Она действительно не спрашивала. С того самого момента, когда Валентин впервые появился перед ней, девушка ни разу не спросила его о прошлом — о том, каким он был человеком… раньше. Он появился как сон, потом превратился в призрака, и Вероника решила смириться с таким положением вещей.
Но чем больше она узнавала его, тем более настоящим он казался — более соблазнительным и поэтому более опасным.
«Не спрашивай, — сказала себе девушка. — Просто оставь все как есть, не открывай рта и займись своими собственными проблемами: учебой, работой и планами на будущее».
— Что же случилось? — Неужели этот печальный, озабоченный голос — ее собственный? Черт возьми, так оно и есть. И хуже того: он полностью отражает ее чувства.
— Ты и в самом деле хочешь это узнать?
— Нет, но я должна это знать.
Валентин посмотрел на нее долгим и суровым взглядом, потом поднялся и направился к створчатым дверям балкона. Он нажал на ручку, открыл одну створку и выглянул на улицу.
— Сегодня такая же ночь — ясная, теплая. Той ночью я спал один в своей кровати в «Небесных ворогах».
— «Небесных воротах»?
— Так называлась моя плантация. Одно время она была самой большой плантацией во всей Луизиане. Теперь плантации уже нет, ее сожгли дотла в конце прошлого столетия. Эту информацию я почерпнул с таблички, которая висела над моей кроватью в музее, где я провел несколько лет. — Валентин закрыл глаза. — Это было ужасно давно, но я все еще вспоминаю «Небесные ворота» и представляю, как объезжаю свои поля, как выхожу в столовую к обеду. Я до сих пор ясно вижу свою прекрасную плантацию.
— Я понимаю…
Губы Валентина изогнулись в печальной улыбке.
— Мой отец вложил всю свою жизнь в этот дом. Он переехал туда из Франции в тысяча восьмисотом году в надежде сколотить состояние и обеспечить моей матери такую жизнь, к которой она привыкла. Моя мамочка принадлежала к королевской семье. Она пошла против воли своих родителей, убежала из дома и вышла замуж за моего отца. Он сам в то время был студентом из благородной и богатой семьи, но его фамилии все-таки было далеко до королевской. Моя маман заставила отца почувствовать себя королем, поэтому он захотел покроить настоящий дворец.
И построил его Главный дом был просто прекрасен — с двадцатью спальнями и великолепным танцевальным залом.
Вероника закрыла глаза, стараясь представить эту картину; роскошная парчовая драпировка, мраморные камины, изящная лепнина…
— «Небесные ворота» казались мне такими огромными и пустыми после того, как умерли мои родители, а сестры повыходили замуж, — продолжил Валентин. — Я стал владельцем процветающей плантации и в огромном количестве выращивал табак. — Он потряс головой, словно пытаясь избавиться от печальных воспоминаний.
Вероника не могла сказать, что она в чем-то обвиняет его. Валентин, согласно свидетельству о смерти, был убит в своей кровати. В этой кровати…
— О Боже мой! — воскликнула девушка и схватилась за голову. — Я спала в кровати убитого!
Валентин улыбнулся ей:
— В кровати призрака. И не надо так переживать: я упал на пол, а не истекал кровью на простынях. Лишь моя рука касалась кровати, когда смерть забрала мое тело.
Вероника перевела дух, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
— Это утешает.
— Тебя — может быть, но ты, надеюсь, помнишь, что я мертв?
Если бы девушка только могла это сделать! Проблема заключалась в том, что она постоянно забывала об этом немаловажном факте. Вероника по-прежнему видела мужчину, чья высокая, сильная фигура загораживала проем створчатых дверей Она слышала голос, который рассказывал о далекой-далекой жаркой и влажной ночи, о том, как рано утром хозяина плантации разбудило нападение группы разгневанных граждан под предводительством члена городского правительства.
— Так кто же на самом деле выстрелил в тебя?
— Священник.
— Тебя убил священник?
— Он был прежде всего отцом, а потом уже священником. Ведь я лишил девственности его дочь и оставил ее беременной. Так думал он, так думали и все остальные жители города.
— Ты никогда не говорил мне, почему они так думали.
— Она сама обвинила меня, сказав, что мы провели вместе одну ночь — ночь ежегодного городского фестиваля в честь уборки урожая. На соседней плантации был великолепный бал, во время которого я предположительно затащил ее в постель. — Валентин поморщился. — Я помню танцевальный зал, набитый людьми, в котором, кстати, было много женщин. Помню множество лиц, но только ее не помню.
