– Эти факты я изложил перед вами, как того требовала моя совесть, – продолжил Чезаре, – и теперь мне остается только надеяться на ваше снисхождение к моему несчастью. Я верю, что вы сжалитесь надо мной и освободите от некогда произнесенных клятв.
Наступила тишина. Кардиналы снова посмотрели на святого отца – тот поднял голову, чтобы все могли видеть его глубокую задумчивость.
Чезаре повернулся к Папе.
– Будь я свободен, – воскликнул он, – моя жизнь была бы посвящена Италии! Я бы посетил Францию – которая уже давно угрожает нам – и не пожалел бы сил, чтобы спасти нашу страну от вражеского вторжения. Я бы принес мир на нашу землю!
Александр выпрямился.
– Просьба, которую изложил кардинал Валенсийский Чезаре Борджа, требует серьезного размышления, – сказал он. – Полагаю, с ответом спешить не следует. Через несколько дней мы соберемся еще раз – вот тогда–то и примем окончательное решение.
Чезаре пошел к выходу, а кардиналы принялись обсуждать услышанное. Среди них не было ни одного человека, который бы не считал, что присутствовал при театральном фарсе. Но что они могли поделать? Кто осмелился бы противостоять воле Папы Римского Александра Борджа?
Чезаре уходил с легким сердцем. Он знал, что не пройдет и недели, как исполнится его давнее желание. Свободный от церковных ограничений, он сможет стать военачальником. Он поведет солдат в бой.
У сестры он застал и ее супруга. Увидев шурина, тот невольно придвинулся к жене.
– Ха! – воскликнул Чезаре. – Вот и счастливая парочка. А что, сестренка, в Риме говорят, вы без ума друг от друга. Это и впрямь так?
– Я очень счастлива, – сказала Лукреция.
– Мы счастливы оба, – добавил Альфонсо.
Чезаре перевел взгляд на улыбающегося юношу. Внезапно его охватила злость. Мальчишка! Молоко на губах не обсохло, а уже встревает в чужие разговоры. И такой радостный, розовощекий! Небось и пудрой–то не пользуется. А вот холеная кожа Чезаре сплошь покрыта мелкими красными пятнышками, от которых ему, пожалуй, никогда не избавиться… Странно – он, знающий, что скоро вся Италия будет лежать у его ног, завидует румяным щечкам какого–то младенца.
– Кажется, вы не очень–то рады видеть меня, – сказал он.
– Напротив! Мы всегда рады видеть тебя, – поспешно заверила его Лукреция.
– Брат мой! Почему вы позволяете супруге говорить вместо вас? – усмехнулся Чезаре. – По–моему, вам следует почаще проявлять себя хозяином положения.
– О! У нас вовсе не такие отношения, – ответил Альфонсо. – Я желаю доставлять только удовольствие своей жене – ничего более того.
– Ах, какой любящий супруг, – пробормотал Чезаре. – Лукреция, нам предстоит провести несколько праздничных дней. Пожалуйста, приготовься к ним. Какие развлечения устроить для тебя?
– Снова праздники! – воскликнула Лукреция. – Сколько можно? Нам с Альфонсо хорошо и без них. Мы охотимся, танцуем, слушаем музыку…
– Не сомневаюсь, у вас есть и другие удовольствия. Положенные всем молодоженам. Тем не менее праздники состоятся. Лукреция, тебе известно, что очень скоро я навсегда расстанусь с кардинальской мантией?
– Чезаре! – Она бросилась ему на шею. – Как я счастлива! Наконец–то сбудется твоя мечта! Ах, дорогой брат, я радуюсь вместе с тобой.
– И готова танцевать со мной на бале, который я собираюсь дать? Или посмотреть, как я насажу на шпагу одного–двух быков?
– Ох, Чезаре… Я не люблю такие зрелища. Они пугают меня.
Он нежно поцеловал ее и привлек к себе. Альфонсо был за его спиной и – как надеялся Чезаре – чувствовал себя лишним.
Тот и в самом деле смутился. Былые страхи внезапно вернулись; по телу пробежала дрожь. Он не мог отвести глаза от них – вот они, брат и сестра, о которых говорит вся Италия. Такие красивые, во многом похожие друг на друга. И все–таки разные. Чезаре стремится к власти, а Лукреция желает быть подвластной. Увидев их вместе, он вспомнил о своих прежних подозрениях. Ему захотелось вырвать Лукрецию из объятий ее брата. Спасти, увезти куда–нибудь и жить с ней вдвоем, без этой порочной семьи.
