я начинаю подозревать, что должен знать ответ на этот вопрос.
Все это кажется мне знакомым, но… Он протягивает руку, и касается моих волос. Он закрывает глаза, и говорит:
— Я все время вижу красный цвет… то имеет какой-то смысл?
— Ты уже давно видишь красный, с тех пор как встретил меня. Ты помнишь, нашу вчерашнюю прогулку к озеру? — с надеждой спрашиваю я.
Его сексуальные карие глаза смотрели прямо на меня.
— Я… эээ, помню… то… озеро… моя голова начинает болеть, как только я вспоминаю, — говорит Рассел, отпустив мои волосы и закрыв лицо ладонями.
— Там были мы… и кто-то еще… и мне пришлось уйти, но я хотел остановиться… сел в автобус… я должен вспомнить… Эви! — глядя на меня, говорит он, с потрясенным видам.
Он переживал.
— Я в порядке, Рассел, я… я в порядке… все нормально. Ты не просто ушел, — говорю я, вставая со стула и подходя к нему. Я взяла его за руку и сжала ее.
— Как ты себя чувствуешь? — с беспокойством спрашиваю его я.
— Я чувствую себя так, как будто играл в футбол без защитного шлема, — сердито отвечает он, — и атакующий защитник не может кого-то блокировать.
— О, значит, ты знаком со стилем игры, команды, из моей бывшей гимназии.
— Это печально, — стала дразнить его я. Какое-то время, я изучаю его, он обхватывает голову руками, тогда я говорю задумчивым тоном — Обещай мне. Когда ты пойдешь, и поговоришь с Ридом? Хорошо, что ты делал прошлым вечером, кода мы расстались, ты видел его сегодня утром?
— Эээ, я не знаю, о чем ты говоришь, но я мог бы принять аспирин, — уклончиво говорит он.
— Рассел, — сердито говорю я, отпуская его руку.
Вскочив со стула, я возвращаюсь на свое место.
— Я же просила тебя, не ходить за мной, — я прищурилась. — Ты знаешь, я видела его сегодня утром, и я заметила, что обе его руки до сих пор связаны, так что я предположила, что ты вышел на большую дорогу. О чем ты только думал? Рид, это действительно опасно, — спросила я. Порывшись в своей сумке, я нашла маленькую бутылочку воды и аспирин, который положила перед Расселом.
Я подталкиваю бутылку воды к нему.
— Черт, Эви! — восклицает он, после того, как принимает аспирин. — Так ты говоришь, что для тебя это нормально, чтобы поговорить с… этой… вещью, но я не признаю этого? — сердито спрашивает Рассел.
— Это именно то, о чем я тебе говорю. Я тебе говорила, его голос на меня не действует.
Я могу общаться с ним, без того, чтобы он контролировал мой разум, — защищаясь, сказала я. — Когда ты с ним говорил? Можешь вспомнить хоть один ваш разговор?
Рассел снова спрятал свое лицо в ладонях, так словно его голова весит тонну. Из под майки, был виден его бицепс, отвлекая меня от моих мыслей.
— Я видел его сегодня утром, когда шел по кампусу, после утренний тренировки, — приглушено говорит он.
— И что ты сказал? — после короткой паузы, быстро подталкиваю я.
— Ну, это между нами, мужчинами, сейчас, правда? — спрашивает он.
— Ну, между мужчиной, и о том, что за ерунду он…
Рассел понял то, в чем не хотел признаваться даже самому себе.
В том случае, если Рид не человек… — и что потом, если это действительно так? И кто я?
— Так Рид, внушил тебе забыть о том, что произошло прошлой ночью, не так ли? — спрашиваю я, стараясь собрать все воедино.
— Нет, если бы он это сделал, то я бы, наверное, сейчас так не бесился.
— Нет, он сказал, что-то вроде, «забудь о Женевьеве, она не для тебя».
Я готова была рассмеяться, потому что Рассел попытался с имитировать голос Рида. Но я не смеюсь, потому что, то, что он сказал, посылает по моему телу дрожь.
— Ох, — задумчиво говорю я. — Но, во всяком случае, ты вспомнил обо мне. Не сразу конечно, но ты сделал это… но не без последствий, — сказала я. — Это очень важно… ты должен быть настойчивее, — запинаясь, говорю я.
— Я всегда хочу чего-нибудь, — отвечает он.
— Ну, это выглядит так, как будто мой друг может навредить твоему здоровью, Рассел, — печально сказала я.
— Как это? — напрягаясь, спрашивает Рассел.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я. — Тебе не достаточно того, что тебе стерли память? Это не твоя проблема. Спасибо за помощь, но это моя проблема. Я не собираюсь упрощать тебе задачу.
— Мишенью для чего, Эви? Ты знаешь больше, чем говоришь? — осуждающе сузил глаза Рассел.
