— Я все думала, признаете вы это или нет, мистер Моллинсон.
— Отчасти… ваша критика замкнула цепочку моих размышлений. Что ж! Может, мне надо принести вам свои нижайшие извинения на коленях!
— Не стоит, — едко ответила она. — Смирение вам не к лицу.
Он сдвинул брови:
— Я все равно не удовлетворен Мэри-Джейн. Что-то в ней не так, но, убейте меня, не могу догадаться, в чем дело.
— Потому что вы циник и видите в своих героинях лишь карикатуры.
— Разве? — Усталым жестом он взъерошил себе волосы. — Как я понимаю, вам тоже не очень нравится пьеса?
— Только из-за Мэри-Джейн.
Его снова охватило раздражение.
— Может быть, вы хотите, чтобы я сделал ее блондинкой с зелеными глазами?
Она вспыхнула, и к нему снова вернулось хорошее настроение.
— Мне нравится вас дразнить, вы всегда так покупаетесь на подначку! А теперь перестаньте притворяться, будто занимаетесь машинкой. Оставьте ее в покое. Я повезу вас куда-нибудь поесть. Смизи уехала на уикэнд, а мне не хочется возиться.
— Я могу вам что-нибудь приготовить.
— Вы, наверное, устали… и кроме того, я ненавижу хозяйственных женщин.
Энн не удивилась бы, если бы Пол Моллинсон привел ее в какой-то скромный непритязательный ресторанчик, но когда потом она анализировала происшедшее, поняла, что он такого никогда бы не сделал. Если он собирается поужинать в ресторане, то пойдет туда, куда хочет, независимо от того, будет ли с ним актриса, на которую он хочет произвести впечатление, или ничего не значащая для него секретарша.
Они поужинали в Дорчестере, сидя за круглым столиком на террасе в углу. Уже стемнело, и лампы в виде свечей лили мягкий свет на белые скатерти и листву живой изгороди, отделявшей их от Парк-Лейн. Мимо проносились с шумом автобусы и автомобили, время от времени заглушая жужжание разговоров и музыку, доносящуюся из окон танцевального зала.
Так же быстро, как он делал все, Пол заказал обед и, только когда официант ушел, вспомнил, что не посоветовался с ней.
— Я сожалею, — коротко бросил он. — У меня совершенно это вылетело из головы. Но надеюсь, вы любите икру и цыпленка?
Энн собиралась уже ответить «да», когда неожиданно решила, что будет хорошо дать ему первый урок.
— По правде говоря, — сладким голосом ответила она, — икра кажется мне слишком соленой, а цыплят я просто не ем.
— Тогда я верну официанта. — Пол поднял руку, и официант немедленно подошел к ним. — Может мадам снова посмотреть меню? Она хочет заказать что-то другое.
Мгновенно перед ней на столе оказалось меню, и Энн притворилась, что изучает его.
— Я, пожалуй, заказала бы копченую селедку.
— Копченую селедку? — удивленно переспросил официант.
— Копченую селедку, — твердо повторила Энн, — поджаренную с помидорами.
— Мы подаем копченую селедку только на завтрак, мадам. Может быть, вы обратитесь в кафетерий?
Разговор взял в свои руки Пол:
— Леди хочет, чтобы ей подали копченую селедку на террасе.
— Но ее невозможно приготовить на нашей кухне!
— Мне все равно, где вы ее приготовите, — резко проговорил Пол, — лишь бы вы принесли ее.
— Хорошо, сэр.
Официант исчез, а Пол положил руки на стол.
— Посмотрите на меня, мисс Лестер.
Она подняла глаза на него:
— Да, мистер Моллинсон?
— Вы ведь на самом деле не хотите копченой селедки? Правда?
Быстрая ямочка появилась и исчезла у нее на щеке.
— По правде говоря, нет.
— Тогда зачем вы ее заказали?
Она ничего не ответила, и он заулыбался:
— Мне очень хочется дождаться и посмотреть, как вы будете ее есть! — Он щелкнул пальцами, и официант вернулся. — Мадам передумала. Она решила все-таки взять цыпленка и икру!
Во время обеда Пол решительно взялся развлекать Энн, и она с удовольствием включилась в эту игру остроумия. После кофе они потанцевали. Она была высокой, но и он был выше ее почти на голову. В его крепких объятиях она почувствовала себя маленькой и беззащитной и, вздохнув, доверчиво прижалась к нему.