Он едва слышал их голоса.
– Но не хочешь же ты, чтобы я стоял в стороне, когда другие будут расправляться с быками?
– Ошибаешься, хочу. Очень хочу.
– Дорогая, тебе самой станет стыдно за твоего брата.
– Мне никогда не будет стыдно за тебя. А с этими быками ты рискуешь жизнью.
– Ни в коем случае. Я справлюсь с любым быком. Чезаре повернулся и насмешливо взглянул на Альфонсо.
Затем внезапно выпустил сестру и воскликнул:
– Лукреция! Мы совсем забыли про твоего юного супруга! Смотри, он вот–вот расплачется.
Альфонсо почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Он уже подался вперед, но между ним и Лукрецией стоял Чезаре – широко расставив ноги, держа правую руку на рукоятке шпаги. Альфонсо хотел немедленно обнажить оружие и бросить вызов обидчику, но не мог сдвинуться с места. Словно какая–то дьявольская сила сковала его суставы.
Чезаре улыбнулся и вышел из комнаты. Когда дверь за ним закрылась, к Альфонсо вдруг вернулась вся его храбрость. Он подошел к Лукреции и взял ее за плечи.
– Мне не нравятся манеры твоего брата, – сказал он. Лукреция смотрела на него широко раскрытыми невинными глазами.
– У него слишком много притязаний… Создается такое впечатление…
Альфонсо запнулся. У него были кое–какие вопросы, но он не смел задать их. Боялся навсегда утратить свое счастье. Лукреция обвила руками его шею и поцеловала.
– Он мой брат, – просто сказала она. – Мы выросли вместе.
– Когда он с тобой, ты не замечаешь никого другого. Лукреция прижалась щекой к его груди и засмеялась.
– А ты и впрямь ревнив.
– Лукреция! – воскликнул он. – Разве для этого нет никакой причины?
Она подняла на него глаза. Они были по–прежнему чисты и невинны.
– Ты же знаешь, мне не нужен никто кроме тебя, – сказала она. – Я была несчастна, безутешно несчастна – думала, что уже никогда не буду смеяться. Затем появился ты, и мне показалось, что моя жизнь началась заново.
Он поцеловал ее. Потом еще и еще – с каждым разом все более страстно.
– Пожалуйста, люби меня, Лукреция, – шептал он. – Люби… меня… только меня.
Они опустились на пол, но даже занимаясь с ней любовью, Альфонсо не мог забыть о Чезаре.
Чезаре стоял на арене. Зрители затаили дыхание – этот стройный, красивый мужчина слыл лучшим матадором Рима. Его испанское происхождение сейчас было особенно заметно. Вот он легко изогнулся и отпрыгнул в сторону от мчащегося быка, когда смерть уже казалась неизбежной.
Альфонсо сидел рядом с Лукрецией и смотрел на ее пальцы, теребившие оборку платья. Альфонсо не понимал супругу. Он мог поклясться, что она радовалась скорому отъезду Чезаре, – и в равной степени был уверен, что сейчас не видела никого кроме брата, фиглярничавшего на арене.
Альфонсо тихо шептал:
– Господи и все святые, сделайте так, чтобы он не ушел отсюда живым. Пусть этот разъяренный бык станет орудием правосудия – пусть отомстит за всех тех людей, которые приняли куда более ужасную смерть от руки этого человека.
Санча с холодной улыбкой наблюдала за акробатическими прыжками своего бывшего любовника. Она думала: сейчас… вот сейчас… бык поднимет его на рога, затопчет своими страшными копытами… но не убьет, а только изувечит его, чтобы он уже никогда не смог встать на ноги… чтобы не смог даже подойти к своей Карлотте Неаполитанской. Карлотта Неаполитанская! Много ли у него будет тогда шансов? Ну так пусть же от его красоты не останется и следа, чтобы я могла подойти к нему и смеяться над ним, как он смеялся надо мной!
Были и другие зрители, помнившие о страданиях, которые причинил им Чезаре Борджа, – многие молили Бога о его смерти.
Однако умри Чезаре в тот день – и три человека искренне оплакивали бы его: Папа, который смотрел на него с той же смесью гордости и страха, что и Лукреция; сама Лукреция; и рыжеволосая куртизанка по имени Фьяметта, которая рассчитывала найти у него богатство и неожиданно для себя полюбила его.
