Она посмотрела вниз, на мужа, который поставил ногу на маленькую ступеньку под колесом. Как же он красив! — наблюдение, которое она сделала сегодня как минимум дважды. Она отвернулась, сознавая, что его внешность заставляет ее мысли блуждать. И вспоминать. Она не могла смотреть на него и не вспоминать их брачную ночь. Как же это он так быстро все забыл?
Она отвела взгляд от его лица, концентрируясь на том, чтобы не чувствовать, как сильно раскачивается высокий фаэтон, словно детские качели. Она бы схватилась за его руку, чтобы удержать равновесие и чувствовать себя в безопасности, если бы не его такой обжигающий взгляд. Похоже, сейчас неподходящее время для признания.
Сколько еще он может злиться? Очевидно, до тех пор, пока продолжает молчать. Прошло целых десять минут, пока фаэтон маневрировал по улицам и при этом раскачивался так, что у нее желудок поднялся к самому горлу. Он бросил на нее взгляд. Похоже, что-то отвлекло его от сдерживания норовистых лошадей. Ей совсем не хотелось, чтобы он хотя бы на мгновение терял их из виду, особенно когда стало очевидно, что фаэтон едва удерживает равновесие.
— Может быть, вам лучше смотреть на дорогу?
Паника в ее голосе заставила его взглянуть на лошадей, а потом снова на нее.
— Что с вами?
— Мне не нравится находиться так высоко, — призналась она, откидываясь на обитую тканью скамью.
— В свете фонарей вы выглядите зеленой.
— Это неудивительно. — Тесса выдавила из себя смешок. — С самого моего детства я страшно боюсь высоты.
— Проклятие, — выругался он, когда они приблизились к площади.
Он направил лошадей к обочине широкой мощеной улицы. Фаэтон качнулся еще раз и остановился, как бы проверяя ее решимость казаться безучастной к предательскому поведению желудка.
— Вам сейчас будет дурно? — почти прорычал он, хотя внешний вид ее указывал именно на это.
Она только кивнула, прижимаясь щекой к обивке. Ее лоб стал влажным и липким, во рту пересохло.
Он снял сюртук, бросил его ей на колени и отвернулся.
— Для чего это? — Она пощупала его, сюртук хранил тепло его тела.
— Мой любимый сюртук, мадам. Используйте его, если хотите, только не испортите интерьер моего нового экипажа.
Ей бы очень хотелось ответить на его грубый выпад столь же адекватно, но она не было уверена, что у нее хватит сил. По крайней мере фаэтон остановился. И если она сможет просто посидеть минутку неподвижно, наверняка с ней все утрясется.
Тесса сделала несколько глубоких вдохов, закрыла глаза, желая, чтобы ее корсет не был таким тугим, или лучше, чтобы его вообще не было. Она улыбнулась, представив, как герцогиня Киттридж разъезжает по Лондону без корсета. Нескромно и неприлично. «Ох, Тесса, — укорила она себя. — Зачем притворяться?» Честно говоря, она сама ведь точно такая же: ненавидела правила, которым была вынуждена следовать, этим бесконечным ограничениям, сопровождающим появление в обществе молодой девушки. Вот только что ее прогоняли в детскую, а теперь ждут, что она сделает взрослую прическу и станет во всех отношениях светской дамой.
Замужество не слишком изменило ее. Она стала женой, герцогиней, но все от нее ожидали, что она останется робкой и послушной, будет вести себя скромно и в рамках приличия и проводить почти все свое время, занимаясь нарядами, слугами и сплетнями.
— Знаете, если это уловка, чтобы убедить меня не отсылать вас назад в Киттридж-Хаус, то она не поможет.
Она открыла глаза и посмотрела на него.
— А я-то думала, что это будет замечательный ход с моей стороны. У меня случится приступ дурноты, мне станет плохо в вашей карете, и вы проникнетесь жалостью ко мне.
Когда он нахмурился, она снова закрыла глаза. Очень хорошо, что она стала чувствовать себя лучше. На горизонте маячила дискуссия о неминуемых последствиях.
— Джеред, я не имею ни малейшего намерения возвращаться в Киттридж-Хаус. Если вы отошлете меня назад, я снова вернусь. Я ваша жена, а далеко не лучшая идея для мужей и жен — жить порознь. Я часто думала, что высший свет сам поощряет разделение союзов, что браки были бы только счастливее, если бы общество всего лишь приняло несколько элементарных идей.
