— Ох, Гарри, прости, пожалуйста! — она кинулась обнимать меня, отчего глаза Дадли чуть не вывалились из орбит. — Я завтра же избавлюсь от этого запаха.
— Конечно тетушка. Непременно нужно перестирать все вещи в доме и сделать уборку, поменять обивку мебели и, наверное, переклеить обои. Я надеюсь, мы сможем выбрать новые обои и обивку вместе?
— Милый мой, для тебя — все что угодно! — поправляя мою челку, ответила Петуния.
— Я хочу, чтобы в доме слегка пахло розами, и неплохо было бы посадить пару кустов на лужайке.
— Все будет так, как ты захочешь, дорогой, — соглашалась она с каждым моим словом и мне это очень даже нравилось.
Пора начать писать правила для дома на это лето. Неплохо было бы придумать униформу, в которой семейка Дурсль будет рассекать по дому, выполняя мои поручения. Ну над этим я еще подумаю чуть позже.
— Надо бы сделать семейное фото, — предложил Вернон, прерывая мои размышления.
Мой взгляд сразу же метнулся к фотографии напротив обеденного стола. Два поросенка и тощая свинья — картина маслом, причем сливочным. Не хочу я вот так же висеть в окружении ненавистных мне людей.
— Попозже дядя, — отмахнулся я.
— Зови меня “папа”, — откликнулся он, с воодушевлением глядя на меня.
Вот еще! Звать этот жирный кусок мяса отцом. Нет уж, пусть все будет как раньше.
— Нет, я буду звать вас как и всегда — тетя и дядя, — отрезал я.
— Конечно, милый мой, только не расстраивайся! — запричитала Петуния. — Вернон! Не говори чепухи, не огорчай нашего Гарри, лучше помоги Дадли перебраться в его новую комнату, — с металлом в голосе распорядилась тетя.
— Но я думал сначала перекусить, — заскулил он, тыкая пальцем, смахивающим на сардельку, на сковороду с мясом.
— Это для нашего Гарри, иди уже, пока он окончательно не расстроился! — указав мужу на дверь, Петуния развернулась к плите.
Я взглянул на Дадли. Вся кровь отлила от его физиономии, он так и застыл, переводя ошарашенный взгляд с отца на мать и обратно. Такой беззащитный, подавленный, как брошенный на краю обочины щенок. Очень упитанный щеночек. Вернон вздохнул, провожая взглядом аппетитный бифштекс, и поплелся к выходу. Тетя выключила газ, быстро переложила мясо в тарелку, и посыпала сверху мелко порубленной зеленью. Улыбаясь, она поставила еду на стол и жестом пригласила меня сесть.
Ухватив своего сына за локоть, Вернон тащил его наверх к новой жизни, а я принялся поглощать долгожданный кусок мяса, блаженно улыбаясь и строя планы на завтра. Это будет тот еще денечек!
========== Часть 4 ==========
Следующее утро ознаменовалось знатными криками тетушки. Я по инерции открыл глаза и подскочил, даже раздражает, что это стало моим рефлексом. Вторым моим глупым действием за сегодняшнее утро стал поиск очков, которые теперь покоятся в чемодане в отделе для вещей, которые никогда мне не пригождаются, но выкинуть жалко. После того, как спустя минуту, в мою дверь никто не вломился, я, наконец, понял какой я осел. До меня все отчетливее стали доноситься слова «Дадли» и «вставай» к которым прибавлялись разного рода угрозы, вплоть до лишения еды на неделю. Должно быть это подействовало, так как через пару минут я услышал грузные шаги, проследовавшие в соседнюю комнату. Кузен ночевал в чулане, но вот вещи остались пока что в комнате. По этому поводу у меня созрела еще одна маленькая, неприятная для него, шалость. Ну, или ряд таковых, это я точно еще не решил. Мне тоже нужно было вставать, потому что вчера я уже набросал некоторый план действий, так что и мне предстояло выйти на пробежку, к счастью, для меня, только в качестве зрителя и советчика. Подстегнутый этой мыслью я приободрился и, почувствовав себя бодрым как никогда, встал. Стрелки часов указывали на пять сорок пять. У меня есть пятнадцать минут, чтобы одеться и умыться. На это уйдет минут восемь, не больше, так что я приступил.
-
С самым несчастным видом Дадли стоял посреди холла бок о бок со своим довольным отцом, улыбающимся в усы, а тетя тем временем ходила взад-вперед перед ними и зачитывала вслух тоненькую книжку с видом полководца.
