— Может, ты все же уедешь? — проговорила она холодно и резко. — Никто ведь за нами не следил и никто, кроме шерифа и твоей семьи, не знает, где я нахожусь.
Гейдж непонимающе уставился на нее.
— Ты, наверное, шутишь? Или считаешь, что я такой негодяй, что оставлю тебя здесь одну?
— Нет, но…
— Не шутишь или не считаешь негодяем?
— Конечно, не считаю! — почти выкрикнула Луиза. — И в комнате снова повисла напряженная тишина.
— С каких это пор? — тихо спросил Гейдж спустя некоторое время. — Могу поспорить, ты меня презирала…
Луиза задрожала, колени у нее подгибались.
— Я была не права, — выдавила она из себя. — Насчет тебя, насчет отца… — Слезы брызнули из ее глаз неожиданно. Ей давно хотелось выплакаться, но какой же неудачный момент она выбрала для этого. Луиза отвернулась, кулаком размазывая их по лицу. — Это я достойна презрения, — задыхаясь от слез, выкрикнула она. — Я тебя недооценивала и теперь не имею права пользоваться твоим гостеприимством. Уезжай!
Гейдж был потрясен таким откровением. Ему казалось, что он успел достаточно хорошо изучить Луизу и знал, что от нее можно ожидать. Но своим признанием она вновь поставила его в тупик. Как сейчас ему хотелось обнять ее, осушить поцелуями ее влажные от слез щеки.
Еле сдерживаясь, Гейдж спокойно заметил:
— Успокойся, Луиза! Ты ни в чем не виновата. Но даже если бы ты по-прежнему презирала и ненавидела меня, я все равно бы остался здесь. Я не оставлю тебя одну… Это даже не подлежит обсуждению.
10
Луиза изо всех сил старалась отнестись к решению Гейджа как к чему-то само собой разумеющемуся, старалась сделать вид, будто в том, что они будут жить под одной крышей, нет ничего особенного. В конце концов, они же взрослые люди и способны держать себя в узде… Но вдруг взгляд Луизы упал на постель. И волна сладкого страха затопила все ее существо, румянец залил щеки. Нет, она не может спать с ним на одной кровати. Это же кончится тем, что она влюбится в него до беспамятства, а такого безрассудства Луиза не могла себе позволить.
И тут Луизу осенило. Затылком чувствуя, что Гейдж пристально наблюдает за ней, она направилась к печке и, не удостаивая его взглядом, расстелила спальный мешок на деревянном полу перед самым огнем.
— Что ты делаешь?
— Собираюсь лечь спать, — отозвалась она. — Уже очень поздно, и я чертовски устала.
— Не ломай комедию, — буркнул Гейдж. — Нет никакой нужды ложиться на полу.
— Дело в том, что я мерзну по ночам, — пробурчала Луиза, залезая в спальный мешок, — так что у огня мне будет теплее.
Гейдж не помнил, как долго стоял, в недоумении воззрившись на Луизу. Разве можно позволить, чтобы хрупкая женщина спала на полу при том, что сам он развалится на такой широкой мягкой кровати? За кого она его принимает?.. Его так и подмывало поднять ее вместе со спальным мешком и положить конец этой глупой выходке.
Он вдруг живо представил себе эту картину… Луиза бьется в его руках, отчаянно пытаясь вырваться, глаза девушки гневно сверкают, затем, когда он опускает ее на кровать, она обвивает его руками, и он чувствует, как она сцепляет пальцы у него на шее и наконец, уступая, увлекает его за собой на вершину блаженства.
Гейдж выругался про себя, с негодованием отогнав прочь подобные образы. Эта женщина была его гостьей, и к тому же ясно дала понять, что не собирается спать с ним на одной кровати. Проклиная себя за то, что не может справиться с полыхавшим в нем желанием, Гейдж направился к холодной пустой постели.
Луиза, чувствуя напряжение в каждой клеточке тела, казалось, могла с точностью до секунды определить, когда Гейдж проиграл мысленный спор с самим собой и прекратил борьбу. В какое-то мгновение ей буквально физически передалась его нерешительность, раздражение и досада, а в следующий момент он, недовольно бормоча что-то себе под нос, уже разбирал постель. Но Луиза не была окончательно уверена, что Гейдж полностью примирился с ситуацией до тех пор, пока не услышала, как упали на пол сапоги и скрипнули пружины, когда он растянулся на кровати.
