— Он был больной человек. Одержимый навязчивой идеей. Сумасшедший, можно сказать.
— Интересно. И какой именно идеей он был одержим?
— Он говорил, что хочет убить… м-м-м… Ленина.
— Вот как! Значит, вы знали об этом?
— Знал.
— Почему не сообщили нам?
— Мы не воспринимали его всерьез. Видите ли…
— Я-то вижу, а вот видите ли вы? Налицо заговор с целью убийства вождя нашего государства. Вы член партии эсеров?
— Помилуйте!
— Об этом не может быть и речи! Вы, Станислав Валерьянович, видно, принимаете нас за простодушных идиотов.
— Но вы совсем не так меня поняли. Никакого заговора не было. Вадим действовал в одиночку, видимо, в состоянии аффекта. Никто из нас не знал… не думал…
— Вы лжете. Зачем? Бессмысленно, Станислав Валерьянович. Только полное признание может спасти вас от расстрела. Вы и сами не понимаете, во что вляпались.
— Но, товарищ…
Стае запнулся, не зная, как обратиться к своему грозному собеседнику. События развивались с такой умопомрачительной быстротой, что он попросту не поспевал за ними. Их разудалые пьяные разговоры грозили перерасти во что-то ужасное, роковое, неуправляемое. Надо было срочно найти нужные слова, чтобы прояснить это чудовищное недоразумение.
— Товарищ…
— Игнатьев.
— Товарищ Игнатьев, вы должны мне поверить. Какой из меня заговорщик? Я — художник, политикой никогда не занимался. Моя политика — это искусство. Вы видели мои картины?
— О них мы еще поговорим. Так, значит, он был там один?
— Конечно, один. Он вообще был очень одиноким, замкнутым человеком.
— А кто это? — Игнатьев подошел к столу, пошуршал бумагами, извлек из стопки большой лист и ткнул в лицо Стасу. — Кто она?
С белого листа на Стаса смотрело лицо Марго. Головка На тонкой изящной шее чуть склонена набок. Лучистые глаза улыбаются ему. Его последний набросок.
— Моя муза.
— Фамилия? — рявкнул Игнатьев.
— Ее не существует. Это плод моего воображения. Спокойное до сих пор лицо Игнатьева побагровело, щеки затряслись от едва сдерживаемой ярости.
— Как ее зовут? Отвечать!
— Но я же говорю вам…
Он не успел закончить. Неожиданный сильный удар в челюсть отбросил его назад. На языке заклубился солоноватый привкус крови.
— Врешь, сволочь! Она была с ним там.
Вокзал бурлил. Марго совсем бы затолкали, если бы какой-то рыжеволосый чубатый красноармеец не подсадил ее в переполненный вагон.
— Не бось, девка, с ветерком доедем!
Он ухмыльнулся ей в лицо и, нимало не смущаясь протестующими криками пассажиров, протолкнул к самому окну.
— Подвиньтесь-ка, граждане, не видите — курносая совсем заробела.
Он так залихватски подмигнул всем сразу, что вокруг захохотали. Марго благодарно улыбнулась ему, поправила сбившийся платок и, прижав к груди свой узелок, притулилась в уголке. Скорее бы уж поезд тронулся, тогда можно будет вздохнуть свободно. Поборов страх, Марго глянула сквозь пыльное стекло на перрон и обомлела. Рядом с поездом спиной к ней стоял высокий молодой офицер. Что-то в развороте плеч, в посадке головы, в коротко стриженных светлых волосах показалось до боли знакомым. Сердце, екнув, бешено заколотилось в груди. Басаргин, Володя. Марго вскочила на ноги и попыталась открыть окно. Оно не поддавалось.
— Володя! — крикнула Марго. — Володя!
Но он не слышал ее. Марго в отчаянии замолотила кулачками по стеклу. Не слышит. Марго рванулась было к двери, но тут поезд дрогнул и тронулся.
— Пропустите меня! Пожалуйста! — молила Марго.
— Да куда уж теперь?
— Мне надо сойти. Сейчас же!
Она стояла, прижав кулачки к груди, воплощенное отчаяние и растерянность. Невесть откуда взявшиеся слезы бежали по щекам.
— Так ведь едем. Аль на ходу спрыгнешь? Марго бессильно опустилась на скамью. Господи, как глупо, как несправедливо! Он здесь, совсем рядом, но недосягаем, как на другой планете. Марго прижалась мокрым лицом к стеклу. Офицер повернулся вслед удаляющемуся поезду, и тут Марго увидела, что это совсем другой человек, и поняла, что ошиблась.