— Доброе утро, — крикнул я с лестницы и помахал семье с самым счастливым видом, так как впервые в этом доме утро для меня было действительно добрым.
— Ах, сынок, доброе утро! — помахал в ответ дядя Вернон.
— Доброе утро, милый, но ты не мог бы немного подождать — я инструктирую наших бегунов о технике безопасности. Как только я закончу, пойду на кухню и приготовлю тебе завтрак, — с легкой улыбкой, но с напускной строгостью сказала тетушка.
— Не утруждайся, тетя, я уверен, что Дадли с удовольствием поможет тебе после пробежки, а дядя приберет в доме и вымоет посуду, — с заботой в голосе и, положив руку на сердце, ответил я.
Дадли сверкнул глазами, в которых читалась откровенная ненависть ко мне и всему моему роду, в том числе к тетушке и дядюшке. Ну конечно, ведь теперь не я, а он, считается подкидышем. Я не смог сдержаться и подмигнул, отчего на лбу его запульсировала венка, которую с этого расстояния, я теперь отчетливо мог видеть. Пора вести счет положительных и отрицательных моментов за день. Пока что только плюсы, минусов я не заметил, даже зрение у меня теперь не минусовое, а это, несомненно, плюс, как бы глупо это не звучало. Тетушка дочитала инструкцию, и наша парочка отправилась навстречу рассвету, сопровождаемая мною.
Ветер приятно трепал мою длинную челку, отчего настроение стало еще лучше, а от того, что рядом пыхтели два жирдяя, издевавшихся надо мной все мое детство, шкала моего настроения выбивала сто из ста. Чтобы не скучно было ни мне, ни родственникам, я протяжно затянул:
— Левой, левой, раз, два, три. Левой, левой… — нечто багровое, на проверку оказавшееся лицом кузена, на секунду высунулось из-за грузного тела дядюшки и метнуло в меня глазами молнию.
Рядом, с такой же томатной рожей, бежал, если переваливание свиных окороков можно назвать бегом, дядюшка. Я сделал круг вокруг них с веселым криком: «Уиии», — и пнул дядю под попец, приказав: «Прибавить ходу!». Дядя послушно ускорился, притянув за собой своего упирающегося сыночка. Было их немного жаль, все же такие резкие физические нагрузки не сильно полезны для здоровья, но мне на это, мягко говоря, плевать, — загнутся ли они после этой пробежки или нет. Спортивный костюм у обоих почти весь пропитался потом, а мы еще даже полквартала не пробежали, нужно было взять дело в свои руки, и я решился.
— На месте стой, раз два, — две тушки, тяжело дыша, встали как вкопанные и, опираясь на колени, поливали асфальт своим потом. Зрелище было то еще, и секунд пятнадцать я наслаждался этим. — Спина прямая, ноги на ширине плеч, тридцать приседаний, время пошло!
Проклиная все на свете, Дадли принялся за выполнение задания, скрепя зубами. Вернон же работал с ожесточенной самоотверженностью, не жалея сил и коленей.
— Ну что, отдохнули? — спросил я, вновь взбираясь на своего «коня».
У Дадли вырвался стон, судя по тому, как вздымалась его грудь, легкие у него сейчас буквально разрывало от тяжелого дыхания. Ничего, братец, это только начало! Пробежав еще половину улицы, я вежливо предложил дяде выполнить серию отжиманий, к чему он немедленно приступил, на пару с сыночком. «Отдохнув» еще десять минут мы все вместе двинулись в обратный путь. Как я и ожидал, на пробежку ушло намного больше времени, чем час. Солнце уже давно встало, когда мы прибежали к лужайке у дома.
— Дядя, верно, что после пробежки положен душ? — спросил я взяв в руки поливочный шланг.
— Да, конечно, — улыбаясь, подтвердил дядя, проследив за моим взглядом. — Наверное, это будет выглядеть не слишком прилично для соседей, но мне жуть как хочется, чтобы ты окатил нас холодной водой из этого шланга.
Долго уговаривать меня не пришлось, и я с радостью открыл кран, спустя пару секунд они уже подставляли свои пузики под струи ледяной воды. Дадли жмурился и пытался увернуться, но дядя крепко держал его за руку. Когда с поливкой было законченно, я снова взял слово.
