Андреа была как выжатый лимон. Не в силах держаться на ногах, она оперлась на спинку стула. Через пару минут, придя в себя, она зашла в часовню, побросала в чемодан свои вещи и пошла вон из тюрьмы.
Позже она не могла вспомнить, как ей удалось пересечь приемную для посетителей, сесть в машину и добраться до Альбукерке. Остались только ощущения — греха, того, что она преступила грань и, главное, убедилась в том, что Лукас Гастингс получил свой срок не зря. Решение присяжных, в том числе и ее собственное, казалось ей теперь правильным.
Как же она не разгадала эту натуру еще во время суда? Не поняла, сколько в его характере неукротимой наглости, презрения к закону?
Видимо, эти вопросы навсегда останутся без ответа. И слава Богу, больше она с ним не встретится.
Чтобы забыть его, нужно выбросить из головы все с ним связанное, главное — не рассказывать об инциденте в Ред Блаф ни одной живой душе, даже отцу Полу. Со временем все потускнеет и уйдет в прошлое.
А пока что придется изменить свое восприятие жизни. В дальнейшем отец Пол не сможет упрекнуть ее в том, что она живет скорее сердцем, чем головой. Отныне с этим покончено.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Извини меня, Анди, но мяч надо брать вот так. — Ричи демонстрировал высокий класс игры в спортзале при церкви. Две команды подростков, собравшись по обе стороны волейбольной сетки, смотрели и слушали.
— Может, мальчики будут стоять в первом ряду, а мы с Лизой прикроем тыл? — предложила Анди, подмигнув застенчивой старшекласснице, которой точно так же «везло», как и Анди, когда нужно было отбить мяч.
Ричи весьма серьезно относился к своим обязанностям временного тренера и капитана команды. Андреа честно пыталась следовать его указаниям, но каждый раз, когда мяч летел на нее, она принимала его неудачно. Хорошей игрой в волейбол она никогда не могла похвастаться, но сейчас решила лечь костьми, но овладеть этим видом спорта.
В конце февраля должен был состояться матч между командами разных религиозных конфессий, входящих в Молодежный церковный союз. До матча оставалось меньше двух месяцев. Видимо, чтобы привлечь к соревнованию больше зрителей, церковное начальство Западного района ввело новое правило: в каждой приходской команде должно играть одно духовное лицо. Поскольку отцу Полу такая сверхспортивная деятельность была явно не по возрасту, защищать честь команды выпало на долю его заместительницы. Прослышав об этом, Андреа застонала как от зубной боли, и все же пришлось согласиться.
Сейчас, поправив косу, уложенную на макушке, Андреа заняла свое место — там, где указал Ричи. Видя мяч, летящий с сильной подачи прямо на нее, она сжалась как пружина, чтобы изо всех сил отбить его назад. Но, к ужасу ее и всей команды, мяч описал плавную дугу и упал на той же площадке.
Расхохотались обе команды по обе стороны сетки. Ричи упал на пол, изображая отчаяние; он дрыгал ногами и колотил руками по свеженатертому паркету.
Красная от возбуждения и стыда, в белой футболке, которая намокла и прилипла к телу, четко описывая ее фигуру, Андреа смущенно разглаживала на себе розовые шорты.
— Я знаю, Ричи, мне нужно долго учиться, но не считай меня безнадежной.
— Это нужно доказать, — сказал Мэт Гаранза, ослепив ее улыбкой, за которую его прозвали в школе «красавчиком».
— Благодарю за доверие, — съязвила Андреа, — в следующий раз, когда тебе понадобится моя помощь, вспомни, что произошло здесь сегодня. — Подмигнув ему, она побежала на свое место.
— Ребята по-своему правы, — услышала Андреа, поднимая с пола мяч.
Мяч выпал у нее из рук.
Она узнала голос, произнесший эту фразу.
Он принадлежал человеку, которого три месяца назад она поклялась забыть, этот голос нельзя было спутать ни с чьим другим. Когда его освободили? Как он меня нашел? — изумленно подумала она.
В кровь девушки стал поступать адреналин, повергая ее в панику, взбудораживая психику. Когда она решилась поднять голову, ее взгляд встретился с глазами Гастингса, который смотрел на нее в упор. Андреа приросла к месту.