К бурному восторгу всех остальных зрителей Чезаре одержал победу. Все его быки были повержены. Он стоял в ленивой позе, попирая ногой голову одного из них, и с безразличным видом принимал аплодисменты толпы. Казалось, сейчас он олицетворял свое будущее. Как будто заранее знал, что с такой же самоуверенной и победоносной улыбкой будет стоять на руинах покоренной Италии.
Папа пригласил к себе сына, чтобы сообщить радостное известие.
– Луи обещает быть великодушным, Чезаре! – воскликнул он. – Смотри–ка, что он предлагает тебе! Герцогство Валанс и солидный доход впридачу.
– Валанс, – задумчиво произнес Чезаре. – Я слышал, это город на Роне. В провинции Дофине, недалеко от Лиона. А доход… сколько, вы говорите?
– Десять тысяч экю в год, – причмокнул Папа. – Весьма приличная сумма.
– Пожалуй. А Карлотта?
– Ты поедешь к французскому двору и немедленно начнешь ухаживать за ней. – Папа помрачнел. – Чадо мое, мне будет не хватать тебя. Наша семья тает на глазах.
– У вас появился новый сын, отец.
– Альфонсо? – поморщился Папа.
– По–моему, в нашем семействе только Лукреция радуется его новому прибавлению, – проворчал Чезаре.
Папа вздохнул.
– Лукреция женщина, а Альфонсо очень привлекательный юноша.
– Меня тошнит, когда я вижу их вдвоем. Папа положил руку на плечо сына.
– Поезжай во Францию, сын мой. И возвращайся с принцессой Карлоттой.
– Она будет моей. А тогда я смогу заявить о своих правах на неаполитанскую корону. Отец, никто не помешает мне взять то, к чему я протяну руку.
Папа глубокомысленно кивнул.
– А если я унаследую трон Неаполя, – продолжил Чезаре, – то какая нам польза от юного супруга Лукреции?
– Не будем заглядывать так далеко вперед, – сказал Александр. – В прошлом я избежал немало препятствий – потому что не пытался воздвигать их.
– Отец, я уже сейчас знаю, как поступить с Альфонсо.
– Не сомневаюсь, сын мой. Но прежде всего нам нужно позаботиться о твоей женитьбе. Мне бы не хотелось, чтобы перед французским королем ты предстал как какой–то нищий оборванец.
– Мне понадобятся деньги.
– Не беспокойся. Мы найдем их.
– У испанских евреев?
– А почему бы и нет? Разве не должны они заплатить за убежище от испанской инквизиции, которое получили у меня?
– Должны… и, пожалуй, с радостью, – сказал Чезаре.
– Ну вот. А сейчас, сын мой, давай подумаем о твоих сиюминутных нуждах.
Внезапно Александру стало грустно. Грустно и немного тревожно. Когда–то он поклялся, что Чезаре навсегда останется в церкви, а вот теперь тот обретал свободу. Александр почувствовал бремя прожитых лет. Он понял, что сила воли, позволившая ему пройти через столько испытаний, слабела с каждым днем. И все больше уступала сыновьей.
И вот все приготовления позади. Золотых и серебряных дел мастера отсыпаются после работы над сокровищами, которые герцог Валансский возьмет с собой в Париж. Римские лавочники избавлены от всех запасов лучшего шелка, парчи и бархата – Его Святейшество не пожалел денег для своего сына Чезаре; лошадиные подковы сделаны из чистого серебра, ослиные сбруи украшены золотом; нарядам и драгоценностям Чезаре нет равных во всей Италии. Даже самые интимные предметы туалета изысканны и пошиты по последнему слову парижской моды. Он едет ко двору французского короля и должен во всем превзойти любого французского принца. Должен стать лучшим из них…
В один из солнечных октябрьских дней Чезаре покинул Рим. В своем бархатном плаще и в шляпе с пером он и впрямь выглядел как настоящий принц. Из–под плаща выглядывал белоснежный расшитый золотом атласный камзол. На нем ослепительно сверкали бриллианты и рубины. Чезаре не хотел, чтобы ему напоминали о его кардинальском прошлом, и поэтому скрыл тонзуру под завитым париком, который очень молодил его – прохожие, разумеется, не могли разглядеть мелких красных пятнышек на его холеной коже, следы перенесенного французского недуга.