— Будет не хорошо, если вы зальете ковры водой, тетушка не обрадуется, — с сожалением в голосе сказал я.
Дадли уже верно понял, что каждое мое слово стоит воспринимать как приказ, так что без лишних слов, с обреченностью на лице, он принялся стягивать с себя мокрую футболку, оголяя складки. Мы начали понимать друг друга — это хорошо, очередной плюс в сегодняшнюю копилку хорошего настроения. Кузен, не проронив больше ни слова, поплелся в дом, оставив мокрые вещи на крыльце, а мы с полуголым дядей, встали на аккуратно подстриженный газон и любовались окрестностями, пока елейный голос, принадлежавший Петуние, не позвал нас завтракать.
-
— Посмотри-ка, дорогая, — протягивая газету жене, сказал дядя.
Тетушка, со скорбным выражением лица читала статью, предложенную ей мужем.
— Что там, дядя? Что-то интересное? — спросил я, расправляясь со своей порцией яичницы.
— Недалеко от нас, на пустыре, совершенно убийство. Мальчик, друг Дадли. Написано, что он умер от сильного удара в область груди, но из-за того, что следы на месте преступления вполне обычного размера, полиция теряется в догадках, что за человек мог такое сотворить. Ох, бедняга! — воскликнул дядя. — От удара у мальчика разорвало легкое, и он захлебнулся собственной кровью, ужасная смерть, просто ужасная, — вчитываясь в текст, причитал он.
Вот черт! Я был слишком растерян, чтобы помнить обо всех тонкостях заметания следов. Это мой косяк, признаю, но кто идеален в этом мире? На сегодня прибавилось еще немного работы, нужно сжечь ботинки и, на всякий случай, чемодан, все равно я собирался купить другой, но вот обувь по-настоящему жалко. Пожалуй, просто их спрячу на время. Ну не привык я выкидывать новые вещи!
Все это время, пока мы обсуждали совершенное мной убийство, Дадли не проронил ни слова. Должно быть, смерть его друга не слишком опечалила этого толстозадого ублюдка, хотя может он просто не хочет показывать своей слабости, а может просто терпеть не мог того недалекого блондина. А может просто овсянка, без молока, масла и сахара так на него повлияла. Трудно сделать вывод, глядя на его тупую рожу.
— Тут некролог. Похороны состоятся через два дня, — объявил дядя.
— Нужно обязательно сходить, — вмешалась тетя. — Будет неудобно перед соседями, если мы не явимся, тем более что они с Дадли, как бы это сказать, дружили. Начнут судачить, чего доброго. Придется оставить ему один костюм, чтобы он не появлялся в неприличном тряпье, которое заслуживает, — наливая мне кофе, говорила она.
Я знаю, что кофе в моем возрасте пить вредно, но мне нравится вкус напитка смешанного со сливками и сахаром, а если добавить немного корицы… Все это время в моем мозгу, подобно пчелам, роились мысли и воспоминания. Я пытался вспомнить убийство в деталях, но помнил только собственные ощущения. Внутри меня, словно волна о край скалы, бился океан ненависти с такой силой, что хотелось запустить тарелкой кому-нибудь в голову. Я достал палочку и принялся ее внимательно разглядывать, но ничего нового не увидел, зато на лице Дадли отразилось заметное беспокойство. Вложив ее обратно в ножны, я вновь задумался. Вот он хватает меня за грудки и приподнимает. Меня одолевает страх, как в детстве, когда Дадли вот так же проделывал этот фокус, после того, как его дружки, подобно своре гончих собак загоняли меня в угол. Потом было что-то еще, но я не особо помню. Дальше точно было оглушающее, больше я ничего не произносил. Но я кое-что сделал. Я сосредоточил магическую силу, намереваясь разрезать майку, но вместо этого просто опустил ее, обрушив довольно мощный поток магии на парня. Это стало моей ошибкой. Не единственной, к сожалению. Сейчас я понимаю, что чувствовал силу в руках, но не придал этому значения, очень даже зря. Как будто воздух вокруг меня стал плотнее и тяжелее. Зато потом все резко закончилось, а через пару минут я уже сидел возле остывающего тела. Собственные воспоминания меня не впечатляли, я-то думал, что эмоции от убийства должны зашкаливать, а в итоге какой-то сумбурный набор слайдов. Нет, это определенно должно было быть по-другому. Я же должен был хотя бы что-то почувствовать, но, вместо эмоционального подъема, ощущаю лишь разочарование и апатию. С этим определенно нужно что-то делать.