— Что же вы имеете в виду? Умоляю, объясните. — Последние несколько минут, похоже, ничуть не смягчили его. Мужчинам вообще не нравится, когда им дают советы. И они не любят, когда женщины говорят, что не будут следовать их указаниям. Урок, который она выучила со своими шестью братьями. Было легче просто молчать и делать то, что хочешь. Но быть сестрой — это совсем не то, что быть женой, и она не хотела начинать свой брак со лжи.
— Ну, например, то, что супруги не должны жить каждый своей жизнью. Вы же помните Библию, Джеред? «И оставит тогда мужчина своих отца и мать, и прилипнет к своей жене: и станут они единой плотью». Новый Завет. — Она улыбнулась ему.
— «В каждой супружеской паре есть как минимум один дурак». Филдинг. — Его улыбка так обаятельна. Но глаза, однако, остались ясными и холодными.
— А как вам мысль о том, что мужчина не должен иметь любовницу, по крайней мере пока он женат? — спросила она.
— Но это абсолютно приемлемо, если он неопытен и неженат? — Его улыбка предостерегала ее — не слишком ли стремительно она сейчас высказывала ему все, что думала? — Есть еще идеи? — спросил он, трогая лошадей.
Тесса откинулась назад, закрыла глаза, но потом решила, что от этого тошнота становится только сильнее. Она сосредоточилась на фонаре, но он так резко раскачивался из стороны в сторону, что она поняла, что это тоже не поможет. В конце концов она закутала руки в сюртук Джереда, согревая их. И молилась, чтобы не опозориться.
— Вам действительно плохо, да?
Она кивнула.
— Мы скоро будем дома. Может, мне опять остановиться?
— Нет, давайте не будем откладывать наше возвращение.
— Осталось всего несколько минут.
Воцарилась тишина, во время которой Тесса старательно смотрела вдаль, на погружающийся в сон ночной Лондон. Почему кажется, что этот город никогда не отдыхает, а только меняет своих дневных обитателей на тех, что рыщут в темноте?
— Интересно, что люди подумают, увидев нас? — наконец спросила она.
— Мне на это наплевать.
— Правда? — Она улыбнулась. — Вы никогда не смотрите на кого-то, не задумываясь при этом: чем он или она занимаются, как живут? Вот, к примеру, тот мужчина, — сказала она, указывая на вышедшего из кареты господина. — На его лице написана какая-то твердая цель. Куда он направляется? Что у него за дело? Почему он оставил своего спутника в карете?
— И все это за один взгляд? Какое вам до этого дело?
— Мне просто любопытно. А вам нет, Джеред? — Она огляделась. — Почему, например, в фонарях это странное стекло?
— Оно называется «линза», Тесса, и закреплено таким образом, чтобы усиливать свет.
— О-о, — протянула она, улыбаясь ему. — Ну вот, теперь я запомню это навсегда. А если меня кто-нибудь спросит, я расскажу.
— Сомневаюсь, что в Киттридж-Хаусе кто-то заинтересуется лондонским освещением.
Фаэтон замер перед особняком. Лакей бросился к ним вниз по лестнице, но Джеред знаком отпустил его.
— Очень хорошо, — сказала она, откидываясь на подушки. — Отошлите меня обратно. Но, Джеред, ваши шансы получить наследника уменьшаются с каждым днем.
Он целую долгую минуту ничего не говорил, а только смотрел на нее, не отводя взгляда. На секунду показалось, что его глаза смягчились, потом он моргнул, и в них появилось совсем другое выражение. Размышление, любопытство, возможно, даже что-то более жесткое, холодное. Это не должно было произвести на нее такого впечатления, заставить ее дрожать, желать растаять в его объятиях.
— Тесса, вы хотите ребенка?
Эта причина разыскивать его была ничуть не хуже любых других. Она не настолько глупа, чтобы говорить ему, что ей нужна его любовь, что она приняла решение провести настоящую военную кампанию, чтобы привлечь его внимание. Это было бы, наверное, так же бессмысленно, как желать, чтобы у нее были светлые волосы и голубые глаза. Вместо этого она кивнула, завороженная улыбкой, которой он одарил ее, — непринужденный жест свойственного ему очарования.
