Обаяние, военные победы, царская кровь, текшая в жилах Туринова, а также ярая ненависть к Наполеону — в отличие от Александра, чье отношение к корсиканцу постоянно менялось, — все это располагало к князю часть русского общества. Дариус понимал, что, женившись на такой девушке, как Серафина, Туринов легко покорит русский двор.
Дариус составлял список русских дворян, привлеченных Туриновым на свою сторону, когда король Лазар известил его, что подвергается сильнейшему давлению французов. Поскольку же дочь его благосклонно отнеслась к Туринову, приехавшему с визитом на Асенсьон, Лазар дал согласие на ее брак с русским князем.
Возмущенный Дариус не мог в это поверить. Почему король принял столь важное решение, не дождавшись его доклада? Дариус не успел даже отослать его королю. Хотя дата свадьбы была уже назначена, Лазар выражал желание, чтобы Дариус продолжал собирать сведения о Туринове и по возможности завершил дело побыстрее.
Хотя, казалось, занятие это потеряло смысл, Дариус продолжил расследование и вскоре, к своему ужасу, узнал правду о смерти княгини Маргариты, первой жены Туринова.
Дариус тщательно все обдумал.
Горячий и вспыльчивый, король Лазар придет в ярость, узнав, что Туринов обвел его вокруг пальца. Лазар, несомненно, отменит свадьбу. Но отказать Туринову после помолвки, обвинить его в убийстве жены без предъявления доказательств означало вызвать грандиозный скандал, угрожающий самыми тягостными политическими последствиями для Асенсьона. Ведь Россия всегда испытывала нужду в средиземноморских портах. Если король Лазар нанесет оскорбление кузену императора Александра, русские захватят Асенсьон, как того хотят и французы.
Поэтому Дариус немедленно приступил к поискам улик, свидетельствующих о вине одного из могущественнейших людей Европы. Чтобы избавить Серафину от этого злосчастного брака, Дариусу необходимо было найти неопровержимые доказательства. Только в этом случае Туринова покинут даже ближайшие друзья.
Однако розыски были внезапно прерваны, когда одно из доверенных лиц Дариуса сообщило ему о появлении во дворце Белфорт известного французского шпиона Филиппа Сен-Лорана. Этому негодяю надлежало похитить принцессу до того, как она выйдет замуж за Туринова.
Новая угроза вынудила Дариуса срочно покинуть Москву. Его отъезд означал, что все надежды отыскать улики против Туринова пошли прахом. Князь слишком тщательно скрыл следы своего преступления. Теперь, для того чтобы отменить свадьбу, требовалось принять меры гораздо более решительные.
И Дариус начал тренироваться в стрельбе из ружья. Бросив на стол перо и сняв очки, Дариус покрутил головой и мрачно подумал, что девчонка — сущее проклятие и не стоит стольких хлопот.
Посвятив столько месяцев изучению жизни князя Анатоля, Дариус проникся ненавистью к нему. Хуже всего в этой истории было то, что Туринов даже не любил Серафину. Если бы этот человек действительно испытывал к ней нежные чувства, это повлияло бы на решение Дариуса. Но красота принцессы была для Туринова лишь средством утвердить в обществе мнение о своем превосходстве.
А что испытывала Серафина к Анатолю? Неужели обаяние князя заворожило и ее?
Серафина отличалась проницательностью. Дариус с детства научил ее относиться с осторожностью к тем, кто чрезмерно дружелюбен и льстив… Но теперь она стала юной женщиной, созревшей для любви.
При мысли об этом он почувствовал жаркое напряжение в паху.
Беспокойно поежившись, Дариус посмотрел в окно и увидел небо, пламенеющее закатом. Оно было золотым и розовым с фиолетовыми проблесками… Вскоре эта красота сменится глубоким мраком.
Другого шанса у него не будет… Никогда!
Иди к ней!»
Встревоженный взор его скользнул вдоль далекой зубчатой стены леса…
«Как только мать пришлет сюда дуэний, вам не позволят даже приблизиться ко мне!»
Вспомнив эти слова принцессы, Дариус порывисто придвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернильницу и с бьющимся сердцем торопливо написал:
Серафина вдруг поняла, что это не сон, и, тихо ахнув» приподнялась в траве.