В голове ее понеслись воспоминания, словно кадры из цветного кинофильма. На лице проступили пятна.
Он стоял, прислонившись к дверному косяку, — гладко выбритый, в белых джинсах и синей спортивной рубашке — и казался еще выше, чем раньше. Она вспомнила, каким неуправляемым он был в крошечной исповедальне. Поглядев на нее долгим оценивающим взглядом, он сказал:
— Приятно, что вы меня помните. Есть вещи, которые не забываются, правда?
Ей казалось, что судьба не преподнесет ей большего унижения, чем тогда, в тюрьме. Видимо, это не так. Гастингс, кажется, наслаждается, напоминая ей о том эпизоде, который она тщательно старается стереть из своей памяти. Он знал уже тогда, что она потеряла голову, едва он к ней прикоснулся, и, видимо, получает от этого воспоминания море удовольствия.
Наконец она выпрямилась, окончательно забыв про мяч, и стала говорить, что его никто не приглашал сюда, в церковный спортзал, и тем более лично к ней. Он не стал слушать; подняв мяч, он направился к подросткам, собравшимся у сетки.
— Куда вы? — закричала Андреа, устремившись вслед за ним. Он ее проигнорировал.
— Привет, ребята, — сказал он. — Меня зовут Лукас Гастингс, но друзья зовут меня Люк. — Его глаза встретились со злыми глазами девушки и на мгновение задержались: он словно напоминал ей тот момент, когда она воскликнула: «Люк, дорогой!» И снова ее обдало жаром и холодом. — Преподобный Ейтс сказал мне, что у вас нет тренера с самого Дня благодарения. А поскольку, учась в колледже, я сильно увлекался волейболом, я решил попробовать себя в этой роли.
Анди казалось, что ей все это снится. Но дети совершенно не заметили ее замешательства. Им сразу понравился этот атлетически сложенный красавец, их новый тренер, а ее поразило то, как быстро он их завоевал.
Подростки закричали, захлопали в ладоши, стали задавать Гастингсу уйму вопросов, причем все сразу. Знает ли он, что у них соревнования через месяц? Смогут ли они положить на лопатки своих соперников — может, он знает какие-то приемчики? Сможет ли он провести столько тренировок, сколько надо? Научит ли он пастора Мейерс брать мяч?
Последний вопрос снова поверг всех в бурное веселье, дети повернулись к незадачливой спортсменке, желая увидеть ее реакцию. Однако Андреа еще не пришла в себя от неожиданного появления Лукаса. Половину ее существа охватила бурная радость, в другой нарастал протест против его беспардонного появления в ее епархии — в буквальном смысле.
Почему отец Пол ни словом не обмолвился об этом со мной?
Горя желанием объясниться со старшим священником, она выбежала из спортзала. И пока за ней не захлопнулась тяжелая двойная дверь, она чувствовала на себе пристальный взгляд Гастингса, следящий за движением ее длинных голых ног.
Отца Пола она нашла в боковом приделе, где он показывал ненадежные вентили стоящим рядом слесарям. Увидев заместительницу, он пошел ей навстречу.
— Что случилось, Анди? У тебя очень недовольный вид.
— Да, я недовольна. Несколько минут назад Лукас Гастингс свалился как снег на голову и объявил, что он наш новый тренер. Я совершенно забыла, что ему уже пора выйти из тюрьмы. А главное — я понятия не имела, что вы с ним договорились. Хотелось бы знать — где, когда и как? Я думала, что вы обсудите вопрос о новом тренере со мной, прежде чем его брать. — Она говорила все это, пытаясь успокоиться.
— Давай пройдем в мой кабинет и поговорим наедине, — ответил отец Пол. Сказав рабочим, что он скоро вернется, он повел ее через холл. Андреа не помнила случая, чтобы старый священник когда-нибудь ее огорчил. Однако появление Лукаса Гастингса не предвещало ничего хорошего. — Присядь, — сказал отец Пол, закрыв дверь кабинета.
— Не могу, я слишком взбудоражена. — Действительно, грудь ее вздымалась от сильного волнения.
Священник примостился на краешке письменного стола.
— Я сам увидел Гастингса полчаса назад. Впервые в жизни.
— Вы шутите, — пробормотала Андреа.