Его руки обвились вокруг ее талии, и она казалась в его объятиях малышкой, хотя была выше большинства знакомых ей женщин.
Тесса положила руки ему на плечи, глядя на него, и тихо вздохнула, когда его губы коснулись ее губ. Ее шляпа оказалась слишком тяжелой, и волосы нужно распустить. Когда он снова опустил ее на землю, она только обмякла в его руках, прильнув головой к его груди. Потребовалось огромное усилие, чтобы она смогла отступить на шаг.
— О Боже. — Она несколько раз моргнула, потом подняла глаза и обнаружила, что он пристально смотрит на нее, но выражения его глаз она не смогла разгадать.
«Что он скажет? Ограничится банальным замечанием, злобно-приземленным или изысканно-вежливым?» После нескольких томительных мгновений он заговорил.
— В Лондоне вы побываете много раз, он вам успеет надоесть. Но мой ребенок будет рожден в Киттридж-Хаусе, договорились?
— Конечно.
— И вы никогда больше не станете вмешиваться в мою жизнь?
Она кивнула.
— Тогда, Тесса, я буду старательным мужем.
Улыбка, которую он подарил ей, была на удивление торжествующей.
Глава 6
Тесса сидела за туалетным столиком, горничная стояла сзади и завязывала чепец, который будет покрывать ее волосы ночью. Они обе обернулись, когда вошел Джеред.
Знала ли она, что он стоял в коридоре, размышляя про себя, что мужья совсем не так ведут себя с женами? Ему надо было бы встретиться с ней за завтраком и указать, что более разумным будет составить расписание. Таким образом, она могла бы ожидать его по понедельникам и четвергам и, возможно, вечером по субботам, если у него не будет других дел. В таком случае было бы предостаточно возможностей произвести будущих наследников, при этом контролируя свои чувства, приводящие к опрометчивым поступкам — таким, как тот, который он совершал сейчас.
Он качнул головой, горничная отошла на шаг и снова посмотрела на свою хозяйку.
— Спасибо, Мэри.
Дверь тихонько закрылась.
— Не благодарите слуг, Тесса. В этом нет необходимости.
— А как же простая вежливость, Джеред?
— Тесса, мы платим им жалованье. Этого вполне достаточно.
Он пристально посмотрел на нее.
— Дорогая, вы не будете скучать по семье, если останетесь в Лондоне? — Он приподнял одним пальцем ее подбородок.
— Мои родители здесь. Их дом не так далеко, и трое младших братьев тоже с ними.
Это была новость, которая не слишком ему понравилась. Она смотрела на него, как будто изучая, — любопытный, оценивающий взгляд.
— А Гарри? Он все такой же развитой не по годам? — Его пальцы, похоже, завораживала каждая черточка ее лица. Она выглядела очаровательной, и все же не ее красота привлекала его в эту минуту. Может быть, то, как она улыбается?
— Джеред, ему уже больше не пять лет.
— А вы больше не девушка.
Она отвернулась и снова посмотрела в зеркало, пальцы пробежали по краю щетки с серебряной ручкой. Она не выдала ни словом, ни жестом, что почувствовала, услышав его слова. Он положил руки ей на плечи и понял, что она дрожит. Вожделение — внезапное, острое и дикое — вдруг охватило его.
— Вы помните нашу брачную ночь, Тесса? — вдруг спросил он, стараясь казаться беззаботным. Нечего было ожидать от этой женщины чего-то такого, чего бы он не испытывал с другими. Конечно, он постарается быть на высоте, но она окажется такой же, как любая другая женщина. Разве что поднимет руку в порыве нежности и проведет пальцами по его губам, заставляя его плоть содрогаться в ответ. И посмотрит на него вот так, как будто он был божеством и героем, единственной целью которого было приносить ей радость.
Она встала, облаченная в нежное персиковое кружево, струящееся до пола. Одной рукой она сжимала полы халата на груди, другой прижимала складки к ногам. И все же одно колено дерзко выглядывало из-под складок, ею округлость и розовый цвет выглядели соблазнительно. Его завораживали ее длинные ноги — сцены их брачной ночи терзали его много дней.