— Знакомый твой? — спросил участливо рыжеволосый парень.
— Нет, — качнула головой Марго. — Обозналась.
— Ну вот, а ты уж сразу и с поезда сигать. Тебя как зовут-то?
— Маша, — ответила Марго, вытирая слезы кончиком платка. — Маша.
Пусть пока будет Маша, а там посмотрим.
Дорога до Москвы прошла незаметно. Попутчик ее, рыжеволосый парень по имени Никита, оказался говоруном и балагуром, каких поискать. Послушать его, так это именно он раздолбал белых в пух и прах, а теперь с полным правом возвращается домой строить новую жизнь. До Орла, где отец с матерью и сестры, путь неблизкий, да что с того? Ему не привыкать.
— Вот приеду, землю всю поделим, по-людски заживем. Корову купим, а то и две, а там и жениться можно. Соседская дочка, Нюра, совсем, поди, невеста. Дом построю вот этими самыми руками. Изнылся совсем. Который год, окромя винтовки, ничего в руках не держал.
Мечтая таким образом вслух, он все сжимал и разжимал свои широкие квадратные ладони, и видно было, что ему не терпится применить их к какому-нибудь хорошему делу. Марго согласно кивала в ответ. О себе она не очень-то распространялась, сказала только, что питерская, родители умерли, и едет она теперь в Москву к родственникам.
Наконец он примолк, видно, задремал. Марго приткнулась головой к темному стеклу окна. Воло-дя, Воло-дя, Воло-дя, выстукивали мерно колеса. Она сознательно распихала все воспоминания о нем по самым укромным, темным закоулкам памяти и наглухо закрыла их там. Запретила себе вспоминать. Слишком много боли осталось в прошлом.
Она уже привыкла к мысли, что ее девичья влюбленность умерла. Но она вдруг неожиданно и мощно напомнила о себе, смяла все старательно возведенные барьеры. Пять лет прошло, а она все помнит, будто, это было вчера. Володина перевязанная голова на больничной подушке, его смех, их маленькие секреты, восторженный взгляд его серых глаз, исполненное тайного смысла молчание и быстрый румянец на щеках, когда их руки вдруг соприкасались. И это чувство, будто они нашли друг друга среди войны, боли и горя. Он живет в Москве. Угол Сретенского бульвара против церкви, услужливо подсказала память. Когда она разыщет его, снова посмотрит в его глаза, повторится ли это чудо узнавания? Сон не шел, за окном мелькали черные верхушки деревьев, а колеса все продолжали стучать: Воло-дя, Воло-дя, Воло-дя.
Москва встретила Марго ясным летним солнышком, гомоном вокзальной толпы, зычными выкриками торговок пирожками. Ночью прошел дождичек, прибил пыль. Остроконечные башенки вокзала и дома вокруг предстали перед ней чисто вымытыми, словно разрумянившимися после утреннего туалета. Сумрачный сырой Питер показался вдруг далеким и нереальным. Ощущение было такое, словно она попала в хлебосольный, гостеприимный дом, немножко безалаберный и оттого еще более уютный.
Извозчик будто ее и поджидал. Удобно откинувшись на изрядно потертом сиденье, Марго жадно впитывала в себя этот необычный город, где все дома разные, площади просторны, а улочки бегут себе, извиваясь, сами не зная куда. Марго сразу почувствовала себя здесь совсем как дома. «А ведь это мой город, — подумалось ей. — Вернее, может стать моим, если…»
— Приехали, барышня, — густо прогудел извозчик. — Сретенский бульвар, вон храм Успения Пресвятой Богородицы. То самое место.
Марго щедро расплатилась, услышав в ответ звучно акающее «Благода-арствуйте!», и пошла по бульвару, вдыхая легкий прохладный воздух. Листья шелестели над головой, в ветвях весело перекликались птицы. Им все нипочем. Марго все замедляла шаг. Вон и похожий дом, небольшой одноэтажный особнячок. Стоит только улицу перейти и спросить кого-нибудь… О чем? Ей вдруг пришло в голову, что познакомилась она с Володей Басаргиным в одной стране, а приехала сейчас совсем в другую. Не может же дом до сих пор принадлежать его семье. Времена изменились. Здесь, верно, живут совсем другие люди.
