Действительно неприятности. Ни у одной женской ассоциации не было политической сообразительности, чтобы управлять таким кандидатом. Луиза только добилась бы возрождения старой гвардии и создала ему трудности в достижении изменений разумным способом. Особенно сейчас, при столь нестабильном балансе сил в Палате общин.
— Она непредсказуема, — продолжал король. — Но народ любит её. Они видят утонченную фрейлину их любимой покойной принцессы, которая самоотверженно добывает пожертвования для бедных женщин-заключенных. Они не понимают, что пожертвования могут быстренько пойти на что угодно, если, по мнению Луизы, это поддержит её дело.
— И если вы разоблачаете её…
— Ты что, ненормальный? По теперешнему положению вещей, половина простолюдинов может встать за её спиной. В последний раз, когда радикал начал толкать речи и распалять толпу, одиннадцать человек умерли, и более сотни были ранены.
Саймон застыл. Сент-Питерсфилд было такой же ошибкой правительства, как и радикалы, но это едва ли имело значение для Парламента. После того бедствия, члены парламента приняли «Шесть актов» [11]и вели себя так, как всегда делала старая гвардия — проявляли упрямство. Англия не была готова к радикалам. Разве Луиза не видела этого?
Конечно, нет. Как и Жанна д`Арк, она видела только свою цель. Тюремная реформа была конечно хороша, но это не оправдывало политического переворота.
Король проворчал:
— Некоторые в кабинете так ополчились против её деятельности, что поговаривают о попытке запятнать её репутацию. Они уверены, что если уничтожат её доброе имя, то этим положат конец безрассудным поступкам.
Но это навсегда погубило бы Луизу.
— Уверен, вы не потворствуете такому идиотизму.
— Нет, но если я в ближайшее время что-то не предприму, то это выйдет из-под контроля, — его голос дрожал. — Если они навредят Луизе, Дрейкер никогда не простит меня.
— Какой там Дрейкер, я никогда не прощу вас, — когда король вопросительно на него посмотрел, он нахмурился. — Эти чёртовы задницы должны реформировать тюрьмы.
— Они много всего должны делать, но не хотят расходовать средства. Кроме того, министр внутренних дел крайне против этого, из принципа, да и в правительстве уже достаточно беспорядка, — Его Величество вздохнул. — Я сказал Сидмуту [12]и Каслри [13], что я постараюсь убедить Луизу покинуть её общество, но…
— Она отказалась. И поэтому стала для вас обузой.
— Точно, чёрт побери! Я не могу позволить им думать, что я поддерживаю свою внебрачную дочь, которая выдвигает радикальных кандидатов. У меня уже достаточно неприятностей с Парламентом.
И значит, они были бы у Саймона, продолжай он этим заниматься дальше. Почему он должен брать на себя такую политическую ответственность?
Потому что у него не было выбора. Он не смог бы достичь своих целей, если бы Луиза провоцировала Палату общин. Кто-то должен был за неё взяться.
И герцог мог бы это сделать. Если бы женился на ней. Боже, помоги ему, лишь одна только мысль «взяться» за Луизу возбуждала его.
— Итак, вы отдадите Луизу любому мужчине, который решит ваши проблемы с министрами и с Парламентом.
— Нет, не любому, — Георг нахмурился. — Но ты всегда любил её…
— И вы полагали, что я клюну.
Король покраснел от его сухого тона.
— Послушай, я утаил от тебя правду поначалу только из-за страха, что, узнай ты, насколько плохи дела, не согласился бы на это.
Саймон оттолкнулся от дуба и отряхнул пыль с перчаток.
— Когда же вы поймете, что мне по душе достойный вызов? — особенно, когда он позволял заполучить в постель королевскую дочь-соблазнительницу. Навсегда. — Конечно, теперь, когда я знаю всё, я ожидаю большую награду, чем вы предложили вначале.
Король приблизился, лунный свет заиграл в его посеребренных волосах.
— Если думаешь, что я заплачу тебе, чтоб ты женился на моей дочери, жадный ты дьявол, то ты ошибаешься.
— Денег мне не надо.
Это немного успокоило Георга.