— А ведь великолепный Валентин Тремейн никогда не забывает женских лиц.
Призрак кивнул.
— Он не забывает и имена, — добавила Вероника, напоминая ему о недавнем «сбое» его памяти.
Валентин сердито взглянул на нее:
— Если только меня не отвлекают полураздетые соблазнительные рыжие красавицы!
Девушке с трудом удалось скрыть улыбку, а тем временем призрак глубоко вздохнул, отвернулся и уставился на улицу, облокотившись на ограду балкона.
— Я станцевал несколько танцев, целовался с восхитительными женщинами в саду, но все остальное…
— Клэр там не было?
— Ее я не могу вспомнить.
— И никаких рыжих во фланелевых ночных рубашках?
— Благодарю, но таких там тоже не было.
— Значит, можно с уверенностью утверждать, что с твоей памятью все в порядке, — сказала Вероника. — А что случилось после бала?
— Наша обычная компания устроилась в библиотеке поиграть в карты — несколько владельцев соседних плантаций, с которыми меня связывали деловые отношения. Я выиграл несколько партий, немного выпил, а что было потом, не помню. Проснулся я на следующее утро в заброшенной хижине на краю моей плантации.
— Один?
— Если не считать ужасной головной боли и явного ощущения, что рядом со мной спала женщина.
— Откуда ты знаешь, что это была женщина?
Валентин раздраженно взглянул на нее.
— Запах, милая. Я хорошо знаю запах женщины. Но, увы, я не знал, что это была за женщина, и не было никакого подтверждения, что она была девственницей.
— Подтверждения?..
— Крови.
— Ox… — Вероника смутилась и покраснела, несмотря на то что была женщиной девяностых годов двадцатого столетия. Огромный опыт этого человека в подобных делах заставлял ее чувствовать себя слишком наивной. Более того, Валентин волновал, пьянил и возбуждал ее только одним своим взглядом.
Девушка кашлянула.
— Но может, это была не она.
— То же самое я сказал священнику, когда он стал добиваться от меня правды. Может быть, это была она, может быть, и нет — я ничего не помнил.
— И что было потом?
— Он застрелил меня в моей кровати. — Валентин так буднично произнес эти слова, словно прошлое не имело для него никакого значения.
— Откуда ты узнала о моей несвоевременной кончине? — спросил он после долгой паузы.
— Из архивов Батон-Ружа. Я искала сведения о Клэр и там же нашла свидетельство о твоей смерти.
Надежда зажглась в глазах Валентина, когда он посмотрел в лицо Веронике:
— Клэр? Ты нашла что-нибудь?
— Свидетельство о рождении. Валентин, у Клэр Уилбур спустя восемь месяцев после твоей смерти родился ребенок.
— Мой?
Разочарование переполняло девушку.
— Мне очень жаль, но имени отца там не было — только имя матери.
Валентин выпрямился и начал расхаживать по комнате.
— Но мне нужно знать это. Черт возьми! Я должен это знать! Разве я могу спокойно себя чувствовать, когда у меня на душе такое? Я не могу. Я просто не могу!
— Но ты ничего не сможешь сделать, чтобы загладить свою вину, Валентин. Это произошло так давно. Нельзя допускать, чтобы чувство вины так терзало твою душу.
— Вины? — Валентин повернулся к девушке и скептически посмотрел на нее. — Ты действительно так думаешь?
— А разве это не так?
— Боже мой! Конечно, нет, — улыбнулся Валентин. — Это надежда, Вероник, надежда.
— Ты надеешься, что это твой ребенок?
Улыбка увяла, и лицо призрака стало серьезным.
— Пойми меня правильно. Я, конечно, сожалею об обстоятельствах этого зачатия, но ребенок — мой ребенок. — Неподдельная радость согнала печаль с его сурового лица. — Я никогда не смогу сожалеть о таком замечательном чуде!
Скажи мне, кто родился — мальчик или девочка?
— Девочка.
— Дочь? — Валентин закрыл глаза, наслаждаясь этим известием. — Дочь… Я был единственным сыном в семье, — продолжил он, — последней надеждой отца на продолжение рода. Но мне не повезло, и если бы не Клэр… Может быть, Клэр… — Валентин в отчаянии потряс головой. — Мой дух не сможет успокоиться, пока я не узнаю, мой или не мой это ребенок. — Он пристально посмотрел на Веронику. — Тогда наконец я смогу пересечь границу миров и успокоиться. Тогда, и только тогда.