Солнце уже садилось! Она утратила всякое представление о времени! Девушка растерянно оглядывала луга, когда в поле ее зрения на вершине соседнего холма появился Дариус на вороном андалузском жеребце. Он еще не заметил Серафину и, выкрикивая ее имя, нервно осматривал окрестности.
Потом Дариус пустил коня галопом, пересекая дальний край луга. Хвост Джихада струился по ветру, как черный дым. В лучах заходящего солнца сверкало оружие всадника. Взволнованная принцесса поднялась, не зная, окликнуть Дариуса или нет. Девушка догадалась, что он ищет ее, но вид этой дьявольской пары, коня и всадника, напугал Серафину. Если он повернет коня к ней, Джихад затопчет ее. — Серафина!
И тут она услышала в низком рокочущем голосе Дариуса нечто большее, чем гнев: страх и боль гнали его по холмам.
«Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь…» Это были строки из Песни песней, которая врезалась с давних пор в память принцессы. «Люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее». Дариус увидел ее.
Он приближался, и Серафина увидела, что Дариус разъярен.
Принцесса взирала, как надвигается на нее эта черная буря. Сердце шептало ей правду: его жжет внутренняя рана. Распаляя гнев. И только она может ему помочь. «Успокой его. Умиротвори. Утешь». В нескольких футах от нее Дариус натянул узду и, остановив коня, окинул принцессу жгучим взглядом. Черные волосы его разметались, лицо покраснело от гнева. Серафина смотрела на него ласково и сочувственно.
— Какого дьявола! О чем ты думала, убегая и не сказав никому ни слова? Я ищу тебя добрых полчаса!
— Я невредима, — мягко промолвила она.
— Откуда мне было это знать? Ты должна была взять с собой охрану!
— Успокойся, Дариус.
— Не говори мне «успокойся»!
Она пожала плечами и пошла прочь.
— Куда это ты? Пришпорив коня, Дариус последовал за ней.
— Я задал тебе вопрос!
— А я не хочу разговаривать с тобой, когда ты в таком состоянии.
— Это ты виновата, что я в таком состоянии! Принцесса вступила в сень леса, окутанного ранними сумерками, посмотрела через плечо и увидела, что Дариус спешился и, видимо, старается взять себя в руки. Сердце ее сжалось, когда она увидела, что Дариус понуро повернулся к коню и привязал поводья к луке седла. По его медленным усталым движениям Серафина поняла, что он больше не сердится.
Подавив смешок, принцесса вновь повернула к чаще леса. Ее охватило возбуждение. Она хотела досадить Дариусу, подразнить за то, что он так злился. Серафима быстро огляделась, приметила небольшую купу молодых деревьев и с веселой бесшабашностью она тихо устремилась к ним.
Огорченный, раздосадованный, разобиженный, Дариус направился к лесу, на ходу стаскивая черные перчатки для верховой езды и легонько похлопывая ими по ладони. Он не знал, что делать.
С освещенного закатным солнцем луга Дариус вступил в сумрак леса.
— Ваше высочество?
Не видя и не слыша Серафины, он прошел шагов пятнадцать по широкой тропинке и оказался на маленькой полянке. Там, понурясь, остановился и тяжело вздохнул.
— Ваше высочество?.
Молчание.
— Понимаю, играете в старую игру. — Он огляделся. — Это не было забавно, даже когда вам было пять лет. Выходите. Сейчас же. Полная тишина. — Это приказ!
До него донесся серебристый смех дриады и треск ломающихся веток. Обернувшись на звук, Дариус кинулся в погоню.
Вскоре он добрался до редколесья и медленно обвел взглядом молодую поросль, но принцессы не увидел.
— Очень хорошо. Возможно, Серафина, я заслужил это, но вы ведь прекрасно знаете, что я за вас в ответе перед королем. И не стану терпеть ваши выходки, эти побеги без охраны. Вдруг вы мне понадобитесь? А если что-то случится?..
Что-то маленькое и круглое ударило его в затылок.
— Ох! — Дариус быстро повернулся и увидел, как желудь, которым она в него кинула, упал на опавшую листву.
Он насупился, потирая голову и вглядываясь в чащу, откуда прилетел этот снаряд.
— Ваше высочество, вы начинаете раздражать меня. Я не настроен шутить. Видите, уже темнеет. Скоро подадут ужин.
