Прежде чем уйти из беседки, Джон сорвал с куста розу темно-красного цвета и протянул ее Эстер. Та смущенно взяла цветок и бережно несла его всю дорогу домой. Джон проводил ее почти до порога. Почти — потому что Эстер боялась, что их смогут увидеть Джек или Марта. Поэтому последние несколько ярдов до Хиткока она преодолела самостоятельно.
Возвращаясь в мастерскую, Джон беспрестанно думал об Эстер, о вечере, проведенном в Купер Парке и о том, какое это было счастье, какая удача, что в тот вечер Том и Робин уговорили-таки его выйти прогуляться; если бы этого не произошло, они вновь могли бы разминуться.
Неприятно кольнула мысль о том, что он не принял никаких мер предосторожности, — занимаясь любовью с Эстер. В тот момент Джон словно лишился рассудка. Хотя все вокруг утверждали, будто «в первый раз у женщины ничего быть не может». Как бы там ни было, в другой раз ему следует быть осторожнее, чтобы своей небрежностью не причинить вреда Эстер.
Она спрятала свою розу между двумя листами для рисования, а в качестве пресса положила сверху коробку со швейными принадлежностями. Эстер не хотела ставить цветок в воду, ведь тогда он проживет всего лишь два-три дня, пока не опадут все лепестки, а ей так хотелось сохранить свою розу навсегда.
Прежнее хорошее настроение, вернувшееся к Эстер, и ее бодрость вскоре повлекли за собой самые неожиданные последствия. Марта постоянно старалась придраться к чему-нибудь, чтобы лишить Эстер дополнительных выходных, подаренных ей Джеком. Однажды, услышав, как Эстер напевает что-то себе под нос, протирая кружки, Марта решила, что момент для разговора вполне подходящий.
— Поешь, милочка? Значит, у тебя опять все в порядке. И нет причин, чтобы отлынивать от работы. Так что с этого момента у тебя прежний распорядок дня, как и у всех слуг. И никаких лишних выходных.
И Марта удовлетворенно хмыкнула, вспомнив, как Джек говорил на днях, что его сестренка отлично выглядит и полностью поправилась.
Эстер разозлилась. Ей захотелось в ответ бросить Марте обвинение в том, что она украла ее письмо от Джона, так как больше это сделать было некому. Однако Эстер вовремя прикусила язычок. Ни за что ей нельзя было даже намекать Марте или Джеку, что она снова стала встречаться с Бэйтменом.
Она вопросительно взглянула на Джека в надежде, что он отменит решение Марты, но Джек спокойно продолжал набивать табаком трубку, будто ничего не слышал н не видел.
Встречи с Джоном стали намного короче. К тому же Эстер приходилось устраивать их как можно дальше от Хиткока, а это еще больше сокращало время их и без того коротких свиданий. Джон и Эстер украдкой виделись в парках, на набережной или в садике возле небольшой таверны, где их никто не мог узнать. Побыть наедине им не удавалось совсем. Потом, по счастливой случайности, выходной Эстер выпал на то воскресенье, когда Джону не надо было идти на обед с Харвудами, и он договорился с девушкой Робина, что ее отец возьмет Джона и Эстер в деревню, куда тот ездил раз в неделю по выходным купить яйца и молочные продукты для своего ларька.
— А как мы будем возвращаться назад? — спросила Эстер Джона, сидя рядом с ним на заднем сидении повозки.
— Перед тем, как вернуться в город, наш знакомый всегда ужинает со своей сестрой в деревне. Там он нас встретит и захватит обратно, я уже договорился.
Эстер была безмерно счастлива снова побывать за городом. Деревня в Хэмпстеде, куда они приехали, очень походила на ее родные места, и Эстер много и увлеченно рассказывала Джону о своем детстве и отрочестве, проведенном вдали от Лондона.
Вдвоем они долго бродили по лугам, поросшим лютиками и ромашками, по тенистым перелескам, и, наконец, вышли к ручью. Здесь, на вершине небольшого холма, под раскидистым дубом Эстер и Джон устроили небольшой пикник на двоих. Она открыла корзинку, которую ей дала кухарка в Хиткоке, и вынула оттуда хлеб, сыр, тонко нарезанные ломтики ветчины, банку солений, кекс с тмином, несколько апельсинов и большой кувшин с пивом.