— Тогда, чего ты хочешь?
— Чего-то более определенного, чем ваше расплывчатое обещание поддерживать меня. Вы сделаете меня премьер-министром, но вы сделаете это по моему плану, на моих условиях.
Его Величество настороженно посмотрел.
— Что это значит?
— Я больше не буду ждать вашей милости. К тому времени как я женюсь, надеюсь, вы убедите Ливерпула оставить пост премьер-министра. В день моей свадьбы, полагаю, вы вручите мне его письмо об отставке.
Король побледнел.
— Что, если это скоро случится? Я не знаю, если я…
— Вам лучше постараться, если вы хотите, чтобы я не допустил участия Луизы в дополнительных выборах.
Король все еще выглядел обеспокоено и Саймон добавил:
— Не волнуйтесь — мне понадобится какое-то время, чтобы завоевать её. Луиза не дура; она знает, что встала на опасный путь. Она будет подозревать любого политика, который захочет жениться на ней, особенно меня.
— Верно, — пробормотал король.
— По этой причине, вы должны держаться подальше от меня, пока она и я помолвлены. Мне будет проще убедить её выйти за меня замуж, если она будет верить, что вы — против этого, — тон герцога стал резче. — У вас не возникнет трудностей с показным неодобрением в мой адрес — семь лет назад вы были вполне готовы почесать об меня руки.
На толстых щёках Георга проступил румянец.
— Я признаю — я повёл себя опрометчиво, прислушиваясь к совету Луизы, как… наказать тебя за ошибки. Но этого больше не случится. На сей раз, я решительно буду стоять на твоей стороне.
— Хорошо. Поскольку в следующий раз, когда поставите меня перед выбором между ссылкой и потерей политического будущего, я пошлю вас к черту. И если так случится, что я потерплю неудачу с Луизой, то это никак не скажется на мне или на моей карьере, понятно?
— У вас есть моё слово.
— И также никаких последствий для неё. Если она не выйдет за меня, то вы не будете пытаться подкупить любого другого мужчину, чтобы он ухаживал за ней.
— Если ты не сможешь овладеть ею, никто её больше не получит, так что ли?
Внутри Саймона всё скрутило от гнева.
— Если я не смогу овладеть ею, тогда у неё должна быть свобода выбирать того, кого она хочет. А не какую-то оплаченную её отцом-интриганом задницу.
— Осторожно, Фоксмур, — отрезал Георг, — я — всё ещё твой король. Если думаешь, что я позволю тебе диктовать мне…
— Прекрасно. Видимо, вы во мне всё же не нуждаетесь, — он повернулся, чтобы зашагать прочь.
— Подожди, будь ты проклят, подожди, — прокричал король.
Саймон остановился.
— Ладно, если ты не женишься на ней, я не буду навязывать ей кого-то другого.
— И вы будете удерживать своих министров-идиотов от попыток разрушить её репутацию, — сказал Саймон, когда оказался перед королем.
— Я приложу все усилия, — король сделал паузу. — Но у тебя с ней все получится, правда?
— Да, — сказал Саймон. — И вы должны сказать им это. Я надеюсь, они оставят Луизу в покое, пока я не смогу защищать её, — он нахмурился. — И если я услышу хоть один оскорбительный намёк касательно её репутации, я напрочь повырываю им языки. Ясно?
Странное выражение пробежало по лицу Его Величества.
— Совершенно.
Саймон стиснул зубы. Он не должен был так говорить; это показало, что он заботился о Луизе больше, чем делал вид. И, чёрт возьми, не хотел, чтобы король знал это, иначе он потеряет свою позицию на переговорах.
— Жена с запятнанной репутацией не поможет моей карьере.
— О. Я не думал об этом, — король расплылся в широкой улыбке. — Ей-богу, хорошо заполучить тебя назад и в прекрасном расположении духа. Ты всегда был моим лучшим советником.
— Я не закончил с моими условиями, — сказал Саймон.
Его Величество мгновенно остыл.
Саймон прошелся назад к королю.