Ее приглушенный смех раздавался будто со всех сторон. Очарованный, Дариус покорно улыбнулся.
— Ах, Стрекозка, — пробормотал он. — Милая моя проказливая малышка.
У своих ног он заметил маленькую брошенную маргаритку и, закрыв глаза, прикоснулся к щеке нежными лепестками.
Волна отчаянного одиночества, горечи утраты нахлынула и сошла. Как это похоже на Серафину: заставить его включиться с ней в игру, когда он уже отказался от ее предложения! Прятки — любимая игра принцессы. А разве не играл сам Дариус постоянно в эту игру? Вечно прячась… Он почувствовал, что она наблюдает за ним. — Почему вы снова и снова прощаете меня? — тихо спросил Дариус, не зная, слышит ли его Серафина, не уверенный, что вынесет ее ответ. Цветок выскользнул из его пальцев. Дойдя до середины полянки, Дариус огляделся. — Ладно, — объявил он. — Ты имеешь право на меня сердиться. Я был сегодня утром груб. с тобой. Я велел тебе самой найти себе развлечение, а когда ты так и сделала, накричал на тебя. О чем очень сожалею. Теперь выйдешь ко мне? Из зарослей дикого винограда послышался смешок. Он лукаво улыбнулся и подкрался ближе, но Серафина, видимо, заметила его приближение, потому что когда Дариус с ликующим криком раздвинул ветви, ее там уже не было.
— Хм-хм. — Он вернулся на середину поляны и опять огляделся. — Может, ты примешь наконец мои извинения, если я скажу тебе, что предпринял некоторые шаги, желая помириться с тобой?
Дариус замолчал, уверенный, что теперь завладел ее вниманием. Где же прячется эта озорница?
— Не приедет сюда никакая дуэнья, чтобы тебе досаждать, — сообщил он.
Послышался шорох раздвигаемых веток. Оглянувшись, Дариус увидел сияющие среди листвы фиалковые глаза.
Издав восторженный вопль, он прыгнул туда. Серафина взвизгнула и, ломая ветки, помчалась, как лань, через лес Дариус кинулся за ней.
Дариус перепрыгнул через замшелое дерево в тот момент, когда принцесса скрылась за поворотом тропинки, но сквозь деревья Дариус видел ее летящую грациозную фигурку. Помчавшись еще быстрее, он нагнал и схватил Серафиму. Она извивалась в его руках, стараясь освободиться даже в тот миг, когда они вместе упали на траву. Тем все и кончилось: Серафина лежала под ним на спине, обдавая его лицо ароматным дыханием.
Дариус радостно улыбнулся:
— Поймал!
Она выпятила нижнюю губку, но глаза ее задорно сверкали из-под густых шелковистых ресниц.
Опершись на локти, Дариус выхватил маргаритку из волос Серафины и провел цветком ей по носу. Когда она отвернулась, он пощекотал маргариткой нежную шейку принцессы.
Она рассмеялась.
— Перестань чудовище!
— Я не слишком тяжел?
— Ты вот-вот раздавишь меня!
Чистой невинностью, чистой прелестью лучились ее фиалковые глаза. Они сияли не для геройского Анатоля, не для какого-то принца, а для него… ничтожного цыганского ублюдка. Вся игривость Дариуса тут же исчезла.
— Что такое? — робко прошептала она.
А вокруг них трещали цикады, и высоко в ветвях вздыхал над ними горный ветерок.
— Ты… — Голос его прервался, а рука затрепетала, как у юноши. Дариус прикоснулся к щеке Серафины, положил на нее ладонь… Он казался себе неловким, неуклюжим. Ее атласная щечка цвета сливок пылала нежным жаром. Прикосновение Дариуса было благоговейным, почтительным…
Растерянная, посмотрела она ему в глаза.
— Ты так прекрасна, — выдохнул он.
— О Дариус! — растроганно прошептала она и, нежно улыбнувшись ему, прильнула к его твердому и мощному телу. Обвив шею Дариуса руками, Серафина крепко притянула его к себе. — Спасибо!
Он молча наслаждался этим невинным объятием. Дариус был на небесах, его обволакивала ее несказанная прелесть. Он ощущал прижатые к нему сочные, крепкие груди, такие совершенные… Ему мучительно хотелось дотронуться до них.