Он был уже не кардиналом Валенси, а герцогом де Валентинуа, и итальянцы звали его Валентино.
Папа и Лукреция стояли на балконе и смотрели вслед кавалькаде, удалявшейся по улице Лата. Отец и дочь, сейчас они крепко держались за руки. У обоих по щекам текли слезы.
– Не плачь, моя маленькая, – всхлипнул Александр. – Скоро он вернется к нам.
– Верю, отец, – ответила Лукреция.
– И привезет с собой невесту.
Александр всегда был оптимистом – вот и сейчас не представлял, что Чезаре может подвести отца. Но некоторые сомнения все–таки не давали ему покоя. Что если неаполитанский король откажется выдать дочь за его сына; что если они передоверились лукавому Луи; что если все короли Европы ополчатся на ублюдка Борджа, вздумавшего жениться на принцессе королевской крови? Ничего! Ничего страшного! Чезаре все равно вернется с победой, говорил себе Александр и улыбался сквозь слезы. Сверкавшая в солнечных лучах фигура уезжающего сына казалась Папе воплощением его самого, Родриго Борджа, каким он был сорок лет назад.
С отъездом Чезаре во дворце Санта Мария дель Портико воцарился мир, и молодая чета предалась наслаждениям супружеской жизни. Альфонсо уже не помнил своих прежних страхов – возможно ли было возвращаться к ним, когда Папа во всем старался угодить ему, а Лукреция больше всех на свете любила мужа?
Все говорили о перемене в характере Лукреции. Она почти каждый день выезжала на охоту вместе с Альфонсо, по вечерам устраивала танцы и пышные застолья, которые доставляли столько удовольствия ее супругу, – постоянным участником всех этих развлечений был и Папа. Альфонсо не переставал удивляться его обходительности и благодушию, а тот пользовался любым удобным случаем, чтобы показать, какие теплые чувства питает к человеку, подарившему счастье его дочери.
Лукреция становилась законодательницей моды; женщины не только носили золотистые парики, имитировавшие ее волосы, но и копировали наряды, подражали манере одеваться. А сама она по–детски радовалась, проводя целые часы в римских галантерейных лавочках, а потом объясняя портным, как нужно кроить купленные ткани. Ее видели то в зеленом, то в синем и розовом, то в черном и белом – и все платья подчеркивали красоту юной Борджа, превосходно шли ее матовой коже и бледно–голубым глазам.
Лукреция не уставала веселиться и радоваться жизни. Она как будто почувствовала прилив новых сил. Вопреки всем ожиданиям ее вновь переполняло счастье. По многу дней подряд она даже не вспоминала о Педро Кальдесе, а когда вспоминала, то говорила себе, что их любовь была всего лишь минутной прихотью, которая все равно не выдержала бы таких суровых испытаний. Ее отец оказался прав – как всегда. Она могла выйти замуж только за благородного мужчину. За такого, как ее Альфонсо.
Эти безмятежные дни летели быстро. В декабре Лукреция узнала, что у нее будет ребенок. Вот когда она по–настоящему ликовала – и молилась о том, чтобы ее блаженство всегда было таким же совершенным.
Альфонсо трогательно заботился о ней. Она должна почаще отдыхать, говорил он. Ей нельзя забывать о том бесценном бремени, которое она носит.
– Дорогой мой, у нас еще есть немного времени, – пробовала возразить она.
– У нас появилось величайшее сокровище, и мы должны с самого начала оберегать его, – настаивал он.
Как–то раз они лежали в постели и гадали о том, кто у них родится – девочка или мальчик. Обоим хотелось мальчика.
– Ну конечно, у нас будет мальчик, – нежно поцеловав ее, сказал Альфонсо. – Кто же еще может родиться от счастливейшего брака на земле? Но если будет девочка и если она будет похожа на свою мать, то я все равно буду благодарен ей.
Потом они занимались любовью, а еще позже говорили о тех многих достоинствах, которые нашли друг в друге, и как счастливы были жить вдвоем.
– Как–нибудь я отвезу тебя в Неаполь, – сказал Альфонсо. – Ты ведь не против побыть вдали от Рима?
– Со мной будешь ты, – вздохнула Лукреция, – и там будет мой дом. Но…
Он ласково прикоснулся к ее щеке.