— Вы довольны?
— Очень. Спасибо, мистер Моллинсон.
— Лучше зовите меня Пол. Я отказываюсь слушать весь вечер, как вы называете меня мистером Моллинсоном! А есть у вас второе имя, кроме Энн?
Она покачала головой:
— Просто Энн. Ничего интересного.
— Не простая и очень интересная Энн, красивая Энн, — поправил он. — Вы ведь очень красивы и знаете это. Возможно, это одна из причин, по которой ваша мачеха вас невзлюбила. Там, где вы жили, в том районе, были состоятельные холостяки?
— Один или два.
Говоря это, Энн придвинулась ближе к нему, чувствуя, что это был единственный способ прекратить опасный разговор. И его рука сжала крепче ее руку, когда он вел ее в сложном рисунке танца. При его индивидуализме можно было ожидать, что он будет танцевать нечто собственное, не подчиняясь ритму танца. Энн так и думала, но выяснилось, что была к нему несправедлива: он оказался великолепным танцором, да и Энн не уступала ему в этом, их дуэт был идеально гармоничным. Музыка стала медленной, потом прекратилась совсем, и он, поддерживая ее под локоть, вывел из танцевального зала.
Энн зевнула и попыталась прикрыть зевок ладонью.
— Вы устали, — быстро проговорил он. — Я отвезу вас домой.
— Но вы, должно быть, тоже устали. Ведь это вы весь день занимались творческой работой.
Он улыбнулся:
— Это что, острота на мой счет?
— О нет, — серьезно сказала она и коснулась рукой его руки. — Я это говорю как комплимент.
Они прошли через весь танцевальный зал, через фойе и, обойдя отель сбоку, подошли к его машине. Поездка по темным улицам пролетела мгновенно, и очень быстро они уже были у дверей ее дома.
— Это был чудесный вечер, Энн. Еще раз спасибо, что задержались на работе.
— Я рада, что смогла быть вам полезной.
Она повернулась посмотреть на него. Его лицо было почти не видно в слабом свете приборного щитка.
— Кстати, если вы и следующую неделю будете отсутствовать, мне бы не хотелось брать жалованье.
— А на что вы собираетесь жить? Будете питаться воздухом? Я могу позволить себе оплачивать ваше время, глупышка.
Его губы небрежно коснулись ее рта. Это был первый намек на что-то интимное, на ту близость, к которой она стремилась с самого начала, но сознание того, что он целует ее, принимая за совсем другого человека, лишило поцелуй всякого удовольствия. Ей захотелось, чтобы он поцеловал ее саму, а не вымышленную героиню. Видимо, ее колебания как-то передались ему, и когда она обняла его за шею, он тут же отпрянул:
— Вы очаровательный ребенок, Энн. Идите спать.
Наклонившись вперед, он открыл ей дверцу и почти что вытолкнул из машины.
Улыбаясь, Энн поднялась по ступенькам к входной двери, отперла ее и вошла в дом.
В течение выходных она много думала о Поле. Из всех мужчин, которых она когда-либо встречала, он был самым непредсказуемым, переходил мгновенно от раздраженной озлобленности к душевной теплоте, от сарказма к комплименту. Нисколько не льстя себе, она могла сказать, что за то время, пока она у него работала, он стал все меньше видеть в ней секретаря и больше воспринимать ее как индивидуальность. Но только в этот последний вечер, когда они танцевали вместе, когда он провожал ее домой и легко поцеловал перед домом, она почувствовала, что он увидел в ней женщину. Теперь, если все пойдет по плану, она скоро сможет осуществить замысел.
Она лениво размышляла, как он прореагирует на это. Если Марти права, это заставит его с еще большим недоверием относиться к женщинам, а это, в свою очередь, отразится на его работе. Она отогнала от себя эту мысль: он должен был думать о последствиях до того, как обидел Розали Дональдс.
Утром в понедельник она оделась с особой тщательностью, радостно сознавая, что бледно-лимонный цвет ее ситцевого платья точно совпадает с цветом ее волос. Высокая, загорелая, вся золотая, она напоминала колос пшеницы, с которым Пол когда-то сравнил ее. Весело мурлыкая какую-то мелодию, она вошла в дом на Хэмпстед-Мьюз. Повесив пальто в шкаф, она прошла на кухню. Смизи еще не вернулась со своего уик-энда, и задняя дверь была открыта. Она поставила чайник, чтобы выпить чашку чаю, и прошла в кабинет.
