— Ясно, вы пытаетесь мне сказать, что я не права, правы все остальные. Думаю, вы недалеки от истины, относительно вас я точно ошиблась.
— Почему же? — усмехнулся Ник. — Потому что я позволил себе не согласиться с вами?
— Потому что я полагала, будто нравлюсь вам. Вы так целовали меня… — Голос Лорены прерывался, она чуть не плакала. — Вы заставили меня поверить, что хотите меня. А на самом деле… я теперь вижу, что все это для вас ничего не значит…
— То есть вы мне не доверяете. Что и следовало доказать. Спокойной ночи. — Ник застегнул чемодан, поднял его и вышел из комнаты, не сказав больше ни слова.
Как же она ненавидела его. По-настоящему ненавидела. До чего же рассудочный, холодный, высокомерный сукин сын! И несмотря на это она хотела его, хотела до дрожи, до потери сознания. Если бы он сейчас вернулся и обнял ее, впился губами, зубами ей в губы, она уступила бы тут же, не задумываясь, ответила бы с таким же пылом.
Раздосадованная донельзя своей неспособностью управлять эмоциями, Лорена повернулась, чтобы броситься в свою комнату и хоть там обрести желанный покой… и увидела отца.
— Ты чем-то расстроена, Лорена? Я могу что-нибудь сделать для тебя?
— Ты уже достаточно сделал! — выкрикнула она. — Пока ты не появился, все было хорошо! Теперь же хуже некуда!
— Позволь мне попытаться исправить это, Лорена.
— И как ты предполагаешь поступить… Доналд?
Глаза его затуманились от боли, когда она произнесла его имя, отказываясь назвать отцом.
— Я просто хочу помочь. Сделать что-то полезное, поддержать.
— Мы обходились без твоей помощи и поддержки последние шестнадцать лет.
— Знаю. — Он безнадежно пожал плечами. — Я понимаю, Лорена, тебе это может показаться смешным. Но когда человек виноват, у него зачастую нет сил посмотреть в лицо тем, кому он причинил боль. И он наказывает себя, заставляя тех, кого любит, презирать его.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я пытаюсь исправить то, что натворил. Твоя мама готова дать мне шанс. Дай и ты мне шанс, позволь помочь, а потом будешь решать.
— Я больше не ребенок. Мне уже двадцать семь.
— Это не значит, что тебе не нужен отец.
— Скажем так: мне не нужен именно ты в роли отца.
Доналд глубоко вздохнул, посмотрел по сторонам, взглянул на свои руки, потом решился и спросил:
— Что я должен сделать, чтобы ты простила меня, Лорена?
— Ничего. Ты опоздал. Тебя не было рядом, когда ты был нужен мне. И я научилась обходиться без тебя.
— Это все, что ты можешь мне сказать? Не хочешь добавить, что я глупец, негодяй?
— Нет.
— Тогда я скажу сам. Я действительно дурак. Я проиграл. Я испортил лучшее, что подарила мне судьба, и заслуживаю полностью твое презрение. И если бы я был порядочным человеком, то покончил бы с жизнью. Я не имею права на вторую попытку. Мне не должно быть никакого дела до моего внука, у меня нет права беспокоиться о нем… Я ничего не пропустил?
— Нет, все правильно, — ответила Лорена, чувствуя наворачивающиеся на глаза слезы.
Он отступил в сторону, давая ей пройти.
— Хорошо. Так тебе лучше?
— Да.
— А мне так не лучше. — Элизабет Гордон неслышно подкатила сзади свое кресло и остановилась рядом с ними. — Лорена, оскорбляя отца, ты оскорбляешь и меня. Я любила его достаточно, чтобы родить ему двоих детей. Алан такой же внук ему, как и мне. Я принимаю его предложение помощи, потому что сейчас все мы должны быть вместе. И я удивлена, что ты не сумела оценить то мужество, которое потребовалось твоему отцу, чтобы прийти сегодня, признать свои ошибки и предложить взять на себя часть нашей беды. Нашей, Лорена, не только твоей.
— Я не понимаю, мама, как ты можешь так легко все простить.
— Возможно, тебе даже не приходит в голову, что есть вещи, которые ты не знаешь, о которых даже не слышала.
— Ты хочешь сказать, это твоя вина, что он ушел?