«Простите, где я могу найти прежних хозяев?» Не слишком хорошая идея. Марго поежилась, вспомнив свой первый визит в дом тети на Мойке. Никого не осталось. Неужели и здесь она услышит то же?
Марго в нерешительности опустилась на скамью. Что делать? Натолкнувшись на неожиданное препятствие, все ее радужные планы грозили рассыпаться, как карточный домик. Марго рассеянно посмотрела по сторонам и тут заметила мальчика лет десяти. По виду явно беспризорник, в немыслимых лохмотьях, разваливающиеся ботинки перехвачены бечевкой, грязные пальчики торчат из прорех. Мордочка чумазая и смышленая, как у шустрого полудикого зверька. Пристроившись на корточках под кустом, он сосредоточенно метал камешки в спичечный коробок, норовя попасть с самую середину.
— Эй, мальчик, — позвала Марго. — Поди-ка сюда. Он приблизился, не торопясь, вразвалочку, словно матросик на палубе корабля.
— Хочешь заработать?
— А то!
Он стоял перед ней, переминаясь с ноги на ногу, ожидая продолжения. У Марго сердце сжалось при взгляде на его тонкую, в грязных подтеках шею. Как он живет, где, чем?
— Чё делать-то? — перебил ее мысли беспризорник.
— Видишь вон тот дом?
— Угу.
— Сходи, узнай поосторожнее, живет ли там Владимир Николаевич Басаргин. Запомнил?
— Басаргин.
— Может, найдешь кого-нибудь, кто там жил в старые времена.
— Дед Антип всех, почитай, знает. Но он злю-ющий! Сколько раз мне ухи крутил.
— Найди мне его. — Марго вынула из кармана монету и показала мальчику. — Найдешь
— твоя будет.
Глаза беспризорника загорелись:
— Ух ты! Настоящая?
— Конечно, настоящая.
— Я мигом.
Он унесся, только подметки засверкали. Марго приготовилась ждать. Не прошло и пятнадцати минут, как он появился снова в сопровождении худого старика с длинной седой бородой. Одной рукой он цепко держал мальчика за плечо, другой опирался на большую суковатую палку. Он, кряхтя, опустился на скамью рядом с Марго, сумрачно оглядел ее из-под кустистых бровей. Марго стойко выдержала его взгляд. Мальчик получил свою монетку и мгновенно испарился, пока не отобрали.
— Это вы, значит, разыскиваете Владимира Николаевича? -Я.
— А кто вы ему будете?
— Невеста его, — неожиданно для себя сказала Марго. — С Кавказа. Мы с ним в войну познакомились.
— Вон оно, значит, как. — Он чуть что не присвистнул. — Невеста. Вон оно как.
Он погрузился в молчание, разложив бороду на скрещенных на палке руках. Марго тоже молчала, не решаясь заговорить. Так они сидели рядом, думая каждый о своем. Марго не выдержала первой:
— Он не живет здесь больше?
— Нет. Никого не осталось.
Опять эта фраза. Марго почувствовала, как кровь отхлынула от щек. Руки задрожали. Марго сцепила руки на коленях так, что побелели костяшки пальцев. Как выговорить то, что вертелось на языке?
— Он… жив?
— Да жив, жив, — отчего-то с досадой сказал старик. — Он теперь на Скатертном переулке, дом два, квартира двадцать четыре. Если надумаете к нему, так ступайте до Никитской, а там прямехонько и до Скатертного.
— Спасибо вам.
Марго так обрадовалась услышанному, что совсем не обратила внимания на неуместное словечко «если».
Дом, в котором жил Басаргин, совсем не понравился Марго. Огромный, темный, он был выстроен в форме буквы «П». И эта самая буква тяжелыми лапами обхватывала с двух сторон мрачный двор, похожий на колодец. Ни травинки, ни цветка, ничто не оживляло этого каменного монстра. Казалось, здесь никогда не бывает солнца. После развеселых завитушчатых особнячков Никитской и сочной зелени бульваров как-то жутко было попасть в это царство мрака.