Казалось, прошла вечность; затем Гейдж шумно вздохнул раз, другой, и все смолкло. Осторожно выглянув из своего спасительного мешка, Луиза увидела, что он — так же, как и она, не раздеваясь — лежит на боку, демонстративно отвернувшись от нее. Только тогда Луиза позволила себе перевести дыхание. Она закрыла глаза и постаралась уснуть, однако удалось ей это нескоро.
Луиза тешила себя надеждой, что следующий день пройдет без эксцессов. Она захватила с собой кое-какие старые документы, которые нашла на чердаке, а также бумагу и авторучку. Поэтому с утра она засядет за работу, что поможет ей скоротать время и не замечать присутствия Гейджа.
Однако утром Луиза к своему ужасу поняла, что в замкнутом ограниченном пространстве у нее не будет возможности уединиться.
Нет, Гейдж не произносил ни слова, и именно поэтому Луиза всем существом ощущала, как между ними вырастает стена отчуждения, подобно тому, как на горизонте собираются свинцовые тучи, предвещая бурю. И казалось, ни он, ни она не могли ничего с этим поделать — оставалось только ждать, когда буря наконец разразится. И в этом напряженном молчании тянулись томительные часы.
Поскольку Луиза совершенно ничего не смыслила в том, как готовить на дровах, Гейджу пришлось самому побеспокоиться и о завтраке, и об обеде. Они вели себя подчеркнуто вежливо, словно два малознакомых человека, вскользь обмениваясь ничего не значащими фразами и избегая смотреть друг другу в глаза.
К вечеру у Луизы начали сдавать нервы. Гейдж сидел у огня в кресле, не обращая на девушку ни малейшего внимания, и был занят тем, что старательно затачивал на точильном камне нож. Непрестанное, методичное и заунывное движение лезвия взад-вперед по камню сводило Луизу с ума, точно по ее сердцу скребли наждачной бумагой. Это было невыносимо!
Луиза сидела, тупо уставившись на листок с незаконченной фразой, над которой тщетно билась вот уже четверть часа. Наконец, отшвырнув в сторону авторучку, она порывисто вскочила с места.
— Душно, — заявила она. — Пойду пройдусь.
— Не сейчас. Слишком опасно, — абсолютно спокойно отозвался Гейдж, даже не удостоив ее взглядом.
Луиза едва не расхохоталась, хотя по ее потемневшим глазам было понятно, что ей совсем не до смеха.
— Я недалеко, — заверила она его, направляясь к двери. — Дойду только до ручья.
Гейдж, одним прыжком оказался рядом с ней, и путь ей вдруг перегородила его рука, а другая тяжело легла на дверь.
— Я сказал «нет», — рявкнул Гейдж, и его горячее дыхание обожгло ей щеку.
— Пожалуйста! — пролепетала она, чувствуя, как у нее перехватывает дыхание от подступивших к самому горлу рыданий. — Выпусти меня. Я хочу выйти отсюда!
— Нет, — с трудом выдавил он из себя, взяв ее за плечи. — Ты что, не понимаешь, что это опасно?
— Это глупо, — пробормотала она, чувствуя, как горячая волна желания захлестывает ее. По какому праву ты взял на себя роль моего опекуна? Ведь я тебе даже не нравлюсь.
— Ну что ты, милая, ты мне очень симпатична, — хриплым шепотом произнес он. — В том-то все и дело. — С этими словами он привлек ее к себе. — Иди ко мне.
С уверенностью человека, который знает, чего хочет, Гейдж обнял Луизу и поцеловал в губы. Луиза хотела было возмутиться, но, услышав гулкое биение его сердца и почувствовав вкус его губ, страстных и требовательных, поняла, что ей хочется, чтобы эти руки никогда не выпускали ее из кольца объятий. Луиза поймала себя на том, что больше не способна контролировать свое поведение; ей хотелось одного — чтобы этот поцелуй длился вечно. Настолько сладок он был. Она закрыла глаза, утопая в блаженстве.