— Я надеюсь, что к тому времени, когда ты полюбишь, по-настоящему полюбишь, ты поймешь, что никогда не бывает так, что виноват кто-то один. Двое решают быть вместе, и только двое могут решить расстаться. Надеюсь, ты поймешь это и не будешь так строга к твоему будущему мужу, как сегодня к отцу. Только терпимость и способность прощать делают брак гармоничным. И пока ты сама не попробовала, у тебя нет права критиковать других.
Миссис Гордон строго посмотрела на дочь, потом тронула за руку своего бывшего мужа.
— Идем, Доналд, я покажу тебе фотографии девочек. Я надеюсь, Лори обдумает мои слова и изменит свое отношение к тебе.
Ник отказался от приглашения миссис Гордон выпить по бокалу коньяку в гостиной, решив, что не стоит мешать пожилой чете, которой надо так много обсудить друг с другом. Он удалился в приготовленный для него кабинет, лег на диван и какое-то время бездумно смотрел телевизор. Постепенно все звуки в доме затихли — очевидно, хозяева удалились отдыхать. Он с облегчением выключил телевизор, выбрал на полке книгу и зажег настольную лампу. Через пять минут Ник понял, что роман не намного интереснее телевизора, отложил его и строго спросил себя, в чем причина гложущего его беспокойства. Вопрос был чисто риторический, ибо ответ он знал. Как получилось, что он так быстро оказался впутанным в жизнь незнакомых ему еще три дня назад людей? А главное, как он позволил какой-то капризно-своевольной девчонке занять все его мысли? Ведь он знал, прекрасно знал, что, увлекшись ею, утратит объективность суждения, необходимую для успешного завершения дела. Нет, этому необходимо было срочно положить конец.
Но, несмотря на это, вопреки всем своим вкусам и склонностям, Ник все же непрестанно думал о ней, вспоминал ее лицо, вкус ее нежных шелковистых губ и жалел, что разговаривал с ней так строго. Интересно, она уже спит или думает о нем и тоже вспоминает, как он целовал ее?
Ник выключил лампу и подошел к открытому окну. Сад стоял, погруженный в темноту. Но вдали он увидел огни океанского лайнера, отправляющегося в круиз вокруг Аляски, до него донеслись еле слышные звуки танцевальной музыки. И еще какой-то звук, такой же слабый, но намного ближе, тихий, жалобный плач… Он внимательно вглядывался в темноту, пока наконец не заметил какое-то движение на скамейке под персиковым деревом. Он знал, что это не Элизабет, поскольку слышал, как ее кресло прошуршало у него над головой несколько минут назад. Удивительная все же женщина, еще раз мысленно восхитился Ник, так решительно отказывается уступать болезни, что даже сохранила спальню наверху!
Он снова прислушался. Здравый смысл подсказывал ему, что не Доналд является источником этих жалобных, горестных всхлипываний. Здравый смысл также подсказывал, что умному человеку надо залезть под одеяло и не позволять этому плачу отнять ни одной минуты его сна. Всего мгновение назад этот умный человек решил держаться подальше от Лорены Гордон. Но, с другой стороны, умному человеку не стоило высказывать своего мнения о приеме, оказанном Лореной отцу.
Ник вспомнил, как его шеф предупреждал его, новичка, принимая на работу:
— Ты не можешь позволить себе переживать каждый случай, как свой собственный, позволять ему влиять на твою жизнь. Твое дело — стоять на страже закона и задерживать преступников.
Ему давно надо было вспомнить эти слова. Может, тогда Лорена не плакала бы сейчас в саду, а он не чувствовал бы своей вины за эти слезы. Ник перекинул ногу через подоконник и тихо опустился на землю по ту сторону окна.
Я только предложу ей платок и провожу в дом, мысленно пообещал он себе, неслышно пробираясь в сторону персикового дерева.
Он сразу забыл все обещания и благие намерения, увидев, как вздрагивают ее плечи. Он опустился рядом с ней на скамью и крепко прижал к себе, разыскивая губами ее рот на мокром, залитом слезами лице.
8
Ник решил лететь до Майами первым классом, и Лорена была ему благодарна. Подлокотники их кресел были так широки, что исключали возможность случайных контактов. Она настолько боялась воспламеняющего эффекта его прикосновений, что не хотела небрежного касания его колена или плеча. Если уж Ник действительно хочет до нее дотронуться, пусть сделает это специально… Хотя пока он не выказывал такого желания.