На столе стояли бокалы, пепельницы были полны окурков, на многих из них были следы помады. Энн быстро прибрала в комнате, опорожнив пепельницы, поправив подушки на диване и сменив в вазах цветы. Ей было интересно, спит ли еще Пол, и, решив приготовить ему чай, она отправилась на кухню. На пороге она остановилась в изумлении: Сирина ставила на поднос две чашки. В коротком розовом сарафанчике, с лентой из той же материи в волосах, она выглядела невинной и юной, но это впечатление быстро рассеялось, когда она подняла глаза и заметила Энн.
— Не рано ли вы приходите на работу?
— В мое обычное время. Сейчас больше девяти тридцати.
Сирина поглядела на кухонные часы:
— Действительно. А я и не обратила внимания. Я сегодня пришла сюда рано, чтобы сделать Полу сюрприз. Я знаю, что Смизи нет, и решила, что приготовлю ему завтрак.
Энн с усилием улыбнулась:
— Вы могли не беспокоиться. Я могла сама это сделать.
— Уверена, что могли бы.
Чайник засвистел, и Сирина отступила в сторону, ожидая, пока Энн выключит газ, наполнит заварной чайник и достанет из буфета молоко и сахар.
— Не знаю, хотите ли чего-нибудь еще, миссис Браун, — сухо проговорила Энн. — Не уверена, что вы сможете найти все сами.
— Вообще-то я хотела попросить вас быть ангелом и отнести для меня наверх поднос. Я могу споткнуться на своих высоких каблуках.
Без слова Энн подняла поднос и пошла наверх. Перед дверью спальни Пола Сирина забрала у нее поднос.
— Спасибо, теперь я справлюсь сама. — Не тратя времени на стук, она толкнула дверь и вошла. — Просыпайся, соня. Я принесла тебе чудный завтрак.
Через полуоткрытую дверь до Энн, стоявшей в холле, донесся голос Пола:
— Тебе не стоило так беспокоиться. Подойди сюда, я хочу поблагодарить тебя.
Энн захлопнула дверь кабинета и остановилась у своего стола, дрожа от ярости. Что ей за дело, если Пол Моллинсон позволяет Сирине распоряжаться в его доме и вести себя так, как будто он ее собственность. Они очень хорошо знали друг друга четыре года назад, и для них было вполне естественно, если они собирались продолжать свои отношения, продолжать быть накоротке друг с другом. Возможно, Сирина уже жалеет, что когда-то отвергла Пола? Энн нахмурилась, взяла чистый лист бумаги и застыла, напряженно глядя на его белую поверхность, будто надеялась прочесть на ней ответ на свои вопросы.
Она все еще задумчиво стояла над бумагой, когда молодая актриса вошла в комнату со шляпой от солнца в руке:
— Все готово к работе?
Чувствуя себя рядом с миниатюрной рыжеголовой куколкой великаншей, Энн ответила не очень вежливо:
— Конечно… если и мистер Моллинсон готов.
Сирина улыбнулась входившему в этот момент в комнату Полу:
— Дорогой, твоя драконша-секретарша сердится, потому что ты не готов с ней работать.
— Я этого не говорила. — Энн обернулась было к Полу, но тут же отвела глаза в сторону. Впервые она видела его одетым так вольно: в одних шортах, плотно сидевших на бедрах, с обнаженной заросшей грудью. — Я не знала, мистер Моллинсон, хотите вы сегодня утром работать или нет.
— Конечно хочу. — Он повернулся к Сирине: — Будь ангелом, поразвлекай немного себя сама.
— А ты долго будешь занят? Я не хочу одна сидеть в саду.
— Не очень долго. — Он полуобнял Сирину тонкой загорелой рукой. — Посиди в гамаке, согрей его для меня.
Сирина, не обращая внимания на Энн, вывернулась в его руках и подняла к нему свои губы для поцелуя. Энн демонстративно занялась бумагами у себя на столе, пока низкий голос Пола, в котором звучал смех, не заставил ее поднять глаза.
— В чем дело, Энн? У вас такой грозный вид.
Не в силах отвлечься от следов помады на его тонких губах, Энн промолчала. Пол закурил сигарету и уселся верхом на стул около своего стола.
— Вам не нравится, когда сюда приходит Сирина, не так ли?