— Тетя Петуния, дядя Вернон, вы меня любите? — спросил я.
Дадли внимательно следил за реакцией своих родителей, впрочем, как и я.
— Конечно милый, мы тебя любим! — улыбаясь во все тридцать два и светясь от счастья, уверила меня тетя.
— Да, Гарри, мы любим тебя всем сердцем, — подтвердил дядя.
Если бы я не знал, что они находятся под действием подчиняющего заклинания, все казалось бы вполне искренне. Однако со стороны обычным людям может показаться, что мои опекуны находятся под лошадиной дозой сильнодействующих наркотиков, раз признаются в любви ко мне. Да и улыбки через чур широкие.
— Тогда, дорогие мои сумасшедшие, ни на что не обращайте внимания, — спокойно попросил я. — И, по возможности, молчите.
Тетушка с дядюшкой просто продолжили есть свой завтрак, уставившись в одну газету. Я же плотоядно уставился на Дадли, наслаждаясь тем, как он сжимается под моим взглядом. Не спеша, продолжая пить кофе и смотреть на него исподлобья, я обдумывал дальнейшие свои действия. Нельзя его убивать, но так хочется. Определенно, мне нужно немного выпустить пар, прости Дадли. Я наставил на него палочку и произнес: «Титилландо». Лицо кузена покраснело, глаза выпучились, рот открылся и спустя пару секунд он катался по полу и пронзительно верещал, словно поросенок. Дадли очень боится щекотку, так что это для него очень хорошее наказание просто за то, что он существует. Прежде чем он не лишился голоса от непрерывного смеха, я наколдовал ему поросячий хвостик и уши, как учил меня Хагрид. Вышло просто уморительно! Это зрелище вызвало у меня легкую улыбку, но отнюдь не развеселило, так что я решил прекратить его страдания и вернуть первоначальный облик. Теперь на полу лежала толстая, тяжело дышащая гусеница, то есть Дадли, как он есть. Скукотища! Тяжело вздохнув, я встал из-за стола и сказал на полном серьезе:
— Я иду гулять, к моему приходу, чтобы в доме не воняло лавандой, и обои переклейте! — задача почти невыполнимая, но кто знает, может справятся.
Направляясь к выходу, я слышал, как тетя Петуния пыталась спросить меня о том, куда я иду и когда вернусь, но я не собирался отчитываться. Вот такой я не хороший!
-
Косой переулок. Банально, но куда же мне еще идти? Просто бесцельно бродя от магазина к магазину, я все время чувствовал на себе чей-то взгляд, но как только я оборачивался, это ощущение пропадало. Не знаю почему, но это меня тревожило, хотя может у меня просто развивается паранойя. Не хотелось бы пойти по стопам Аластора Грюма. Ну вот, опять, кто-то пялится мне в спину! Оборачиваюсь и вижу кота. С виду обычный серый кот с зелеными глазами и белой грудкой, все бы ничего, но мой пес просто рвет мышцы на груди, и, клянусь Морганой, я слышу в голове его рык. Кот смотрел мне в глаза и принюхивался. Судя по движениям его хвоста он о чем-то размышлял или что-то обдумывал. Ты уже тоже догадался, что это анимаг, я прав? Насмотревшись на меня вдоволь, он развернулся и побрел в сторону Лютного переулка, я наблюдал. Пройдя пару метров он остановился и обернулся. Поняв, что я за ним не последовал, он пронзительно мяукнул и пошел дальше. В принципе, планов на сегодня у меня все равно не было, так что я пошел следом.
Держа хвост трубой, кот размеренно перебирал лапами, изредка оборачиваясь. Татуировка меня больше не беспокоила, это я расценил как знак доверия к анимагу. Мы петляли минут пятнадцать, а может и больше. Трудно следить за временем, когда следить за ним нет никакого желания. Поворот, еще поворот, спуск, подъем, снова поворот и… тупик? А где собственно кот? Я обернулся вокруг своей оси, но от этого кот не обнаружился. Вот же мелкий засранец!
— Лихо ты его приложил, — раздался за спиной старческий голос.
От неожиданности я вздрогнул, будто маленькая девочка. Не ожидал я услышать кого-либо здесь, оборачиваться не спешил, трусил, если честно. Голос хоть и принадлежал старику, но звучал довольно грозно, я, так сказать, впечатлился и не решился посмотреть ему в глаза.