— Нет, — он задумчиво покачал седой головой, — насколько я понял, он позвонил в церковь в четверг, и Дорис сказала ему, что священники бывают здесь по субботам. Он пришел сегодня и попросил принять его. Я был удивлен не меньше тебя, когда он назвал свою фамилию.
— Не могу поверить, — сказала Андреа скорее самой себе, чем священнику.
— Он сказал вполне откровенно, что неделю назад вышел из тюрьмы и хотел бы с какой-то пользой проводить свободное время. Он принес листовку — одну из тех, которые ты раздавала в тюрьме в день твоей проповеди. Там есть телефон.
Как просто он меня нашел.
— Он добавил, — продолжал отец Пол, — что твои слова о пользе труда на благо людей произвели на него глубокое впечатление.
— Неужели? — подумала она вслух, вспомнив, как нахально он с ней разговаривал в исповедальне.
— Да, да, — ответил отец Пол, все еще не замечая, какую бурю чувств вызывает в ней этот разговор. — Он говорил, что ты была как раз тем человеком, который ему помог.
— Нет. — Андреа покачала головой, считая, что отец Пол приписывает ей несуществующую заслугу. Она уже приготовилась рассказать все как на духу.
— Не скромничай. — Священник протянул руку и погладил ее по плечу. — Естественно, мне понравилось его предложение, и я рассказал, что у нас в приходе намечен целый список мероприятий, в которых можно применить свои силы. А просмотрев его, Гастингс решил, что больше всего его привлекает спорт. — Отец Пол широко улыбнулся, довольный собой. — Учитывая предстоящие соревнования, Анди, можно считать, что этого парня сам Бог послал.
— Как он все-таки меня разыскал?
— Я сказал, что ты в спортзале играешь в волейбол. На что он ответил, что прямо сейчас и начнет тренировать нашу команду.
Андреа смущенно отвела глаза, не зная, что сказать. Нужно было смириться с мыслью, что Лукас Гастингс вот так запросто, одним движением, пролез в ее жизнь. Ход конем, ничего не скажешь.
— Ты могла бы радоваться тому, что он уже на свободе, — сказал отец Пол. — Вспомни, как ты болела за него во время суда.
Андреа слушала, не отвечая.
— Я не стал с тобой советоваться, — продолжал отец Пол, — потому что хотел сделать тебе сюрприз: ты бы увидела результат своей проповеди. Я горжусь тобой, Анди, за один лишь визит в тюрьму ты смогла так повлиять на человека.
— Боже мой, святой отец, — прошептала Андреа. Но не смогла сдерживаться дальше: за несколько минут она подробно описала всю сцену в исповедальне, опустив лишь некоторые интимные подробности, при воспоминании о которых ее лицо и сейчас залилось краской. — Теперь вы понимаете, что значит для меня его приход, почему я так взвинченна? Я не верю, что он явился тренировать волейболистов, и вообще не доверяю ему. И не отдала бы ему наших подростков так бездумно. Будем откровенны, — продолжала Андреа, — Гастингс бывший зек, то есть прямая противоположность идеалу, на который бы хотели равняться наши дети. То, что он здесь, — моя вина; найди я себе замену для проведения службы в Ред Блаф, мы бы не ломали сейчас голову, как быть. Так что я возьму на себя труд сказать ему, что мы передумали и тренер нам не нужен.
Отец Пол долго молчал, прежде чем ответить.
— Знаешь, я давно живу на свете и думал, что уже никто и ничто не сможет меня удивить. Но ты меня удивляешь. Анди, почему ты так изменилась к этому человеку? Да, он был назойлив в тюрьме, даже груб, но ведь ты — одна из тех, кто его засадил. Не мог же он встретить тебя с распростертыми объятиями.
Андреа молчала: слишком противоречивые чувства боролись в ее душе.
— Виновен он или нет — неважно, он отсидел свой срок и теперь будет жить с клеймом зека на лбу до конца своих дней. Значит, ты хочешь раздавить его окончательно — сейчас, когда ему и так несладко?
— Конечно, нет. Просто я не хочу иметь с ним никаких дел. — Она умолчала о том, что не доверяет самой себе, когда он рядом. Он умеет ее возбудить, а это самое страшное.