Страсть… Она давала знать о себе странной пустотой внутри, теплом, разливавшимся вместе с кровью по жилам, огнем, разгоравшимся в его чреслах; страсть туманила взор и лишала рассудка. Гейдж понимал, что надо остановиться… Задержав Луизу в дверях, он преследовал только одну цель — вразумить ее. Но сейчас она была так близко, он касался ладонями ее шелковистой кожи. От благоухания, исходившего от ее волос, кружилась голова…
Со стоном Гейдж оторвался от ее губ, но только затем, чтобы осыпать поцелуями ее щеки, подбородок, шею. О, какое наслаждение вот так ласкать ее.
Гейдж уже представлял ее обнаженной, лежащей на кровати, представлял, как руки Луизы судорожно изучают его тело, уже слышал ее страстные всхлипы, собственное прерывистое учащенное дыхание… Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, Гейдж просунул руку под ее свитер.
— Я хочу тебя, — хрипло простонал он. Слова эти, казалось, вырвались у него помимо воли. Но теперь, когда она находилась в его объятиях, скрывать свое возбуждение дольше было невозможно. Его рука замерла на талии девушки, указательным пальцем свободной руки он приподнял ее подбородок, заставив откинуть голову, и заглянул в глаза Луизы. Нежно коснувшись пальцем ее нижней губы, Гейдж прошептал:
— Позволь мне ласкать тебя, милая… прошу, не говори «нет»… Я не вынесу этой муки.
Луиза смотрела на него широко распахнутыми глазами, угадывая желание в каждой черточке его лица. Гейдж безумно желал ее, но ему важно было, чтобы она сознательно сделала свой выбор. Он не хотел, чтобы она потом раскаивалась, упрекала его в том, что поддалась минутному искушению, не ведая, что творит…
В смятении Луиза не могла оторвать от него взгляда, понимая, что теперь все зависит от нее, что еще секунда, и Гейдж выпустит ее из своих объятий, предоставив самой бороться с нахлынувшими на нее эмоциями. Нет, она не в силах больше сдерживать своего желания!
Она склонила голову и прижалась губами к марлевой повязке на ладони Гейджа, и он понял ее без слов. Да, она желает его! Желает так же сильно, как и он ее.
Словно раскаленная стрела пронзила его сердце. У него перехватило дыхание, затуманился взор, из груди вырвался сдавленный стон, в котором с трудом угадывалось ее имя.
Будь Луиза опытной, искусной соблазнительницей, едва ли Гейдж вел бы себя столь безрассудно. Но в ней не было никакого притворства. Прильнув к нему всем телом, она готова была щедро дарить себя, всю без остатка, и Гейдж окончательно потерял голову.
Он не помнил, как снимал с нее свитер, но в мгновение ока тот уже валялся на полу, и Луиза осталась в джинсах и бюстгальтере. Не успела она опомниться, как была уже совершенно обнаженной. Гейдж схватился было за пуговицу своих джинсов, но ее руки опередили его.
— Теперь моя очередь, — прошептала она и потянула за молнию; ощутив прикосновение ее пальцев, Гейдж пришел в неистовое возбуждение. Луиза подняла на него затуманенный вожделением взгляд.
— Гейдж? — прошептала она и потянула джинсы вниз.
— Милая… Ты должна быть моей, только моей, — хриплым голосом произнес он.
Притянув Луизу к себе, Гейдж впился в ее губы страстным поцелуем и стал самостоятельно бороться с пуговицами на рубашке. Горя от нетерпения он не выдержал и рванул — неподатливые пуговицы полетели на пол.
Луиза прыснула, но Гейджу было не до смеха; он лишь криво усмехнулся и, перешагнув через джинсы, стал снимать трусы. Улыбка слетела с губ Луизы; ее обдало жаром при виде его обнаженной плоти, дышать стало трудно. Крик желания застрял у нее в горле, и она прижалась щекой к его горячей груди. В следующее мгновение Гейдж подхватил ее на руки и понес к кровати.
Боже, какое несказанное блаженство ощущать на себе тяжесть его тела. На секунду ужаснувшись тому, что делает, Луиза вздрогнула. Но снова на нее накатила волна наслаждения, и она беспомощно обмякла, не в силах сопротивляться.