Она была помехой привычному укладу его жизни, препятствием, мешающим ему наслаждаться сезоном и обществом друзей, этакой острой иглой, колющей его совесть, шпорой для его чувствительности. Но она оставалась, в конце концов, всего лишь женой. А жены должны знать свое место. Ее место было в Киттридж-Хаусе. Сколько ей потребуется времени, чтобы это понять?
Он запустил пальцы в ее волосы, ощущая, как они нежно скользят по тыльной стороне его ладони.
Когда-то он считал ее хорошенькой. Но в этот момент она выглядела настоящей красавицей. От румянца ее кожа нежно светилась. Каштановые волосы беспорядочно разметались по плечам — непокорная масса спутанных локонов. Она выглядела как флорентийская Венера, только гораздо стройнее. Однако он знал, что не стоит вслух произносить подобные слова. Женщины сразу почувствуют мужскую слабину и сядут на шею.
— Вы весьма привлекательны, жена моя.
— Меня зовут Тесса, — сказала она тихо, располагающе.
Он прекрасно знал это. И готов был повторять это имя множество раз. Но теперь у него вновь появилось чувство, что следовало все-таки отослать ее назад, в Киттридж-Хаус.
Это была идеальная возможность разорвать тонкую нить, связывающую их. Следовало послать к черту ее наивность и задушить свое непрошеное желание. Ему следует держаться подальше от нее и вернуться к любовнице.
Но он же обещал ей ребенка. А за это она предоставит ему свободу.
— На этот раз он точно убьется.
— Не думаю. Он скачет верхом как сам дьявол.
— И тем не менее это выглядит безрассудно, не так ли?
Парадная дверь была открыта, слуги собрались на пороге, их внимание было приковано к чему-то, происходящему на площади. Тесса спустилась по лестнице как раз в тот момент, когда одна из горничных повернулась и, увидев ее, поклонилась и попятилась. Дворецкий кашлянул, и остальные слуги разошлись.
— Что происходит, Майклз?
— Ничего, ваша светлость.
Она улыбнулась. У Гарри часто бывал такой же точно вид, когда он что-то скрывал. Это требовало расследования. Она посмотрела через плечо Майклза и нахмурилась.
Перед каждым из особняков стоял высокий черный железный фонарь. И все они светились, создавая эффект пунктирной линии, очерчивающей площадь. Вдоль нее двигались двое всадников, каждый держал в левой руке большую пивную кружку. Они скакали наперегонки по площади. Целью этой импровизированной игры, очевидно, было погасить как можно больше фонарей содержимым кружки, стараясь при этом остаться в седле.
Одним из всадников был Джеред.
В другом она узнала его приятеля из вчерашней компании в цирке. Смех и аплодисменты, сопровождающие каждый успех резвящихся игроков, исходили от женщины, которая так собственнически касалась вчера руки ее мужа. Его любовницы.
— Что они делают, Майклз? — Это был идиотский вопрос, особенно потому, что она сама прекрасно могла видеть, что происходит. Но в данный момент разъяснение, похоже, требовалось.
Майклз взглянул на нее, но воздержался от ответа.
Джеред выиграл гонку, развернул коня и, допивая по дороге кружку, пустил его рысью к тому месту, которое, очевидно, было стартом. Ее муж явно был сильно пьян, но это его ничуть не заботило. Он остановился перед женщиной, нагнулся и жестом, странно напоминающим тот, трехлетней давности, поднял любовницу в седло и поцеловал ее. Страстно. Нежно. Вальяжно и неспешно.
— Ваша светлость? — произнес Майклз рядом с ней.
Она повернула голову и выдавила улыбку.
— Вы можете закрыть дверь, — сказала она.
Это и правда было очень странное чувство. Как будто что-то острое царапало ее по коже. Тесса ощущала странную тяжесть, словно за те пять минут, что она спускалась, превратилась в старуху.
«И кто-то говорил мне, что слышал, что он оделся нищим и провел ночь на углу Уайтчепела, только чтобы пересчитать шлюх, которые соблазнили его друга. Вообрази только, ради глупого пари он чуть не потерял десять тысяч фунтов и получил их назад одним броском костей... Его любовница была актрисой, которая выступала в тех скандальных сценах — ну ты знаешь, о чем я говорю, Бетти. Совершенно голая, она стоит на сцене, протягивая руки, и не шевелится... Он носится верхом на этой своей лошади по лондонским улицам со своими друзьями. Все, как мальчишки, кричат и орут и будят почтенных горожан».