После обеда Джон немного подремал, положив голову на колени Эстер. Та с любовью и нежностью смотрела на него, осторожно убирая склонявшиеся к его лицу травинки и отгоняя насекомых.
Проснувшись, Джон помог ей убрать всю посуду обратно в корзинку, и они вновь пошли бродить по округе, пока не набрели на огромное поле, где росла высокая, по пояс, трава, высушенная солнцем и пожелтевшая. Она скрыла их обнаженные тела, когда они занимались любовью, медленно, наслаждаясь каждым моментом, каждым переживанием. Слезы катились из глаз Эстер, слезы восторга и любви к Джону, а он покрывал ее влажное лицо горячими поцелуями.
Когда они возвратились в деревню, солнце уже клонилось к закату. Их повозка уже была нагружена доверху разнообразной снедью, а сам хозяин допивал последнюю кружку пива со своим зятем.
Джон и Эстер уселись на заднем сидении. Оба были довольны и счастливы. День прошел великолепно, не был испорчен ничем, и Эстер даже забыла о своей маленькой, очень маленькой проблеме, которая беспокоила ее последние две недели.
Неожиданный поворот событий помешал их следующей встрече. В последний момент Эстер не смогла выйти из дома, так как одна из служанок заболела. На следующий день еще несколько человек из прислуги и сам Джек слегли в постель от какой-то инфекции. Эстер предложила Джону, что в случае, если она не появится на свидании, Джон пошлет в таверну Тома или Робина за информацией, так как ни Джек, ни Марта не знали их в лицо. Эстер объяснила это тем, что не хочет, чтобы письма Джона пропадали, как пропало то, самое первое и единственное, и с помощью этой маленькой хитрости ей удалось избежать признания в своей неграмотности.
Для Эстер было большим облегчением, когда в баре один из молодых людей представился ей Робином. Эстер объяснила ему ситуацию с болезнями в таверне.
— Я даже не знаю, когда снова смогу увидеть Джона.
— Не волнуйтесь, — успокаивающе ответил ей Робин, — я буду заходить к вам регулярно, и вы сообщите мне, когда вновь сможете назначить Джону свидание.
Их следующая встреча состоялась недалеко от магазина тканей на Ломбард Стрит. Джон с разбега крепко обнял Эстер, прижал ее к себе, а она радостно уткнулась ему и плечо, смеясь и плача от счастья, что наконец-то снова встретилась со своим возлюбленным. Он крепко поцеловал ее.
— Я так скучал по тебе, так волновался, что ты тоже можешь заболеть! — воскликнул Джон.
— Можем мы посидеть где-нибудь и поговорить? — спросила Эстер, воодушевленная его трогательной заботой. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
Джон похлопал себя по карману и гордо заявил:
— Вчера получил немного денег от деда. Пойдем в кофейню. Посидим там, поговорим, а заодно и попьем кофе.
В кофейне, которая располагалась возле галантерейной лавки, было довольно людно. Заведение называлось «Ллойдс», и здесь в основном собирались торгово-финансовые агенты и представители страховых компаний. Как и большинство таких кафе, большой зал его был разделен на кабинки, чтобы людям было удобнее разговаривать и обсуждать свои проблемы. Идеальное местечко для беседы на личные и деловые темы.
Джон и Эстер уселись за столик в одну из таких кабинок и заказали по чашечке кофе.
— Итак, что ты хотела мне сообщить? — радостно спросил Джон.
Эстер подумала, каким счастливым выглядит еще ничего не подозревающий ее возлюбленный, как горд он тем, что у него есть немного денег, и что он может угостить свою девушку кофе.
Она сделала глоток из крошечной чашечки, глубоко вздохнула, собралась с силами и произнесла:
— У меня будет ребенок.
Несколько секунд Джон молчал, уставившись на нее. Улыбка исчезла с его лица, будто кто-то стер ее, как стирают пыль влажной тряпкой. В отчаянии Эстер наблюдала, как меняется выражение его лица, от растерянного до сурового, даже злого. Глаза Джона странно засверкали.
— Не может этого быть! — воскликнул он.
Его реакция оказалась гораздо хуже, чем ожидала Эстер. Но ей нужно было продолжать говорить, поэтому она еще раз собралась с духом и стала объяснять:
— Сомнений быть не может. Я сначала сама не хотела в это верить и пыталась найти много причин, чтобы хоть как-то объяснить свое нынешнее состояние.
