по нему мимолетным взглядом, дающим избавление от серии расплывчатых ночных кошмаров. Раньше краткого зрительного контакта, украденных улыбок и подсмотренных жестов было достаточно, чтобы пережить следующий день. Своеобразное лекарство от скребущей душу тоски.
Но теперь этого было ничтожно мало.
Макс все думал о том, как непринужденно коснулся теплого запястья Антона, как склонился ближе и ощутил его горячее прерывистое дыхание на своем лице.
После катастрофы он очень долго испытывал отвращение к любому роду близости, не чувствуя ни капли влечения. Женщины опротивели ему, секс казался бесполезной физиологической фрикцией. Но вчера что-то неуловимо яркое проскочило вместе с надсадно сладостным ударом сердца. Интерес и легкое ненавязчивое любопытство, которые тянули Макса зайти и взглянуть на Антона каждую ночь, вдруг резко перестали быть невинной прихотью. Робкий, смущающийся каждого своего лишнего движения юноша пробудил в нем давно забытое желание обладать.
В этом сметающем все барьеры приличия и опаляющем нутро чувстве без труда угадывалась страсть. И Макс уже не питал никаких иллюзий по поводу ее природы, когда вернулся ночью домой и впервые за несколько месяцев запустил руку в трусы, жестко, с диким наслаждением подрочив. Буквально пары грубых движений ноющего члена в сжатом кулаке хватило, чтобы бурно кончить, испачкав в белесой сперме шелковую простынь. Острое чувственное наслаждение, которое разлилось по телу при долгожданной разрядке, хотелось переживать вновь и вновь, хотелось не только представлять, хотелось касаться, ласкать, получать ответную несмелую реакцию.
«Господи. Что я творю?»
Макс спрятал пылающее лицо в подушке, но мысль, набатом бьющая в голове, не исчезла.
«Хочу, чтобы он был моим».
***
Антону было тяжело приспособиться к новой жизни, привыкнуть к режиму, позволяющему только шесть часов сна, совмещению работы и учебы. Но все же он был искренне рад возможности вырваться из небольшого поселка и наконец оставить семью, в которой ему больше не было места. Появление у приемных родителей собственного ребенка навсегда вытеснило Антона из круга их внимания и заботы. Впрочем, тот все равно никогда и ни с кем не чувствовал себя по-настоящему родным.
Город подарил Антону свободу, пусть и сдобренную изрядной долей уже привычного одиночества. Из-за неудовлетворенной потребности в ласке и теплоте ему трудно было наладить общение со сверстниками в институте, привыкшими к холодной дистанции и поверхностной дружбе. Его искреннее стремление открыть собеседнику душу неминуемо разбивалось о стену непонимания и насмешек со стороны настроенных куда более цинично однокурсников.
Если с кем Антон и общался, то только с редкими покупателями, заглядывавшими в маркет во время его ночной смены. Лидия Марковна, сухопарая пожилая дама, постоянно заходила за сыром или красным вином, очень ласково расспрашивая Антона о его здоровье и учебе. Студентка исторического факультета Ульяна закупалась энергетиком перед каждой бессонной ночью, посвященной рефератам и курсовым. Она каждый раз с несчастным видом вываливала перед Антоном по пять банок и жаловалась на недостаток времени, головную боль и требовательных профессоров. Тот сочувственно кивал, лишь мельком глядя на давно знакомую страничку ульяниного паспорта, и пытался хоть каким-то добрым словом ее поддержать.
Были и другие покупатели, которые здоровались с Антоном при встрече и изредка перекидывались с ним парой дежурных фраз. А еще был он.
Высокий широкоплечий незнакомец в дорогих костюмах с невыносимо печальным взглядом карих глаз, который заходил в маркет вот уже целый месяц подряд и брал неизменные сигареты и сок. Антон исподволь наблюдал за ним, разглядывал белую полоску шрама, идущую от подбородка к воротнику рубашки, пока тот стоял с задумчивым видом у стенда с соками - вот чудак, ведь никогда не изменял привычке брать томатный - и размышлял о том, какие еще шрамы на теле и в душе он мог скрывать.
Еще и это выражение непреходящей скорби и сосредоточенной серьезности в его темных глазах заставляло Антона раз за разом мучительно краснеть и отводить взгляд.
Мысли о причинах, по которым мужчина из богатого района приходил в маркет каждый день, терзали и дразнили Антона. Болезненное любопытство мешало отвлечься на монотонную работу кассира - долго выносить недомолвок и неизвестности он никогда не мог, а потому в один вечер не выдержал и заговорил первым.
Загадок от этого не убавилось, но Антон странным образом успокоился - теперь каждый визит его постоянного покупателя, каждый задумчивый взгляд темных глаз вызывали улыбку и теплое чувство где-то в груди. Словно этот мужчина являлся стальной гарантией безопасности, уверял своим появлением в том, что дневная борьба выдержана не зря.
«Ты не должен стыдиться того, что делает тебя лучшим человеком», - эти слова, как мантру, Антон то и дело произносил про себя. Разве что голос с мягкой хрипотцой постепенно стерся из памяти, как ни старался Антон это воспоминание сберечь.
Мужчина больше не заговаривал с ним, только молча кивал и улыбался, расплачивался крупными купюрами и совершенно не реагировал на попытки вернуть сдачу. С момента знаменательного разговора так продолжалось весь промозглый октябрь, обрушившийся на город затяжными дождями и пронизывающими до самых костей ветрами. Что же заставляло его приходить сюда каждый раз?