Другие пассажиры рейса 1275 «Америкэн эйрлайнз» Сан-Франциско, Калифорния — Майами, Флорида, случайно услышавшие их разговор, могли бы принять их за коллег, планирующих стратегию деловых переговоров. Ник был занят исключительно предстоящей встречей с четой Уоррен — приемными родителями Дугласа Кросса.
— Боюсь, сегодня нам не удастся нанести визит мистеру и миссис Уоррен, — сказал он, с удобством откидываясь в кресле, пока самолет набирал высоту. — Пока долетим, арендуем автомобиль и доберемся до отеля, наступит вечер.
— Понимаю, — отозвалась Лорена, стараясь говорить и выглядеть, как пристало взрослой умной женщине.
Взрослой? Скорее, глуповато-напыщенной, подумала она в приступе самоуничижения.
— Ничего страшного. По крайней мере, они не в отъезде и не планируют ничего подобного в ближайшие дни.
— Откуда вы знаете? — Лорена была удивлена осведомленностью своего спутника.
— Я звонил им вчера из больницы, после разговора с Грейс.
— Но вы же не хотели разговаривать с ними по телефону, тем более по междугородному!
— Я не упомянул о цели звонка, только выяснил, дома ли они. Согласитесь, глупо лететь через всю страну, чтобы на пороге дома узнать, что хозяева отсутствуют.
— Они согласились нам помочь?
— На самом деле я разговаривал со Смитом. Он ответил на звонок и сообщил, что сэр и миссис будут завтра дома и смогут меня принять, если у меня действительно серьезное дело.
— Со Смитом? Кто он такой?
— Очевидно, дворецкий. Очень строгий, с чувством собственного достоинства и пониманием интересов Уорренов. Такой не впустит в дом кого попало. Я захватил с собой копию свидетельства о рождении Алана в качестве наших верительных грамот. А то нас могут принять за коммивояжеров, пытающихся выманить сбережения почтенной пары.
— Мне даже в голову не пришло, что придется доказывать нашу связь с Аланом, но я не сомневалась, что вы обо всем позаботитесь. Вы предусматриваете все вплоть до мелочей.
— Это не ваша забота, Лорена, вникать во все детали. Для этого существуют детективы, и одного из них вы наняли. Хотя вы неплохо пока справляетесь, учитывая все, что на вас свалилось.
— Да? — Лорена с деланным безразличием отвернулась к окну, чтобы он не прочел ее мыслей. Но как могла женщина, любая женщина, игнорировать мужчину, который лишь прошлым вечером желал ее так же сильно, как она его? Который добился того, чтобы она сдалась, практически отдалась ему, уступила его страсти, но отступил в последнюю минуту, вспомнив, как и пристало джентльмену, и об обязанностях по отношению к хозяевам дома, и о приличиях.
Начало было таким волнующим, таким многообещающим!.. Она испугалась, когда Ник неожиданно оказался рядом с ней на скамейке, и слегка вскрикнула. Лишь через несколько секунд Лорена поняла, чьи руки обнимают ее, чей голос с нежностью и заботой звучит в ее ушах.
— Дорогая моя, неужели это я вас так расстроил?
— Не льстите себе, — фыркнула она и постаралась оттолкнуть его. — Вы не значите так много в моей жизни, чтобы я плакала из-за вас.
Лорена говорила почти правду. Она была до глубины души потрясена и обижена всем и всеми за этот длинный день. Ей хотелось скулить, как маленькому брошенному щенку. «Ну почему, почему все объединились против меня? Неужели никто не видит, что я права, это же просто нечестно?» Она не сказала этого Нику, который и так считал ее капризным ребенком.
— Тогда кто? Отец? — Он крепче прижал Лорену к себе, не давая вырваться, и прислонил ее голову к своей груди.
Отец? Конечно, отец! И мама! Как больно было услышать ее упрек, увидеть ее неодобрение. Лорена всегда полагала, что их внутренняя связь сильнее всего на свете, а Доналд Гордон сумел всего за несколько часов встать между ними. Как быстро он втерся к маме в доверие, как добился благосклонного отношения к себе. Конечно, Лорену всерьез не беспокоила размолвка с матерью. Их отношения слишком тесные, доверительные, их невозможно разрушить.
И действительно, утром они первым делом помирились.
Ее же отношения с Ником носили совсем иной характер, были зыбкими и не совсем ясными. Она наняла детектива Ника Тэрренса найти ее племянника. Но за несколько дней все усложнилось и запуталось.