— Не позволяйте Дрейкеру узнать об этом. При данных обстоятельствах, он, вероятно, будет против брака. Итак, как только она и я будем помолвлены, вы открыто признаете себя смирившимся с этим браком, и затем используете ваше влияние на Дрейкера, чтобы заставить его также принять это.
— У тебя больше влияния на его жену, чем у меня на него, — пробормотал король.
— В том, что касается меня, он не будет слушать мою сестру. Но он мог бы послушать вас, если вы заверите его, что я изменился. Враг в лице Дрейкера — это недопустимо для меня. В моё отсутствие, он обзавёлся множеством полезных связей.
Дрейкер был более склонен к преобразованию системы выборов в Англии, чем старая когорта Саймона.
— Я сделаю то, что смогу с Дрейкером, — Георг угрюмо на него посмотрел. — Что-нибудь еще? Мои любимые гончие? Мое собрание Рембранта?
— Только одно, — герцог постарался выглядеть как можно более беспечно. — У меня есть друг, чью карьеру я обязался продвигать. Я ожидаю, что вы поддержите мои усилия.
Король устало опёрся на свою трость.
— Кто этот друг?
После пренебрежительного отзыва короля о его «адъютанте-полукровке», Саймон не собирался говорить Его Величеству правду.
— Я предпочитаю не говорить, пока не закончу изучать его положение дел.
— Ты думаешь, я пообещаю поддерживать какого-то твоего друга, не зная, кто он?
О да, он надеялся на это. Что гораздо упростило бы выполнение клятвы, которую он дал жене Колина.
— Мы с вами всегда были на одной политической стороне. Уверен, ни один из моих друзей не доставит вам трудностей.
— Я не знаю, — сказал король с осторожностью. — За годы в Индии, у тебя могло появиться множество неподходящих друзей.
— Это ваш шанс, если хотите, чтоб я женился на вашей дочери.
Раз Саймон собирался кидаться с головой в водоворот, которым была Луиза Норт, то, чёрт подери, он заставит короля дать ему то, что он хочет.
Его Величество колебался, потом сказал:
— Ну хорошо, подлый мошенник. Раз я должен, я поддержу твоего друга.
— Мне это нужно в письменном виде, — упорствовал Саймон. — Каждый пункт условий.
Король пораженно посмотрел.
— Какого дьявола тебе это надо?
— На случай, если вы измените своему слову по договору в этот раз, мне нужно что-то для газет.
— Ты бы не посмел, — фыркнул Георг. — Это было бы политическим самоубийством.
— Как и для вас, — он невозмутимо уставился на короля. — Письменный договор свяжет нас обоих. Так как я отказываюсь нести наказание по вашей милости когда-либо снова.
— Ладно, дьявол тебя, ладно. Я надеялся, что ссылка в Индию укротит твою заносчивость, но видимо я ошибался.
— Если вы хотели укротить мою заносчивость, не следовало делать меня Генерал-губернатором половины континента, — отметил Саймон.
— Верно. После управления Индией, пожалуй, ты с легкостью можешь руководить Англией. В конце концов, это то, для чего ты рожден, — вдруг, глаза короля блеснули. — Но еще неизвестно, можешь ли ты управлять моей дочерью. Пока ты это не сделал, тебе ещё далеко до шанса стоять во главе Англии.
— Не волнуйтесь. Как вы сказали, я уже однажды влюбил её в себя; я могу, чёрт возьми, снова сделать это. А с влюбленной женщиной легко обходиться.
— До тех пор, пока не влюбишься сам.
Улыбка коснулась губ Саймона от несостоятельности такой идеи.
— Разве не вы утверждали, что я неспособен на любовь?
— Ах, но после стольких лет ты всё ещё увлечён Луизой, не так ли?
Если король мог быть прямолинеен, он — тоже.
— Есть различие между любовью и желанием. Ну вы то, должны это знать.
Георг нахмурился.
— Ты говоришь о моей дочери.
— Которую вы готовы продать, чтобы спасти свою репутацию перед Парламентом, — раздраженно ответил Саймон. — Ваша отеческая забота припоздала, вы так не думаете?
Георг вспыхнул.
— Я думаю, мы оба — мерзавцы, каждый по-своему. Хотя я всё ещё надеюсь, что ты намерен хорошо обходиться с Луизой.