— Сегодня я не узнаю ту Анди, которую всегда знал и любил. Гастингс — тоже дитя Богово, и ему нужна помощь.
— Отец Пол, подумайте, что о нас будут говорить. Дочь Слоанов Бетси скажет родителям, что мы взяли бывшего заключенного на должность тренера, и у нас сразу возникнет уйма неприятностей. А как о нем отзывается Мейбл Джонс — вы бы только слышали! Подумайте: половина подростков перестанет ходить на тренировки, как только их родители что-то узнают.
— Именно поэтому я и попросил мистера Гастингса посидеть с детьми и рассказать им все о себе. Пусть они сами решают, я им доверяю.
— Я беспокоюсь не о подростках, они всегда заступятся за обиженного. Да он и завоевал их сразу, едва лишь вошел в спортзал.
— Он симпатичный, этого не отнять.
Андреа скорее умерла бы, чем позволила бы себе согласиться с ним.
— Видимо, он не сказал вам, что не верит в Бога.
— Этот вопрос не возникал. Кстати, меня больше интересуют дела человека, чем его слова. Согласись, Анди: во-первых, ты встретилась с ним при тяжелых обстоятельствах, во-вторых, на человека часто возводят напраслину. Ты знаешь это по собственному опыту.
Андреа вздрогнула, настолько это было справедливо. Но сказала другое:
— Я сделала огромную ошибку, проведя службу в тюрьме вместо вас, и теперь за это расплачиваюсь. Если вы не против, я поеду домой — не хочу думать о том, что происходит в спортзале. Увидимся завтра, я с нетерпением жду вашу проповедь. — Ласково похлопав отца Пола по руке, она добавила: — Очень сожалею, что я вас подвела. Я тоже собой недовольна, и... и мне хотелось бы просто побыть одной.
Не успел он ответить, как Андреа выбежала из кабинета. У себя она переоделась в брюки и теплую куртку с капюшоном, что как раз соответствовало погоде в январский день. Дружелюбно помахала рабочим у выхода. И уже снаружи, у церкви, увидела новенький «БМВ» нефритового цвета, припаркованный между «крайслером» отца Пола и рабочим фургончиком. Эту машину нельзя было не заметить.
Н-да, далеко не каждый экс-арестант ездит в такой престижной машине, подумала Андреа. Она завела свою малолитражку и поехала в потоке транспорта, а в голове у нее вертелись слова хозяйки Мейбл о том, что хорошо бы науськать фининспектора на каждого биржевого дельца. Завтра утром весь приход будет взбудоражен новостью о спортивном тренере, а Мейбл займет пост у дверей, чтобы наброситься на нее с расспросами.
Андреа застонала от этой мысли. Потом остановилась у маленького кафе, где съела гамбургер, и поехала прочь из города, куда глаза глядят. Хотелось хоть на время отвлечься от мрачных мыслей, все равно впереди маячила бессонная ночь. Сразу после суда у нее ушло несколько недель на то, чтобы забыть Гастингса, а после злосчастной проповеди, три месяца назад, к ней снова вернулась бессонница. Сейчас начнется все сначала, подумала она, и совершенно невозможно направить мысли по другому руслу. Разве что просить срочно перевести в другую епархию.
Мейбл назвала его красивым дьяволом. И правильно, он явно любит дьявольские дела. Теперь, когда он на воле, с такими жуткими деньгами и без определенных занятий (они хоть занимали бы его время и мысли), у него будет уйма возможностей шантажировать меня просто так, чтобы развлечься, думала она.
Неожиданно Андреа вспомнила вкус его губ и все остальное, что так возбудило ее тогда, — и ее снова бросило в жар. Крепко сжимая руль, она повернула машину к дому.
И, только проезжая по своему микрорайону, она поняла, что Гастингса, вероятнее всего, тяготит его свобода и работа тренера для него — единственная возможность как-то вписаться в эту жизнь.
Придя домой, Андреа приняла душ и совсем было приготовилась лечь спать. И вдруг, неожиданно для себя, села к письменному столу и стала набрасывать проекты будущих проповедей. В результате их оказалось столько, что хватило бы на полгода вперед. Андреа просидела над ними до трех часов ночи, потом авторучка выпала у нее из рук. Следовало хоть немного поспать перед тем, как наступит воскресенье, плотно забитое делами.