Марго быстро нашла нужный подъезд и, взлетев на лифте на третий этаж, нажала кнопку звонка. Она даже не волновалась, настолько была переполнена впечатлениями этого суматошного дня. Звонок слабо тренькнул. В наступившей тишине она явственно различила торопливые шаги и каким-то шестым чувством поняла, что это непременно он. Сердце подскочило куда-то к горлу и затрепыхалось, как птичка. Стало весело и жутко. Вот сейчас…
Дверь распахнулась. На пороге стоял Володя в светлых брюках и ослепительно белой рубашке. Незавязанный галстук небрежно свисал на грудь. Видно, он как раз занимался с ним, когда она позвонила. Влажные волосы, слегка потемневшие от воды, были зачесаны назад со лба. С минуту он молча, ошалело смотрел на нее, будто вбирал в себя глазами, маленькую, хрупкую, ее серый дорожный костюм, растрепавшиеся от быстрой ходьбы волосы, крошечную булавку у горла.
Он выкрикнул что-то нечленораздельное. Марго почувствовала, как его руки сомкнулись за ее спиной. Пол ушел из-под ног, ее вертело, кружило, подбрасывало, шпильки сыпались дождем.
— Приехала! Глазам не верю! Приехала! — кричал он, ликуя.
Марго только смеялась, не в силах вымолвить и слова. Голова кружилась, как от шампанского.
— Что здесь происходит?
Громкий властный голос подействовал на них, как ушат холодной воды. Басаргин резко остановился и, бережно поставив Марго на ноги, обернулся. Марго выдвинулась из-за его плеча и посмотрела тоже. В дверном проеме стояла простоволосая женщина в халате, с не по-утреннему ярко накрашенными губами. Эти алые губы сложились сейчас в надменную гримаску, отчего лицо женщины сделалось неприятным и даже злым. Они обе вопросительно смотрели на Володю, ожидая объяснений. Под прицелом двух пар глаз он, однако, нимало не смутился. Взяв Марго под локоть, он подвел ее к замершей в дверях женщине.
— Это наконец случилось, как я и говорил. Моя Марго приехала ко мне.
— Здравствуйте, — сказала Марго, протягивая на всякий случай руку.
Женщина брезгливо посмотрела на нее, будто это была дохлая рыба, и не сделала никакого ответного движения. Марго быстро убрала руку за спину.
— Почему же ты не представишь меня, раз мы тут все такие светские?
— Конечно. Марго, это Вероника… моя жена.
Марго показалось, что она ослышалась. Жена… Что это значит? Или ей померещилось?
— Володя, это правда?
— Еще бы не правда, моя милая. Так что здесь вас никто не ждал. Можете спокойно отправляться восвояси.
— Вероника, прекрати! — В голосе Басаргина послышались жесткие нотки. — По-моему, нам следует пригласить Марго в дом и спокойно обсудить создавшуюся ситуацию.
— Спокойно! Ну конечно, непременно спокойно. Какая-то авантюристка врывается в мой дом, пытается тут же, на пороге, овладеть моим мужем, а я должна быть спокойна. А известно ли вам, что у нас будет ребенок?
— Что ты такое говоришь? Какой ребенок?
— Ты удивлен? Дивно! А что еще бывает у людей, которые занимаются любовью ночи напролет? Так что приди в себя и вспомни наконец что у тебя семья. А ее чтобы духу здесь не было!
Марго зажала уши руками, чтобы не слышать этого визгливого, истеричного крика, и кубарем бросилась вниз по ступеням. Прочь, прочь отсюда!
— Марго! — крикнул Володя, перевешиваясь через перила. — Марго, подожди!
Топот ее каблучков раздавался уже где-то внизу. Володя повернулся к жене, сверкнул яростными, невидящими глазами.
— Ты все соврала! Признайся, что соврала.
— Как бы не так!
Глаза ее сверкали торжеством. Тяжелый подбородок воинственно выдвинулся вперед. Володя секунду смотрел на нее, как бы не узнавая, потом опрометью бросился в квартиру. Однако он тут же вернулся, торопливо натягивая пиджак.
— Ты куда? — недоуменно спросила Вероника.
— За ней, — крикнул он на бегу.
— Мерзавец! Если сейчас уйдешь, можешь больше не возвращаться! Слышишь?
Но он уже не слышал ее. Он догнал ее на углу Большой Никитской, попытался остановить, но безуспешно. Марго резко стряхнула его руку и бросилась через улицу. Володя в два прыжка поравнялся с ней.
— Да выслушай же меня!
— Не желаю ничего слушать! Оставь меня в покое!
— И не мечтай! Ты ведешь себя как капризный, избалованный ребенок. Это же нелепо, в конце концов.
— Я же авантюристка. Или ты не слышал, что сказала твоя жена?