Губы Эстер мелко задрожали, в ее голосе зазвенела какая-то трагическая невинность.
— Я не знала, что это может быть с первого раза. Ну, тогда, в Купер Парке…
Лицо Джона из бледного превратилось в серо-землистое. Он отчаянно замотал головой, отказываясь что-либо понимать.
— Слушай, а может, на тебе сказалась эта инфекция, которая была у вас в таверне? Так ведь бывает?
— Меня по утрам тошнит, все признаки налицо. Между прочим, никто ни о чем не догадывается, так как одним из симптомов этого заразного заболевания была тошнота. В противном случае женщины давно бы догадались.
Джон, до которого, наконец, полностью дошел смысл слов, сказанных Эстер, сидел мрачнее тучи.
— Проклятье! Из всех бед и несчастий, которые только могли случиться, это самое ужасное!
И он уронил голову на руки, застонав от отчаяния.
Эстер смотрела на него, не отрываясь, и пыталась понять, что происходит теперь в его душе. Долгие годы учебы, тяжелой работы, стремлений к вершинам мастерства — все это пойдет прахом, если о ее беременности станет известно хозяину Джона. Поэтому Эстер не видела выхода в поспешном бракосочетании, так как для подмастерья женитьба влекла за собой такое же наказание, как и в случае, если бы он просто бросил беременную от него девушку. Однако она все же надеялась, что Джон скажет: «Мы поженимся, как только я стану мастером». Раньше она даже была готова к тому, чтобы скрыть свою беременность от него до этого момента. А теперь Эстер вдруг вспомнила, что во всех разговорах он никогда не произносил слов «жениться» или «свадьба», даже не намекал на это. Он говорил «всегда» или «навсегда», и, видимо, Эстер интерпретировала эти слова по-своему. Как же она ошибалась! Теперь, наконец, все встало на свои места. И все происходящее между ними старо как мир.
— Ну, хорошо, — жестко сказала Эстер, чувствуя, как слова застревают у нее в горле. — Выход есть всегда. Со всем этим можно покончить, и никто ничего не узнает. Я слышала, как наши кухарки говорили об одной женщине…
Казалось, Джон ее совсем не слушал. Он так и не поднял головы и продолжал стонать. Эстер вдруг зажала ладонью рот, чтобы остановить поток жалких угроз, готовый вырваться из нее наружу, и выскочила из-за столика. В обычном монотонном шуме кофейни Джон не расслышал звук отодвигаемого стула, и в течение нескольких секунд не осознавал, что Эстер ушла.
Она пулей выскочила из кафе и помчалась по улице. Слезы заливали ее лицо, острая боль от удушья пронзила легкие. Ужаснее всего было чувствовать себя со своей бедой в полном одиночестве, да еще напоследок обнаружить, что Джон никогда не любил ее по-настоящему, чтобы поддержать и успокоить в ту минуту, когда она наиболее в этом нуждалась.
Из-за своего горя Эстер не видела ничего перед собой, натыкалась на прохожих. Некоторые кричали ей вслед грубости, другие толкали в спину. Переходя улицу, она совершенно не глядела по сторонам и один раз чуть не попала под копыта лошади, впряженной в карету. Оглушенная руганью и криками, Эстер скользнула на тротуар и в изнеможении прислонилась к кирпичной стене дома, закрыв заплаканное лицо руками от бесцеремонно разглядывающих ее прохожих.
Она не слышала шума шагов бежавшего за ней человека.
— Какого черта ты вот так носишься? — зазвучал рядом голос Джона Бэйтмена. — Я едва успевал за тобой и видел, как ты чуть не погибла под копытами этой дурацкой лошади! Ты не ушиблась?
Эстер не ответила. Тогда Джон сжал ее запястья, резким движением опустил ее руки вниз, схватил за волосы и притянул ее лицо к своему.
— Ну, слава Богу! А то я думал, что потеряю тебя в такой толчее.
Она грубым резким движением высвободила свои руки и заявила:
— Невелика потеря. Ты уже потерял меня. Там, в кофейне.