— Это сложно, Рассел. Я действительно не знаю, что происходит. Я еще не успела над этим подумать. Мне просто нужно подумать, — говорю я, тоже выпивая аспирин.
Рассел смотрит на меня несколько мгновений, а потом говорит:
— Ладно, ты можешь не говорить со мной о том, что случилась, но… я понимаю, что… тебя здесь приняли по-другому, чем большинство новеньких девушек. Я думаю, ты более независима и менее склонна обращаться за помощью, даже тогда, кода она тебе нужна.
— Мне не нужна помощь, — начинаю отрицать я, но он поднимает руку, чтобы остановить меня.
— Теперь я не знаю, как я могу помочь тебе, — добавляет он, сузив свои карие глаза. — Я не достаточно понимаю, для того, чтобы помочь тебе. Но я твой друг, и сделаю все что смогу, и может быть… когда, ты будешь готова, то сможешь сказать мне то, что знаешь.
Когда он закончил, я потеряла дар речи. Он едва знает меня, и за последние двадцать четыре часа, он был подвергнут такому, отчего другие бы в ужасе убежали.
Мои глаза наполнились слезами. Я хочу обнять его, хочу оттолкнуть его, я хочу отблагодарить его, защитить его, я хочу рассказать ему обо всем, и я хочу, чтобы он оставался в неведении относительно всего этого.
— Ну, красавица, ты начала в своей голове такой адский бой. Как на счет того, чтобы просто пойти и посмотреть, нужные книги в книжном магазине на нижнем этаже. Это достаточно простая задача, чтобы выполнить ее прямо сейчас, — говорит Рассел, подходя ко не и подавая мне руку.
Мы вместе пошли в книжный магазин. Мы купили некоторые книги, которые нам нужны. Меня радует, что Рассел предложил помочь мне с книгами, потому, что я подумала, что мне нужен подъемный кран, чтобы донести их до моей комнаты.
— Как ты собираешься нести все эти книги, Рассел? Со всеми нашими книгами, нам понадобится вагон, — сказала я.
— Как, — говорит Рассел, начиная класть по паре книг, в наши сумки. Остальные книги он сваливает, как попало в кучу.
— Если я могу взять твою сумку, то мы можем зайти в Брейди.
Я следую за Расселам на улицу, ведущую в Брейди. Когда мы подходим к дверям в холле, он кладет книги на пол и сортирует их. Заталкивает мои книги в наши сумки, поднимая свою стопку,
он спрашивает:
— Может, ты подождешь здесь, пока я занесу свои книги в свою комнату? Не думаю, что когда-нибудь привыкну к тому, чтобы вокруг меня не было девчонок.
Это так неестественно. Он намекает на то, что в будние дни я даже не смогла бы войти в холл мужского общежития.
— Ах, так ты игрок, — говорю я, дразня его.
— Это не то, что я имел в виду, красотка. Просто у меня есть две младшие сестры, возле которых постоянно находятся их друзья. Сейчас здесь нет. Это почти болезненно, не слышать их разговор со скоростью «сто миль в час» о всяких пустяках, — говорит он.
— Оо, понимаю. У тебя есть сестры? Как их зовут? — спрашиваю я, пытаясь представить Рассела, забоявшегося о двух маленьких сестер.
— Если я скажу тебе, обещаешь не смеяться? — спрашивает он.
— Конечно, а в этом может быть, что-то плохое? — хмурясь, спрашиваю я.
— Та, которая на два года младше меня — Скарлет, а которая младше меня на четыре года — Мелани, — извиняющимся тоном говорит он, и ждет, смогу и я провести параллели.
— Рассел, как тебе удалось избежать имени Ретт, или не дай бог, Эшли? — спрашиваю я, разу вспоминая «Унесенные ветром».
— Ну, моего папу зовут Рассел, так что я должен поблагодарить его за это, — с облегчением говорит он, что я не смеюсь над ним.
— Ты младший, — говорю я, улыбаясь, представляя образ красной Южной семьи.
На что это похоже? Расти с родителями, и двумя младшими сестрами в красивом городе, в котором ты — звезда футбола. Звучит идеально, думаю я.
— На самом деле, я третий. Моего дедушку тоже звали Рассел.
Двери открываются, и из комнаты выходит парень. Рассел кричит ему:
— Ты не мог бы придержать дверь? Я сейчас вернусь, красавица.
— Ладно, — говорю я.
Когда молодой человек подходит ко мне, я неловко улыбаюсь. Чувствуя себя бездельницей, я подхожу к огромному дереву, растущему недалеко от тротуара. Весь университетский городок усеян небольшими дубами и кленами. Не могу дождаться, когда с них начнут падать листья и распустятся цветы в середине осени, Крествуд будет выглядеть просто волшебно. Услышав, как хлопнула дверь общежития, я меняю свою позицию у дерева и сморю на него. Рассел приближается ко мне.
— Готов? — спрашиваю я.