— Конечно. Иначе бы я на ней не женился. Но, к счастью для ваших замыслов, я неспособен к любви.
Дедушкино «воспитание» и вероломная любовница Бетси слишком хорошо научили Саймона, как оградить стеной своё сердце.
— Что, наверно, и хорошо, так как любовь — это роскошь, которую не позволительна ни одному политику.
В этом, дедушка Монтит был прав, даже если метод его воспитания был сомнительным.
Король вздохнул.
— Точно, дело говоришь. Видит Бог, любовь никогда не была мне на пользу.
И Саймон не позволил бы любви разрушать собственную жизнь и карьеру. Он бы придержал на месте свою навязчивую идею. До тех пор, пока он не позволил Луизе обвести его вокруг пальца, у них мог быть удобный, дружелюбный, и достойный уважения брак, который помог бы ему достичь его целей, не завязнув в трясине лицемерия, как было с браком его дедушки.
Потому что Саймон хотел доказать, что он мог быть лучшим премьер-министром — более достойным кандидатом — чем его дедушка. Тогда, возможно, он бы заставил раз и навсегда замолчать его коварный голос в своей голове.
Глава 5
Дорогой кузен,
осмелюсь сказать, что вы правы — обезьяны не подходят на роль реформаторов. Но я больше не уверена, что Луиза и Фоксмур не в ладах, поскольку они прогуливались по парку в Каслмейне с очевидной близостью. Так что, возможно, они помирились.
— Разве обязательно девочкам играть гаммы здесь? — Луиза потёрла виски и помолилась о терпении. — Я едва слышу собственные мысли среди этого адского шума.
Миссис Шарлотта Харрис вскинула голову так, что запрыгали её огненные завитки, а Регина разразилась смехом. Спустя четыре дня после праздника устроенного Региной, они сидели за столом в самой большой классной комнате Школы миссис Харрис. В основном миссис Харрис использовала её для ежемесячного чаепития, где она давала «Уроки для наследниц» своим выпускницам на ярмарке невест. Сегодня вдова великодушно предоставила комнату Лондонскому женскому обществу для их ежесубботней утренней встречи.
Утро выдалось длинным и большинство членов общества уже уехало. Но Луиза была настроена вычеркнуть из списка дел один из пунктов, несмотря на необыкновенное музицирование её подруги леди Венеции Кэмпбэл и шумное сборище.
— Я и минуты этого больше не вынесу, — Луиза вскочила, готовая дать девочкам от ворот поворот, и в это время поймала хитрый взгляд Регины, предназначенный миссис Харрис.
— Вы должны мне шиллинг, — сказала Регина подруге. — Я говорила вам, она не выдержит до конца.
Луиза прищурилась, а миссис Харрис выудила монетку из своей украшенной бисером сумочки.
— Луизу можно понять, мы все очень утомлены. Был долгий день.
— Верно, — Регина взяла шиллинг. — Но ни один из нас не брюзжал об «адском шуме» трёх арфисток, которые тихонько занимались.
Луиза выпрямилась.
— Я только говорила…
— Все в порядке, дорогая, — настаивала миссис Харрис. — Они играли достаточно долго. Уверена, что у Венеции тоже терпение на исходе.
Она обратилась к девочкам:
— Время занятий закончено, для всех. Можете убрать ваши арфы.
Когда шум резко стих, и миссис Харрис села, Луиза сделала то же самое.
— Спасибо, так намного лучше.
Регина закатила глаза.
— Не обращайте внимание на Луизу, Шарлотта. Со дня праздника она всё время ведет себя, как сварливая гусыня.
— О? — сказала миссис Харрис. — И чем вызвано такое необычное поведение?
— Судя по её исключительной реакции на изысканные букеты, которые мой брат ежедневно оставляет для неё в моем доме, — сказала Регина, ухмыляясь, — она, кажется, прониклась отвращением к лилиям. Что странно, так как это её любимые цветы.
— Насколько серьезно это отвращение? — синие глаза миссис Харрис блеснули. — Она плохо спит? Вздыхает в подушку? Изводит всех «пением» романтичных баллад?