Эти слова заставили девушку задрожать. Валентин был временным в этом мире — сегодня здесь, а завтра уйдет.
Он был безопасным. Но от осознания возможности его ухода у Вероники неожиданно засосало под ложечкой.
Это все из-за ее работы. Она не могла позволить ему уйти, пока не закончит ее. Вероника освоила всего двадцать шагов! Кроме того, полученные знания пока не были закреплены с помощью практических занятий.
Ей нужен Валентин. И не только из-за этой курсовой работы, добавила про себя Вероника, почувствовав на своих губах его долгий пристальный взгляд и ощутив странный трепет во всем теле. Это было предвкушение, возбуждение, желание — нестерпимое, отчаянное, страстное желание. Ей хотелось сказать: я хочу тебя здесь и сейчас.
— Ну и что мы теперь будем делать? — спросил Валентин.
Вероника глубоко вздохнула и постаралась укротить свои мятежные гормоны.
— Возможно, есть еще какие-нибудь записи, которые смогут пролить свет на судьбы Клэр и Эммы.
— Эмма? — улыбнулся Валентин, словно пробуя на вкус имя дочери. — Эмма — это прекрасно.
— Я поеду в «Небесные ворота» на следующей неделе и посмотрю, что там можно найти. Тем более что в субботу утром я свободна.
Валентин посмотрел девушке в глаза.
— Спасибо тебе, Вероник.
Эти необыкновенно нежные и какие-то странно тоскливые слова задели девушку за что-то, запрятанное глубоко под се страстью и бушующими гормонами. Вероника с трудом подавила это чувство.
— Не благодари меня.
— Почему?
— Потому что у нас с тобой взаимовыгодная сделка: я помогаю тебе — ты помогаешь мне. Это только выгодная сделка.
У этого призрака нет никакого сочувствия, никакого сострадания и никаких человеческих чувств! Он просто призрак — сегодня здесь, а завтра там, — свободный от всяких условностей призрак.
— Так что у нас запланировано на сегодняшний вечер. профессор любви?
Озорная усмешка появилась на красивом лице Валентина, и сердце Вероники забилось в предвкушении.
— Поцелуи! — объявил призрак.
— Но я думала, что мы уже прошли поцелуи вчера вечером.
— Да, но сегодня будут практические занятия.
— Этого только не хватало! — воскликнула девушка через десять минут практических занятий, когда к ней в дверь постучал Дэнни.
— Что такое с тобой стряслось? — спросил Дэнни, когда Вероника впустила его в квартиру.
— Стряслось?
— Ну да. Ты же сама позвонила мне на автоответчик и сказала, что тебе требуется помощь и чтобы я сразу же шел к тебе. Я подумал, что ты заболела. Твой голос показался мне очень… странным и осипшим.
— Ну погоди, я еще с тобой разберусь! — тихо прошептала Вероника в сторону.
— Что ты сказала?
Девушка кашлянула:
— Я… я сказала, что мне просто показалось, будто я простудилась.
— Тогда в чем же заключается твоя чрезвычайная ситуация?
— Я… э-э… заказала пиццу и не хочу есть ее в одиночестве.
Дэннц озадаченно взглянул на Веронику;
— Пицца? И это твоя чрезвычайная ситуация?
— Еще мне показалось, что я слышала шум.
— И ты позвонила мне? — Юноша подозрительно осмотрелся и перешел на шепот. — Но я не подхожу для таких вещей, Ронни. Тебе надо было позвонить в полицию.
— Да все нормально, Дэнни! Оказалось, что это была просто… м-м… Принглз. Я нашла ее, но уже после того, как позвонила тебе. Поэтому я решила предложить тебе отведать пиццы в качестве компенсации за то, что вытащила тебя из дома в столь поздний час. — Вероника взглянула на часы — половина первого. — Эй, а разве тебе сейчас не надо заниматься с Вандой?
— Я уже занимался с ней, но потом ушел, потому что мне надо было идти к ветеринару. Мой пес заболел гриппом.
— Но у тебя нет собаки.
— Я знаю.
— А кроме того, я не слышала, чтобы — собаки болели гриппом.