— Да, есть охота. Давай сначала поедим, так как здесь есть кафе, и мы можем получить твои оставшиеся книги, — говорит он, и я киваю, соглашаясь.
— Подожди секунду, я возьму это, — говорит он, наклоняясь, чтобы поднять с земли мою сумку.
Когда он наклонился, из под его воротника показалось ожерелье, сияя в солнечном свете. Я замираю, смотря на две серебряные подвески, лежащие на футболке, висевшие на коричневом кожаном ремешке. Почти задыхаясь, я узнаю ожерелье из моего сна — моего кошмара, я шепчу:
— Рассел, твое ожерелье… это круто… где ты его взял?
— Э-э, это? — спрашивает он, поднимая вверх одну круглую подвеску. — Это, как бы, шутка моей семьи, красотка.
— Твоя семейная шутка? — переспрашиваю я, чувствуя слабость.
— Да, это длинная история. Идем в кафе, я объясню, что имею в виду, за обедом, — говорит Рассел, беря меня за руку.
Мы вместе идем в кафе. После того, как мы получаем свой заказ, я изучаю ожерелье Рассела со своего места. Одна из подвесок, выглядит как потускневший серебристый круг, а другая, выглядит как вытянутая восьмерка.
Затаив дыхание, я смотрю на него:
— Рассел, твое ожерелье…
Я хочу протянуть руку и коснуться ее, но мои руки дрожат, так что, чтобы скрыть это, я кладу их на колени.
— Ах, да, верно, — говорит Рассел, беря первую подвеску. — Это круг, и я объясню его значение через секунду.
Он отпускает его и берет в руку вытянутую восьмерку.
— Это, символ бесконечности. Чтобы понять мою семейную шутку, ты должна знать, что мой папа — учитель математики, в средней школе, он вернулся домой и его тоже зовут Рассел. Он говорил что-то о математическом парадоксе под названием «Парадокс Рассела»
— Ты слышала о нем?
— Нет, — отвечаю я, качая головой и делая глоток воды.
— Ну, понимаешь, эту логическую задачу, придумал математик по имени Бертрам Рассел. Так вот, я не большой поклонник математики, как и мой папа, так что мне проще объяснить это словами «потому что для меня так легче». Вот это утверждение: «это утверждение ложно.» Сейчас, если утверждение ложно, то оно истинно; и если утверждение истинно, то оно ложно.
На мгновение я задумываюсь о сказанном, пока в моей голове не появляется мысль.
— Я понимаю, о чем ты говоришь. Если утверждение ложно, то есть оно не соответствует действительности, тогда правильнее будет сказать, — это ложно, так что утверждение действительно верно, но если это так, то было бы ложью сказать, что это ложь, так что это не могло быть правдой. Это звучит, как поймать двадцать два.
— Правильно, ты умная, рыжик, я не буду тратить время на выяснение всего этого. Это, то, что я называю прочным кругом; я не могу с ним помочь, но он круглый, очень круглый. Ну, я уже говорил тебе, что я довольна упрямый. Моя семья считает, что я могу быть довольно упрямым, и что, как правило, хожу кругами, чтобы получить то, что хочу. Моя мама называет меня парадокс, потому что иногда я могу быть непоследовательным в своих логических умозаключениях, — говорит он, улыбаясь мне.
— Мой папа добавил к нему знак бесконечности, чтобы выразить тот факт, что это мой вечный недостаток, — говорит он, улыбаясь, я ищу в его лице связь, которая поможет мне разгадать эту головоломку.
— Рассел, есть кое-что, что ты должен знать, — сбивчиво говорю я.
— Вот как? Что, рыжик? — спрашивает Рассел.
— Твое ожерелье сниться мне каждую ночь, — тихо говорю я.
Я вижу, как на его лице появляется улыбка, и он изучает меня, затем его улыбка подрагивает.
— Ты не врешь?
— Еще до того, как я пришла в колледж, я видела это ожерелье в своих снах… в своих кошмарах, — говорю я, смотря вниз, чтобы не видеть, как он смотрит на меня как на сумасшедшую.
— Я не знаю, что это означает, но я знаю, что я должна…
— Должна что? — подсказывает мне Рассел, смотря на меня, когда я снова поднимаю на него глаза.
— Я должна как-то защитить его, — говорю я.
— Защитить его от чего? — тихо спрашивает он меня.
— Я не знаю, но он ужасно волнуется, и я не могу перестать видеть эти сны, — говорю я, надеясь, что он не будет надо мной смеяться.
— Что это значит? — спрашивает меня Рассел. — Ты экстрасенс?
— Я не знаю. Я так не думаю. Раньше, со мной никогда такого не было. Это началось после того, как меня приняли в Крествуд, — отвечаю я.
Рассел смотрит по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает. Когда он убедился, что нас никто не подслушивает, то наклоняется ко мне и говорит:
— Черт, Эви, что за