- О чем это ты задумался?
Антон вздрогнул, отрываясь от своих размышлений, и недоуменно взглянул на старшего менеджера Владимира, протирающего очки краем растянутой майки с логотипом магазина. Где-то на улице раздался раскат грома, и по металлической крыше вновь, спустя пять минут затишья, забарабанил дождь.
- Кончилась твоя смена, парень, - пояснил Владимир, едко усмехнувшись, и покачал головой, так что чахлый хвост мышастого цвета сальных волос на его затылке дернулся из стороны в сторону. - Вот молодежь. Вечно витаете в облаках, даже вовремя остановиться без посторонней помощи не можете.
Антон неопределенно дернул плечом, поднимаясь с высокого табурета на колесиках и задвигая его под стойку кассы. На подначки и ехидные замечания Владимира он научился не обращать внимания так же, как на ребят в университете, которые смеялись за его спиной и крутили пальцем у виска.
- Не передумал по поводу отпуска? - спросил Владимир еще раз, когда Антон сунул бейджик в карман и поднял с пола порядком потрепанную сумку. - Оплачивать тебе его никто не будет. За свой счет.
- Я знаю, - устало вздохнул Антон, едва удержавшись, чтобы не огрызнуться и не сказать что-нибудь колкое. Он попытался протиснуться в сторону выхода мимо Владимира, но тот снова с угрожающей миной на лице встал на пути, хотя едва доставал носом ему до подбородка и не вызывал ни страха, ни даже мимолетного испуга. - Мне просто… Надо отдохнуть.
- Отдохнуть ему надо, - презрительно фыркнул Владимир, нехотя отступая. Он хмуро посмотрел уходящему Антону вслед и небрежно кинул: - Ну ты смотри, место твое я держать долго не буду!
Антон на это лишь упрямо промолчал. Его гораздо больше волновало, что сегодняшний ливень помешал прийти всем постоянным покупателям, и ему не выдалось шанса - как бы это глупо ни звучало - предупредить о своем отсутствии. Кто-то же в этом мире мог за него волноваться, верно?
- Спокойной ночи, - сухо сказал Антон на прощание, едва обернувшись на бормочущего что-то про мерзкие нескончаемые дожди Владимира.
Он вышел на улицу и накинул на голову капюшон толстовки, тут же попав под стену холодного ливня, брызжущего из переполненного накрененного набок желоба. Было непривычно темно даже для столь позднего времени суток, вдалеке раздавались глухие раскаты грома и изредка мелькали на видном из-за высотных домов небе расплывчатые вспышки молний. Антон зябко одернул воротник и направился по улице к перекрестку, чтобы не брести по полным мутной жидкой грязи лужайкам к своему двору.
Дорога была скользкой от воды и пахла осенней сыростью с примесью подгнившей листвы. Антон мысленно выругался, уже пожалев, что направился длинным путем в обход - гораздо легче было бы проскользнуть среди фонарей по холодным лужам и провести ночь свернувшись калачиком у старой батареи в попытке прогреться. Все лучше, чем щуриться от дождя, заливающего веки, и загребать кедами с асфальта мутную воду с неясными разводами мазута.
Зазвонил телефон. Антон выудил его из кармана и занемевшими от холода пальцами нажал на кнопку принятия вызова, прикладывая трубку к уху.
— Что? Забыл куртку? Это я уже понял… Оставьте ее там, я не вернусь за ней сейчас, — попытался он перекричать шум машин и набирающего силу ливня. На том конце провода невразумительно что-то бурчали. - Владимир Тихонович, пожалуйста. Я не пойду ее забирать.
- Серьезно? У нас здесь не склад забытых вещей! - прогрохотал начальник вдруг, и Антон поморщился от вибрации, которой отозвался дисплей телефона.
Он на мгновение замер под нерабочим фонарем, глядя из-под тяжело опадающих ветвей старого дуба, как где-то вдалеке на развилке шоссе рекой текли автомобили и мерцал зеленый сигнал светофора. Во дворе же было не разглядеть даже лавочек и приземистой изгороди.
- Ничего не понимаю, - пробормотал Антон в ответ на очередную волну гневных криков. - До свидания. Я потом заберу… честное слово… - его голос потонул в шуме проезжающей мимо машины, шины которой мерно прошуршали по мокрому асфальту.
— Ничего не слышу, - свет фар рассек стену дождя, ярко выделив поднимающийся от остывающего асфальта пар.
Дождь стекал по шее за воротник толстовки, заставляя ежиться и нервничать. Он уже промок насквозь, хотя идти до дома было совсем недалеко.
— Всего хорошего, - разочарованно бросил Антон никак не унимающемуся Владимиру и поднял взгляд, внезапно поняв, что автомобиль замер возле него, так и не двинувшись дальше. Сквозь сплошной водный поток он разглядел капот блестящего черного «рендж ровера» и тонированное стекло пассажирского переднего сидения, в котором в полумраке, разгоняемом лишь тусклым светом далекого фонаря, отражалось его перепуганное лицо.
Антон даже не успел повернуться на шум шагов по влажному асфальту, только от удивления разжал холодные пальцы, так что телефон с горящим дисплеем и все еще доносящимся из динамика визгливым голосом Владимира шлепнулся в лужу.