— Я об этом совершенно не думаю, — обретя наконец голос, который неожиданно стал высоким и дрожащим, произнесла Энн. Она откашлялась и продолжила: — Я готова работать, если готовы вы.
Он пожал плечами:
— Вы, дорогая моя, паршивая актриса. Я не уверен, что смогу ясно мыслить под вашим хмурым взглядом. Что мне сделать, чтобы к вам вернулось хорошее настроение? Еще один вечер в Дорчестере?
— Нет уж, спасибо.
— Ну, ну. Блестящее окружение очень вам идет.
— Счастлива, что вы так считаете, — едко ответила она. — У меня, кажется, появился шанс, что оно будет у меня всегда.
— Что вы имеете в виду?
Энн сказала это, не подумав, но вопрос Пола требовал ответа, и, чтобы разозлить его, она ответила:
— Просто агентство Мак Брайд очень помогло. Я, кажется, встретилась… — она помолчала, — именно с таким человеком, какого я искала.
— Вы мне раньше не говорили об этом.
— Я не знала, что должна докладывать вам о своей личной жизни!
— Конечно не должны! Я не это имел в виду, и вы это прекрасно знаете.
— Боюсь, что не знаю.
Пол пристально посмотрел на нее и с ненужной силой потушил окурок.
— Как он выглядит… этот мужчина, с которым вы встретились?
— Очень приятный.
— Это я понял. А еще?
— Он… ему, думаю, около сорока семи, очень интересный, даже красивый. Высокий, волосы темные, слегка седеющие. Очень элегантно седеющие. На висках.
— Как романтично, — саркастически заметил он. — Полагаю, он богат?
— Думаю, да. — Теперь Энн начала получать удовольствие от разговора. — Он приглашал меня в субботу и воскресенье и хочет увидеть меня снова. Я почти уверена, что нравлюсь ему.
— Почему бы вам не нравиться ему? Вы молоды и красивы.
— Вы так считаете? — Она наклонилась вперед, завлекающе облизнула губы. — Вы действительно так думаете?
— Да, думаю. И нечего строить мне глазки.
Покраснев, она выпрямилась:
— Прошу прощения. Я считала, что вам нравится, когда ваши женщины не скрывают своих чувств.
— Вы не относитесь к моим женщинам! — холодно проговорил он. — Вы недостаточно опытны и изощренны, и поэтому я взял на себя труд дать вам совет. Не думаю, что вам стоит встречаться со всеми этими незнакомыми мужчинами. Вы еще ребенок, и вам могут вскружить голову.
— Я не моложе Сирины. Глаза его потемнели.
— Возраст не имеет с этим ничего общего. Вы будете невинным младенцем и в сорок лет.
— Как скучно!
— Ничего подобного. Удивительно свежо.
— Как странно слышать это от такого циника, как вы.
Он поднялся и приблизился к ней.
— Не раскладывайте людей по отдельным полочкам раз и навсегда, они редко остаются на них.
Они с вызовом смотрели друг на друга в упор, и Энн увидела золотые искорки в его темно-серых глазах так близко от себя. Пол первый отодвинулся с отчужденным видом:
— Лучше продолжим работу. Я хочу сделать вставки в первое действие.
Они прекратили работу, только когда вошла Смизи и сообщила, что она вернулась и что ленч готов. Пол зевнул, потянулся… и вскочил на ноги: в комнату вплыла Сирина.
— Ты так и не пришел, — протестующе провозгласила она. — А обещал.
— Прости, дорогая. — Он прошествовал к серванту. — Что будешь пить?
— Пожалуйста, шерри.
Сирина подобралась к письменному столу и взяла несколько рассыпанных страниц.
— Это твоя новая пьеса, Пол? — мягко проговорила она. — Сколько у меня сразу пробуждается воспоминаний! Помнишь эту твою последнюю пьесу, в которой я играла?
— Как я могу забыть? — тихо сказал он. — «В тисках» — самая большая моя удача.
Удлиненные глаза Сирины сощурились.
— Такие громкие имена: Лори Лэнгем, Кора Риис и юная я. Как было бы чудесно, если бы ты смог повторить такой успех!
— Боюсь, это было бы трудновато. Кора ушла со сцены, а Лори умер.
— Так что осталась только я. — Сирина подошла к нему поближе. — О Пол, я кожей чувствую, что эта пьеса предназначена мне судьбой. Поэтому я и вернулась в Англию: какая-то странная сила привела меня к тебе и теперь повелевает связать порванные нити наших отношений.