Гейдж жадно целовал ее губы, целовал долго и страстно. Его губы становились все настойчивее, и вот уже Луиза сделала то, чего он добивался, — притянула его к себе. Прижавшись к Гейджу, она страстно ответила на его поцелуй и потом ослабела, словно растаяв от жара страсти. Тогда он прошелся языком по ее нежной шее, груди, покусывая пухлые соски, по изгибу талии, оставив влажный след на шелковистой коже живота и остановился на восхитительном холмике, увенчанном нежной порослью темных волос. Стоило ему поцеловать это укромное местечко, как Луиза, словно пораженная внезапной судорогой, выгнулась ему навстречу, впиваясь своими пальцами в его мускулистое тело, и ночную тишину прорезал ее сладостный стон, словно из недр души вырвались наконец на свободу страсть и желание:
— Гейдж!
Он мог поклясться, что до этого момента еще владел собой, намереваясь растянуть удовольствие до тех пор, пока Луиза не почувствует той же всецелой поглощающей страсти, которая бушевала в нем. Но когда с ее губ сорвался стон, исполненный желания, когда он почувствовал, как ласкают его плечи и спину ее маленькие горячие ладошки, он понял, что больше не выдержит…
В последний раз отчаянным усилием воли Гейдж постарался взять себя в руки, приказывая себе не спешить. Но было поздно. Горячая волна желания вновь захлестнула его; ни одна женщина прежде не вызывала в нем такого неистового возбуждения, и Гейдж ничего не мог с этим поделать. Он конвульсивно дернулся, нависнув над Луизой, раздвинул ее бедра, и его рука скользнула к низу живота, отыскивая спрятанный под шелковистыми волосками нежный холмик…
Увлекаемая водоворотом страсти, Луиза, словно в горячечном бреду, затрепетала всем телом и глухо застонала, немного стыдясь своего беспомощного восторга.
Судорожно извиваясь под ним, она не заметила, как его узкие бедра оказались между ее разведенных в стороны бедер, и в следующее мгновение он рывком вошел в нее. И после этого они забыли обо всем, растворившись друг в друге. Вокруг протянулись длинные пляшущие тени; Луиза взглянула в его исполненное страсти лицо и почувствовала, что умирает от наслаждения. И в тот же самый миг она неожиданно поняла — что бы ни уготовило для них будущее, она никогда не пожалеет о том, что отдалась ему, и никогда не забудет этих восхитительных мгновений.
Луиза, лежа в объятиях Гейджа, с тихой грустью наблюдала за первыми солнечными лучами, проникавшими в маленькое окошко.
Вчера она сказала себе, что этого довольно. Но вчера она была не в состоянии трезво мыслить. Они снова и снова предавались любви и никак не могли насытиться близостью друг друга, сделав перерыв только для того, чтобы поужинать, после чего вновь вернулись в постель. Это было чудесное наваждение.
Луиза понимала, что рано или поздно суровая реальность заявит о себе и ей придется вернуться на грешную землю. На глаза ее навернулись слезы. Разве возможно будущее с таким человеком, как Гейдж Коул, который не потерпит рядом с собой женщины, привыкшей к независимости. И поступаться ею она не намерена. Так что у них остается только сегодня. Завтра. Возможно, еще неделя. Но в конце-то концов ее преследователя поймают, и тогда пропадет необходимость скрываться в этой хижине. Она пойдет своей дорогой, Гейдж — своей, и если когда-нибудь им и суждено встретиться, то произойдет это лишь по чистой случайности. Увы, такова жизнь!..
Сглотнув застрявший в горле комок, Луиза доверчиво прижалась к груди дорогого ей мужчины, заставляя себя поверить — хотя бы ненадолго — в то, что, кроме этой хижины, кроме этих счастливых мгновений, ничего не существует…
Вечером Гейдж стоял у открытой двери и наблюдал, как мгла окутывает каньон. Весело журчал ручей, и этот звук напоминал ему тихий смех Луизы. Он знал, что никогда теперь не сможет забыть этот пленительный смех…
День прошел, словно восхитительный сон, от которого не хотелось пробуждаться. Луиза была прелестна и так соблазнительна, что ему было достаточно взглянуть на нее, как в нем снова просыпалось желание. Словно попавшие на необитаемый остров любовники, они день напролет нежились в жарких ласках, снова и снова растворяясь друг в друге.
От Гейджа не укрылась печаль, время от времени омрачавшая взор Луизы. Он перехватывал ее обращенный в никуда взгляд и понимал, что реальность, несмотря ни на что, грубо вторгается в ее мысли. В такие минуты хотелось одного — привлечь ее к себе и заставить забыть о суровом и опасном мире, который простирался за каменистыми пределами каньона.