Алан должен быть единственным, имеющим право занимать ее мысли, его крошечное личико она должна постоянно видеть внутренним взором, ожидая получить вскоре сведения о его местонахождении. И, тем не менее, мысленно Лорена снова и снова возвращались к событиям минувшей ночи…
— Полно, хватит, дорогая. — Голос Ника был мягкий, как бархат, и сладкий, как персидская халва. — Как бы мы ни злили друг друга временами, мы — одна команда.
— Вы всех своих женщин называете «дорогая»? — Лорена ощутила растущее беспокойство, осознав, что на нем надеты только плавки. — Я слышала, как вы говорили по телефону: «Я тоже люблю тебя, дорогая. С ней просто невозможно иметь дело»…
Ник расхохотался — искренне, неудержимо.
— Ну разве я был не прав? Разве можно иметь с вами дело?
Напрасно он над ней смеялся. Но и ее поведение тоже нельзя было назвать эталоном благопристойности. Лорена подняла руку, чтобы ударить его по лицу, больно, с желанием унизить. Он перехватил ее руку с быстротой молнии и завел за спину.
— Нехорошо, Конфетка, — процедил Ник, в его голосе не осталось ни следа веселья. — И неумно. Вам следовало бы лучше подумать, прежде чем поднимать руку на человека, натренированного противостоять противнику всеми доступными средствами, вплоть до летального исхода.
— Сами виноваты!
— Это каким же образом?
— Вы заставляете меня делать глупости, а потом позорите перед своими «дорогими»…
Ник снова рассмеялся. И она не могла упрекнуть его за это, никак не могла! Она выглядела и говорила как маленькая дурочка.
— Думаю, малышка сестричка Оливия будет польщена, узнав, что является причиной такой всепоглощающей ревности.
— Я не ревную!
— Конечно, конечно… Вы просто пребываете в бешенстве.
Лорена наконец осознала, как смешно выглядит, расслабилась, улыбнулась — и уже через минуту оба задыхались от неуемного смеха. Не в силах сдержать охватившего ее ликования, Лорена вскочила и побежала по саду. Ее шелковое кимоно летело за ней, трепетало и переливалось алым и темно-красным в лунном свете. Ник с легкостью догнал ее, поймал за тонкую руку.
— Сумасшедшая девчонка! Ты перебудишь соседей. Они вызовут полицию, и я проведу ночь в участке…
— Вот и прекрасно! Ты вполне это заслужил. — Лорена выскользнула из его рук и помчалась по пляжу к воде.
Ник снова бросился догонять ее и догнал, схватил обеими руками, и они оба упали на песок. Но она еще не сдалась — вырвалась, выкрутилась, услышала легкий треск рвущегося шелка, но не обратила внимания. Никогда в жизни не чувствовала она себя такой беззаботной и радостной, как в эти минуты, когда все тревоги и волнения словно соскользнули с нее, уплыли куда-то далеко-далеко…
Лорена неслась к океану… По колено в воде повернулась, плеснула водой в лицо догоняющему ее мужчине, бросая вызов, маня его за собой, прекрасно понимая, что вызов будет принят, и отчаянно этого желая.
Она увидела сверкнувшую на лице Ника улыбку — да, он принял ее вызов! Она отступала все дальше и дальше, пока вода не достигла тонкой талии, и смеялась, смеялась…
Ник нырнул, подняв такой фонтан соленых брызг, что кимоно Лорены окончательно намокло и прильнуло к ней второй кожей. Неожиданно будто стальные оковы сомкнулись на ее щиколотках, и опора вдруг ушла из-под ног. И вот уже Лорена забарахталась задыхаясь в воде, сомкнувшейся над ее головой.
Они боролись яростно, но игриво, их тела сплетались в странном, нереальном танце. Ник поймал ее пальцы, запутавшиеся в его волосах, разжал их, завел руки ей за спину, крепко сжал. Ухмыльнулся, глядя на ее тщетные попытки высвободиться.
Внезапно настроение его переменилось. Веселье резко оборвалось, уступив место неистовому желанию. Его грубоватый захват стал настойчивым приглашением. Ник держал ее на вытянутой руке, как трофей, захваченный морским богом. Капли воды дрожали на его ресницах и волосах и сверкающим потоком скатывались на широкую, вздымающуюся грудь. Его взгляд заскользил по ней, пока не остановился на желанном рте.