И когда она попыталась двинуться дальше, Джон схватил ее за плечи и толкнул к стене. Низко наклонившись к лицу Эстер, он процедил сквозь зубы:
— Это мой ребенок, точно так же, как и твой, и ты только что чуть не убила его. Ты понимаешь? Я даже и слышать не желаю о том, чтобы ты рисковала своим здоровьем и своей жизнью, доверив ее одной из этих ужасных женщин!
И Джон нежно, но крепко, утешающе обнял Эстер. Она истерично вздрагивала в его объятиях.
— Почему ты говорил со мной так, будто тебе все равно? Почему ты позволил мне так подумать?
— Просто ты застала меня врасплох со своей новостью. Конечно, мне не все равно. Плохо же ты обо мне думаешь! Ах, как неудачно, что это случилось как раз тогда, когда мне осталось сделать последний шаг, и я стану мастером!
— Ты что же, думаешь, что я не знаю, как тебя накажут, если все это всплывет наружу? — отчаянно воскликнула Эстер, отстраняясь от него.
— Ну, пожалуйста, не начинай все сначала. Решим как-нибудь и эту проблему, — уже совершенно спокойно заверил ее Джон.
Заметив, что они находятся совсем рядом с небольшой площадью и сквером, он бережно взял Эстер под руку и повел ее туда, усадил на каменную скамеечку под каштановым деревом.
— Мы должны пожениться. И придется это сделать раньше, чем мы намеревались, — объявил Джон.
— Но этого нельзя сделать, пока ты не закончишь свою учебу и не станешь мастером, — ответила Эстер, вытирая слезы.
— Тогда наш ребенок будет с младенчества носить клеймо «бастарда», и до конца своих дней ему не избавиться от этого, даже если мы поженимся сразу после его или ее рождения. Такого нельзя допустить.
Джон присел рядом с Эстер на скамейку, немного ссутулившись, и положил руки на колени. Он напряженно думал, пытаясь найти выход.
— Если бы мы только смогли утаить все это от Харвуда до того, как я получу свободу действий! Это было бы идеально. Возможно, ты могла бы уехать из Хиткока в деревню или куда-нибудь еще. И мы поженились бы в сельской церкви, куда не доходят новости и сплетни из Лондона.
— Нет, так не пойдет. Ведь мне придется уезжать тайком, а Джек меня из-под земли достанет, я уверена. И тогда уже все наверняка раскроется.
Эстер помолчала.
— Есть, правда, еще один выход.
— Какой?
— Женитьба во Флит. Там даже не спрашивают имен у брачующихся.
В их ситуации это было единственное приемлемое решение. Флит — это долговая тюрьма. И среди заключенных там обязательно находилась пара-тройка священников, которые всегда были готовы соединить узами законного брака Святой Церкви кого угодно, лишь бы им оплатили. Они соглашались даже на чисто символическую плату, так как в их плачевной ситуации любые деньги были хороши. Наиболее предприимчивые из них умудрялись через кого-то распространять объявления о своих услугах по Лондону. Разумеется, никто не спрашивал у этих служителей церкви письменного подтверждения, что они имеют право совершать обряд венчания, поэтому долговая тюрьма Флит стала местом очень популярным среди пар беглецов, а также двоеженцев, аферистов, мошенников и других негодяев, использовавших заключение брака в корыстных целях. Туда приводили девушек, которых выдавали замуж насильно, предварительно накачав их наркотиками. Поэтому ни один добропорядочный гражданин, мужчина или женщина, не считали брак, заключенный во Флит, действительно законным, и Эстер совершенно не удивилась, когда Джон резко развернулся и с негодованием посмотрел на нее.
— Я знаю, знаю, что Флит — злачное место, и мы с тобой ни за что на свете не пошли бы туда, но в теперешней ситуации это единственный выход. Наш ребенок родится в законном браке, а о нашей женитьбе мы никому не скажем, пока ты не получишь свободу и не станешь самостоятельным мастером.
Джон сурово нахмурил брови.
— Ты что, хочешь, чтобы я позволил тебе пережить такой позор? Ведь когда станет заметна беременность и никто не будет знать, что ты замужем… Нет! Давай подумаем, что еще можно предпринять.
— Ничего.
Эстер была непреклонна.
— И не волнуйся за меня. Это мое личное дело, и сколько бы Марта ни брюзжала, Джек никогда не выгонит меня из дома.